Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вам будет угодно, господин президент. — Прокурор снова повернулся к Лоренце: — В каких отношениях вы были с д'Эскоман?
— У нас не было никаких отношений. Мы здоровались, обменивались незначительными фразами о погоде, о цветах в саду. Обычные любезности для живущих под одной крышей.
— Вы не говорили о том, что происходило в доме? Или о самой госпоже де Верней?
Лоренца посмотрела на прокурора с неподдельным изумлением:
— Не понимаю, как это могло случиться. Никогда не видела, чтобы гость обсуждал хозяина с его слугами. Мадемуазель д'Эскоман всегда была очень мила, всегда любезна и готова оказать услугу. Признаюсь, что я жалела ее... и жалею сейчас.
— По какой причине?
— Посмотрите на нее, господин прокурор. Она маленькая, хрупкая, жизнь никогда не баловала ее и не балует до сих пор!
— Кто в этом виноват? Никто не вынуждал ее возводить немыслимые обвинения против тех, кто давал ей кусок хлеба и кров!
— Никто. Кроме ее совести, может быть?
Эти слова нечаянно сорвались с языка Лоренцы. Воцарившаяся после них тишина сделала их особенно значимыми, она поняла, что ступила на скользкую почву, но пути назад не было. Ла Гед уцепился за них с нескрываемым удовольствием.
— Совести, вы сказали? Значит, вы считаете, что она права?
— Я не берусь судить, права она или не права. Каждый человек сам себе хозяин. Прав он или заблуждается — это его дело. А я большую часть времени в Вернее проводила в обществе мадам д'Антраг, она мало интересовалась политическими веяниями, зато очень заботилась о благе кустов и цветов.
Прокурор молчал, ища новую возможность подобраться к Лоренце, и вскоре нашел ее.
— Вам случалось видеть Равальяка у госпожи де Верней? Полагаю, вы знаете, о ком идет речь?
— Об убийце нашего доброго короля! Но я никогда его не видела.
— Как это никогда? — возмутился Ла Гед. — Надеюсь, ваше заявление — не насмешка над судьями?
— Ни в коей мере. Но ведь для того, чтобы понять, видела я его или нет, нужно знать, как он выглядел.
— Но Равальяка видели все! Не говорите мне, что вы не присутствовали ни на суде, ни на казни!
— Я не была там, — холодно заявила Лоренца, глядя прокурору прямо в глаза. — Я не страдаю нездоровым любопытством. Мне достаточно было знать, что он убил нашего короля... Зрелище разорванного на куски убийцы не умерило бы моей скорби.
— Вы не француженка по рождению! Такая скорбь с вашей стороны мне кажется преувеличенной.
Лоренца позволила себе роскошь стать язвительной.
— Думаю, вы не решитесь сказать такое Ее Величеству королеве, которой я довожусь крестницей! Но я бы послушала, что она вам ответила бы. Я искренне любила короля Генриха, потому что он был добр ко мне. А француженкой я стала, господин прокурор, благодаря моему замужеству, и не просто француженкой, а баронессой де Курси. У нас, — продолжала она, выделив слово «нас», — преданность королю никогда не скудела и не оскудеет. И отныне мы готовы верой и правдой служить Людовику XIII, нашему юному государю.
— Достойные слова! — послышался громкий голос барона Губерта.
— Хорошо. Допустим. Но мы удалились от главного. Если вы почти что не знали д’Эскоман, как случилось, что она, едва выйдя из тюрьмы, еще до смерти короля подошла именно к вам на мосту перед Лувром? Чего она хотела от вас?
— Она хотела, чтобы я провела ее к королеве, которую она собиралась поставить в известность о заговоре, грозящем смертью ее супругу.
— И что вы ей ответили?
— Что это невозможно. Она думала, что, если я принадлежу к кругу придворных дам, то могу провести во дворец...
— Неведомо кого...
— Любого, кто обратится ко мне с просьбой, — закончила молодая женщина. — Но мы не успели закончить разговор. Стражники подошли к ней и ее арестовали.
— Полагаю, вы узнали, по какой причине?
— Узнала, к своему огорчению. Не имея возможности прокормить своего ребенка, которого ей вернула кормилица, она оставила его на Новом мосту.
— На милость мошенников и воров со Двора чудес, которые сделают из него еще одного воришку!
Как претил Лоренце издевательский тон прокурора, равнодушного и бессердечного человека! И она тоже задала ему вопрос:
— У вас есть дети, господин прокурор?
На лице прокурора появилась презрительная улыбка.
— Разумеется. Но я не вижу, к чему...
— А вы знаете, что такое настоящая нищета, когда в доме нет ни единого ливра, и ты не можешь дать куска хлеба ребенку, который плачет и будет плакать до тех пор, пока хватит его слабых сил?
— Нищие просят дать им кусок хлеба. Что ей мешало стать такой же нищенкой? На церковной паперти ей бы помогли. Но она выбрала подлое решение, которое закон карает смертью.
— Не так просто присоединиться к нищим, господин прокурор. По крайней мере, на церковной паперти. Они все принадлежат к особому братству, и бедная женщина не могла бы безнаказанно нарушить их законы. Беззащитный ребенок скорее пробудит жалость.
— Откуда вы все это знаете?
— Господин прокурор, — вновь вмешался президент де Арлэ. — Не придирайтесь по мелочам. Мы сами все прекрасно знаем о нищих. Продолжайте.
Ла Гед недовольно передернул плечами и вновь повернулся к молодой женщине:
— Но вы поддерживаете эту женщину? Как мне передали, вы подали ей щедрую милостыню.
— Вам солгали. Я ничего ей не подавала. Я вручила некоторую сумму офицеру для того, чтобы в тюрьме ее прилично содержали.
— Возможно, что и так. Но вы не ответили на мой вопрос. Вы поддерживаете эту женщину?
— Я восхищаюсь ее мужеством и жалею от всего сердца!
— Я не об этом вас спрашиваю!
Президент взял лежащий перед ним деревянный молоток и несколько раз ударил им по столу.
— Мы удовлетворены! Суд благодарит вас, госпожа де Курси. До свидания.
Президент слегка поклонился. Лоренца, прощаясь, присела. Но прежде чем удалиться, спросила:
— Простите, господин президент, могу ли я вернуться в Курси? Или вы считаете, что я вам еще понадоблюсь?
— Нет, вы можете ехать, — ответил он с улыбкой. — Вы можете ехать. Еще раз благодарим вас.
Лоренца подошла к своим, которые ждали ее в глубине зала. Губерт предложил ей руку, и, когда она оперлась на нее, он ласково похлопал нежную ручку Лоренцы.
— Браво! — прошептал он. — Все прошло великолепно... Но вам повезло, что заседание ведет де Арлэ.
— Он президент, и мне кажется, что так и должно быть, — вмешалась Кларисса.
— Сейчас все не так, как должно быть. Ла Гед ведь не главный прокурор, он ставленник двора, и я бы ничуть не удивился, если бы ему удалось избавиться от де Арлэ!