Князь оборотней - Илона Волынская

— По-разному бывает, — неопределенно отозвалась Аякчан и почему-то потерла бок, точно вдруг заболели давно сошедшие синяки на ребрах. От ударов твердой наставнической пяткой.

— Так кто мог отобрать духов? — нетерпеливо переспросил Хадамаха.

— Другой шаман мог — если сильнее оказался. На шаманский поединок вызвать на Великую реку и духов отобрать или вовсе погубить. Кто на Великой реке проиграл, тот в Среднем мире всенепременно помрет. Только если ты на Канду думаешь — как бы он Ночью на Черную реку вышел?

— Канда — точно белый шаман? Ты же сам говорил, что-то с ним не в порядке! — неуверенно спросил Хадамаха.

— Был бы он черный, все бы с ним было в порядке, черный — он черный и есть! — проворчал Донгар. — А он — белый. С которым что-то не в порядке.

— Может, мы зря так упираемся в Канду? — задумчиво начал Хакмар. — Если он просто не мог добраться до шаманов, то, может, это и не он? А какая-нибудь из дочек Эрлик-хана… других дочек… — покосившись на Аякчан, уточнил он. — Развлеклась по собственной инициативе? Донгар, инициатива — это…

— Ай-ой, а я знаю! Когда девушка сама обниматься лезет, а не ждет, пока парень ей подарки дарить начнет и в хороводе выберет.

— Ну-у… Почти правильно, — пробормотал Хакмар.

— Шаманы те, они ведь уже немолодые были. Не пошли б они к Эрликовым дочкам, а те б их и ловить не стали! Дочки Эрлик-хана учеников заманивают да молодых шаманов. — Донгар тоже покосился на Аякчан и тоже добавил: — Другие дочки… Взрослые шаманы — сильные, богатые, их в племени уважают, за них любая пойдет. А ученик шамана что? Голодный, холодный, одежонка старая. Ни танцев от него, ни подарков, по лесу бегает, от духов в голове вовсе с ума сходит. Кому такой нужен? Девчонки не любят молодых шаманов, девчонки любят охотников. Вот и шалеют молодые, когда Эрликовы дочки пальчиком поманят — хоть и когтистым. — Тощая физиономия Донгара стала несчастная-несчастная, аж щеки еще глубже провалились.

Тонкие руки обвились вокруг шеи Донгара, и нежный голосок, щекоча жарким, слегка пахнущим кошкой дыханием, шепнул прямо в ухо:

— Господин шаман желает… чего-нибудь?

— А-а! — с коротким воплем Донгар свалился с бревна… и в ужасе уставился в круглое личико молоденькой тигрицы.

— Это не дочь Эрлик-хана, — успокаивающе сказал Хакмар. — Просто девушка…

— Инициативная, — вставая, произнесла Аякчан. — Она, сдается, не против молодых шаманов. Пошли, Хакмар. — Она потянула кузнеца за рукав. — Погуляем… Хадамаха, ты с нами идешь или будешь здесь сидеть… третьим лишним?

Аякчан одарила таким взглядом, что Хадамаха понял: если он сейчас же не встанет и не уйдет, позволив ее шаманскому мужу иметь земную личную жизнь, ходить ему с паленой шерстью. Хадамаха нехотя поднялся и поплелся за ними.

— Получается, Канде выгодно все, что произошло в здешних лесах, но не такой он могучий шаман, чтобы это проделать? — продолжала рассуждать Аякчан, идя рядом с Хакмаром и оглядываясь на Хадамаху, слышит ли он. — А Эрликовы дочки… или другие духи… зачем им? Здесь же не Столица, не Зимний дворец… всего пара стойбищ…

— Духи — они вроде жриц? Любят дворцы, а про стойбища вспоминают, только когда пора подати собирать? — поднял брови Хакмар.

Ответить Аякчан не успела. Они завернули за амбар, в котором поселили крылатых. Тень амбара скрыла их от глаз тигров-сторожей.

— Ребята, вам можно доверить самое дорогое? — перебивая очередную перебранку, спросил Хадамаха.

Аякчан и Хакмар дружно замолчали (драка и молчание — ничего больше у них дружно не получается!). Аякчан заинтересованно спросила:

— Что доверить? — И даже слегка закраснелась, точно в ожидании тайн.

— Ну как что — штаны! — деловито сообщил Хадамаха и начал решительно раздеваться. — Если придется у тигров запасные просить, меня отец прибьет! Хочу послушать, о чем у этих двоих разговор пойдет.

— Недостойно истинного егета подслушивать чужие личные разговоры! — возмутился Хакмар.

— Я не егет, я стражник, — стягивая рубаху, отозвался Хадамаха. — И моя стражницкая интуиция говорит — надо послушать.

— Ты печенкой чуешь, что эта тигрица нашего Донгара плохому научит? — насмешливо поинтересовался Хакмар.

— Печенку я у оленя чую — вместе со всем оленем. Стражницкая интуиция — это не значит подслушивать, когда чуешь плохое. Стражницкая интуиция — подслушивать всегда, а если случится плохое, то ты уже наготове! — Хадамаха сунул груду одежды Хакмару в руки. — Вы в ответе за штаны, которые вам доверяют!

Тихо и бесшумно, так, что, казалось, его лохматую тушу по воздуху несет, здоровенный черный медведь перекатился через открытое пространство за амбаром и в два прыжка достиг кромки леса. Стараясь не шуршать в подлеске — а то еще тигры за мышку примут, доказывай потом, что ты мишка! — он пробирался поближе к бревну, у которого застыли две фигуры: тощая мальчишеская и кругленькая, хоть и грациозная, девичья. Тигришки — они худые не бывают.

«Сдается, ничего важного я не пропустил», — устраиваясь в кустах, подумал медведь и ухмыльнулся во всю клыкастую пасть. Тигрица Тасха опустила голову и потупила глазки, но медведю отлично было видно, как она поглядывает на сидящего на земле Донгара.

— Можно я сяду, господин шаман? — наконец робко шелестнула девушка.

Донгар судорожно кивнул. Она уселась на поваленный ствол, чинно сложив на вышитом фартуке ручки, слишком маленькие для тигрицы. Донгар уставился на эти нежные руки — точно в дым над костром, в котором надеешься разглядеть свою судьбу. Над носом прячущегося в кустах медведя с тонким звоном закружил первый, еще совсем сонный комар. Медведь умилился — ах ты, ранний комарик! Считай, весна пришла!

— А можно вы тоже сядете, господин шаман? — уже менее робко предложила Тасха.

Донгар вскочил. Отряхнул штаны, больше размазав, чем убрав грязь, потоптался и, наконец, сел на поваленный ствол в длине копья от девушки. Помолчали. Девчонка подождала. Комар укусил медведя в нос. Медведь комару умиляться перестал.

Тасха проехалась попой по стволу, подсела ближе. Донгар, шелестя штанами по мокрой коре, отъехал подальше. Девушка подвинулась еще. Донгар отодвинулся на самый край. Тасха вздохнула и пересела совсем близко. Донгар рванулся… и снова шлепнулся на землю.

Девушка поглядела сверху вниз на сидящего на земле шамана:

— Вам там удобно, господин шаман?

— Д… да! — поджимая ноги, точно боясь, что тигрица захочет утащить одну, пробормотал Донгар. Вид у него был совершенно дикий. — На земле, того… К земле ближе.

«Логично, как сказал бы Хакмар!» — медведь в кустах перестал тереть укушенный нос и ухмыльнулся снова.

— Для шаманства хорошо, — снова выдавил из себя Донгар.

— Вы почти ничего не ели, господин шаман, — стеснительно пролепетала Тасха. — Хотите я вам супа принесу? — она аж привстала в готовности вскочить и бежать.

— Нее-ет! — отчаянно завопил Донгар — видно, представил, как она снова кормит его из своих нежных ручек. Супом. — Я… мало ем. Мало есть — хорошо. Для шаманства.

— Господин — большой шаман, — согласилась девушка.

Возражать, что он лишь ученик Канды, Донгар не стал — не то у него, видать, было настроение.

— Если господин не сочтет за неуважение… просьба к господину, — перебирая края кожаного фартука тонкими пальчиками, выдохнула Тасха.

На физиономии Донгара отразилось что-то вроде надежды — как у узника при виде неожиданно поднятой решетки над ямой. Просьба — это было понятно.

— Мой брат… Куту-Мафы… — верно приняв молчание «большого шамана» за согласие, продолжила девушка. — Он в поход с Золотой тигрицей шел, когда они с вами встретились. И не вернулся.

«Умгум, значит, тигр, который рассказал, что крылатые Белого похитили, — ее брат», — глубокомысленно заключил медведь.

— Не могли бы вы…

— Я много чего могу, однако, — подбодрил ее неожиданно раздухарившийся Донгар.

— О, так вы согласны! — радостно вскричала Тасха и вскочила. — Так пойдемте же, пойдемте! — она протянула руку, точно собираясь поднять Донгара с земли.

— Куда? — Донгар на всякий случай шарахнулся от этой протянутой руки.

— Ну-у… В лес, — водя подошвой пушистой, как тигриная лапа, унты по земле, сказала девушка. — Вы же согласились…

— На что? — по-паучьи перебирая руками и ногами, Донгар еще и отполз на всякий случай.

— Покамлать для меня… — с нежным придыханием сказала Тасха и впервые поглядела на Донгара в упор. — Чтобы нашелся мой брат. Бедной девушке тяжело одной, совсем без мужчины в чуме, — томно добавила она. — Пойдемте в лес, господин шаман.

— А… тут разве нельзя? — поднимаясь с земли, пробормотал Донгар.

— Тут — нельзя, — твердо сказала девушка. — Тут увидят.