Император Сухоруков - Василий Кленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ага, разбежался! — хмыкнул Червяк, голос которого вновь наполнился желчным удовольствием. — Сам давай!
— Да где ее взять-то?
— Земли, как грязи! Вокруг всего Крыла! Ей даже никто не пользуется.
— Ты про ту, что под паром? Так это истощенные поля, которые ничего не родят! К тому же, вся земля между родами поделена — это всё их участки!
— Ну! Вот! — Желтый Червяк снова глумился надо мной. — Но это же земля? Так что тебе еще нужно?
— Издеваешься? — разозлился «император». — Как я ее заберу? Как она прокормит людей храма?
— Согласись, удобно быть дурачком? — ответил идол вопросом на вопрос. — Приходишь к богу, разводишь ручками: вот, господи, ничего-то не получается! Сделай всё за меня! А богу не нужны дурачки-нахлебнички. Богу умные и деятельные нужны!
Опять он за своё. Ненавижу, когда бог прав!
— Иди давай! — негромко рявкнул Червяк и обдал меня теплым дыханием, толкая в сторону ворот.
И я пошел. Пнул в сердцах по створке, забыв, что легкие сандалии — плохая защита от пинания по брёвнам.
— Сука! — прорычал я.
Червяк не отозвался. Логично. Придется идти в сказку и решать задачу не по-сказочному.
Неиспользуемой земли вокруг Крыла, действительно, было много. Очищенная от леса целина давала четланам высокие урожаи три-четыре года. Потом еще года три можно было «выжимать» остатки, после чего земля «не родила». И крестьяне переходили на новый участок, а прежний оставляли под паром. Порой, лет на десять — пока не вырастет новый подлесок, который можно спалить.
Беда в том, что новых участков вокруг Крыла уже не было. Крестьянам приходилось уходить всё дальше, но и там новой земли почти не найти. Приходилось рассчитывать только на двуполье. Только вот с каждым кругом земля становилась беднее и беднее.
«Но они и такую не отдадут, — вздохнул я. — За каждый участок в бой пойдут».
Каждая семья обрабатывала отдельный участок, однако, вся земля принадлежала роду. Это, как в любой общине, по обе стороны Атлантики… Ну, или Тихого океана — без разницы. Вожди распределяли землю, перекраивали участки, если людей в роду становилось много или, наоборот, мало. Даже отнимали, если какая-нибудь семья накосячила.
Земля. Мерило всего.
И меряют ее треклятые вожди! Значит, что? Значит, мне опять нужно собирать совет и портить карму руганью с главами родов! Чтобы выклянчить кусочек хотя бы самой завалящей земли…
А потом думать, как сделать ее пригодной для прокорма людей.
Спасибо тебе, Змеюшка, дорогой! Удружил, бог недоделанный!
Глава 19
О палках-копалках и конях необъезженных
— Где Кочи?
Пятеро вождей хмуро смотрели на меня и молчали. Глава рода Волосатого Человека не пришел, как и грозился, и не их дело вызнавать причины отсутствия и отчитываться перед каким-то… Понятно, в общем. Я оглядывал злые лица и понимал, что за минувшие сутки прошел ни один раунд «кулуарных переговоров» по поводу клина земли в горах. И ни к чему эти переговоры не перевели.
«А не пора ли уже как-то разобщить эту антивладычную фронду?».
— Печально, что Кочи считает свои личные дела важнее ваших. Можно подумать, что он себя считает выше остальных вождей.
Зерно посеяно. Пусть теперь думают не только о том, как не любят меня, но и о том, какой плохой Кочи. Он-то им ничего плохого не сделал, но я показал, в какой более выгодной ситуации оказался один из них. А таких обычно не любят.
— Славные вожди!
«Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие»…
— Золотой Змей Земли и его храм нуждаются в земле. Нам нужно передать во славу бога участок, пригодный для пяти очагов.
Вот так. Есть «мы» — я и вожди, и «он» — храм. «Мы» — хорошие, «он» — плохой. Я откровенно подставлял Медработника, и мне было слегка стыдно. Но именно таков и был наш с Червяком план: сталкивать чужие лбы и оставаться в стороне.
— Я понимаю, что эта жертва чересчур высока, но мы можем отдать храму самый свежий пар — совсем бесплодную землю. Тэйтельтуц, может быть, у твоего рода найдется ненужный участок?
— Своих кровников обобрать хочешь… владыка?! — обычно сонный старик из рода моей матери даже помолодел от гнева и жадности.
Вся пятерка посмотрела на меня осуждающе. Действительно, обобрать своих ради общего блага — в моем мире такой популистский шаг смотрелся бы выигрышно. Но здесь наоборот. Здесь высшая ценность — тащить всё в свой род. За это тут не осуждают. И за это я родовые порядки и ненавижу!
— Прости меня, отец! — это я в широком смысле слова сказал «отец», как бы признавая его главенство над собой внутри рода.
— А ты, славный вождь? — обратился я к пузатой бочке — вождю Похаки. — В роду Каменного Жука ведь много земли. Не сделаешь богоугодное дело?
— Владыка! — затрубил низко толстяк. — Почто губишь людей! Детушек малых без еды оставляешь — на верную смерть обрекаешь…
— Да я же говорю о земле, что под паром! — разозлился я. — Вы ведь на ней ничего не сеете, и сеять еще много лет не будете!
— А когда придет нужда? — заорал Похаки. — Когда нынешние поля оскудеют! Так и придет конец всему моему роду!
«Ага, прям всему», — еле сдержался я и помолчал, пока вождь окончательно выдохнется.
— Так чьему же роду выпадет честь дать немного оскудевшей земли в дар богу? — спросил я в образовавшейся, наконец, тишине.
Теперь оставалось ждать, когда же брошенное семя даст всходы. Почему мы должны отдавать свои бесценные земли, когда кое-кто вообще не пришел на совет? Кое-кто думает, что можно вообще за свою землю не бороться? Разве это справедливо?
— А ведь в роду Волосатого Человека очень много земли, — неуверенно произнес престарелый Тэйтельтуц.
— Верно! — словно бы удивился новизне этой мысли Похаки, а Цуичи согласно закивал, будто и не было лютой вражды между Каменными Жуками и Трехвостой Звездой.
Вожди забубнили согласным хором, о том, что земли Волосатых как раз так близко к храму расположены, да и участок в пять очагов — с них и не убудет…
Зерно проросло!
— Совет! — обратился я официально. — Согласны ли вы, что участок земли для храма нужно взять у рода Волосатого Человека?
Совет был согласен. А нечего считать себя выше прочих и не ходить во дворец, когда все остальные ходят!
Только я еще не закончил.
— Совет принял решение, — объявил я, даже встал для весомости. — И я его
