Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник) - Сергей Лукьяненко

А потом е-медуза завибрировала, все мельче и мельче, словно от бешенства, как каптерщик, у которого бойцы свистнули невероятно нужные ему швабры – для игры в конный бой… и вдруг лопнула, во все стороны полетели ошметки. И эти кольца тоже. Ребята наши как бешеные карабкались вверх, но я видел, что одно из колец пролетело через Лучко. Я думал, он прямо сейчас помрет – разгерметизация, сквозное ранение, – но обошлось.

Никитский и Лучко поднялись наверх довольно скоро, и оба доложили, что в порядке, хотя искупались прилично, утянуло вглубь чуть ли не на тридцать метров, уже и шлемы затрещали…

Может, мне что-то показалось? У людей же в глазах бывают оптические эффекты из-за дефекта, глазное дно надо проверить.

Никто из нас не собирался насчет этих колец разглагольствовать, даже о медузе особо разговор не склеился. Мы ведь не ученые, получили информацию об этой твари, и ладно; никакой особой красоты в ней не наблюдалось; лопнула, значит, так нужно было; и вообще сейчас не до нее.

Мы пробивались сквозь лед, выискивая разлом Марино; одно мучение, если честно, слои все рыхлые, не закрепиться и не вгрызться. Лед вдобавок пятнистый, как камуфляж, – за счет сульфата магния, вынесенного из океана. По счастью, краба своего отыскали: весь помятый, в царапинах от кусков силиката, но жив курилка, функционирует, клешнями щелкает. У него есть режим движения сквозь рыхлый лед – не распиливая, а разгребая его, тогда клешни элегантно становятся ластами.

Прежде чем попасть в любимую трещину, обнаружили мы человека.

Прямо в толще рыхлого льда, чьи иглы были мало похожи на то, к чему люди привыкли на Земле. Если точнее, труп исследователя с «Европы-1» Иона Петреуса. Поскольку он был гляциологом, то удачно двигался к разлому по этой рыхлятине, используя своего краба, несколько менее мощного, чем наш. Немного не дошел. Причем по внутренним причинам, а не по внешним.

То, что он покинул станцию несанкционированно, было ясно уже по информации с его персонального чипа, там никаких сведений о разрешенном выходе.

Сдается мне, то, что стало причиной его смерти, очевидно, и побудило его уйти.

Шлем Петреуса был залит кровью изнутри, сейчас она стала льдом ржавого цвета. Его скафандр был прорван в нескольких местах, как и его кожные покровы. Сперва мы подумали, что внутрь серная кислота попала, иногда ее волна Россби целыми бульбами наверх выносит. Сквозь разрывы скафандра и кожных покровов было видно, что внутренние органы потеряли форму и структуру, обратившись в комья слизи. На месте сердца виднелась гроздь остроконечных пузырей, оплетенных блестящими в свете фонаря слизневидными тяжами, – на удивление, они не замерзли, словно были пропитаны антифризом. Нет, не серная кислота. Этот человек стал жертвой инфекции или инвазии и умер от неизвестной нам болезни.

Вскоре после этой встречи Лучко первый раз потерял сознание.

Единственное, что нам сейчас оставалось делать, – это направиться к «Европе-1».

3. ЧП возле Юпитера

Я прошел через шлюз в испытательный блок биолаборатории № 7 – как раз нерабочая смена была. Оказалось, что шлюзование ни много ни мало пятиминутная процедура. Большую часть времени робоконтроллер определял, не несу ли я сам биологической опасности, в том числе каков у меня уровень адреналина и есть ли воспаление десен. А для этого пускал лучики мне в глаза, выискивая маркеры болезни в кровеносных сосудах сетчатки, и просил широко зевнуть.

Ладно, вытерпел. Пропуск мне, кстати, Шайна Гольд оформила – как я понял, седьмая лаборатория целиком под «Де Немуром» лежала. И если уж я понадобился, то, значит, там техника моего профиля очень далека от ажура.

Внутри было в основном население из крыс и кроликов, у которых в условиях несколько пониженной тяжести вырастали огромные и разноцветные (за счет генной модификации) уши. Пара крыс мне сразу не понравилась, не потому что грызуны, а оттого, что какие-то вздутия у них на боку – это, впрочем, можно объяснить тем, что эти бедняги недолго живущие.

Ладно, мое дело получить низкоуровневый доступ и наладить нейроинтерфейсы. Исследователи работают с биоматериалом, что живым, что мертвым, с помощью манипуляторов, зондов, сканеров. Значит, нейроинтерфейсы должны выдавать оптическую, осязательную, обонятельную информацию, ничем не отличающуюся от той, что выдают обычные органы чувств. Правда, с добавлением того, что обычные органы чувств не выдают. Например, информацию, полученную при изучении материала на молекулярном и атомарном уровне, должны сделать чувственно постижимой для человеческого мозга.

Втыкаю нейрокабель в разъем, установленный в районе моего пятого шейного позвонка, – я обычно ношу на шее стильный платок, чтобы не пугать детей. Сперва прогоняю тестовую информацию, выводя ее через нейроинтерфейс на зрительные нервы.

Я как будто в темном, запыленном, но большом пространстве, лечу по неоновым трассам, пронизывая кубы и параллелепипеды – то есть массивы данных, просвистываю через фрактальные ажурные конструкции – объектные коды программ, пробуриваю скальные породы – низкоуровневый код операционной системы.

Примерно треть программного кода не работает, это сразу заметно по цвету и виду виртуального пейзажа.

Времени у меня в обрез, а код тут преимущественно вшитый на аппаратном уровне. Сейчас буду менять платы NanD-памяти в том красивом металлическом шкафу с мигалками, в котором трудно признать компьютерный разум. Скорее, похож он на навороченный кухонный комбайн. Старые платы – в ведро, свежие достаем из морозной емкости, выглядящей как чемоданчик-«дипломат». Так, первичный тест прошел, загрузилась новая копия самонастраивающейся операционки; вообще-то ее ядро я взял со своих интракорпоральных накопителей, которые почти ничем не отличаются от липосом жирового слоя. Новая операционка без воплей «даешь», но по-быстрому забрала все функции у прежней. Это ОС Зельда 2.0, которая отзывается и на прозвища, и на ласку.

– Зельдочка, милая, восстанови непрерывность памяти по фрагментам и копиям.

– Как скажешь, дружок. – Хорошо, хоть не папочка.

Теперь возьму беднягу-крысу на прицел, наведу на нее тубусы сканеров, протестирую сопряжение «машина-мозг». Программа визуализации делает шкурку зверька прозрачной, затем подключаются осязательные центры моего мозга. Я сенсорно в кровотоке крысы чувствую вязкость жидкости и легкое покалывание от эритроцитовых дисков, вижу заросли мышечных волокон… Уже ощущаю отдельные клетки, на моих пальцах словно катаются шарики белковых глобул. Эти клубочки раскручиваются, теперь чувствую тоненькие вибрации водородных связей и гудение вандервальсовых, ощущаю структуру гидроксильных и карбоксильных групп, как «уголки» и «зигзаги».

По просьбе Зельды поменял еще три платы памяти… те, которые вытащил, будто несколько склизкие на ощупь; все же живет тут некая плесень.

После замены последней платы у меня появились права суперпользователя. Зельдочка не сплоховала, хоть я и не просил. Если честно, ее лишний раз просить не надо; не могла она сплоховать, потому что является Зельдой-Х, самопрограммирующейся системой с хорошими аналитическими способностями и возможностью полностью заменить свою сестру Зельду 2.0, не уронив ни одного приложения, не потеряв ни одной базы данных. Настройку ей делали ребята из камышловской группы боевых хакеров, именующихся «гармонисты».

И что в итоге? Я заглянул в систему учета входящих биоматериалов, а там нашлись записи, поступавшие от пятого, шестого и девятого ленточных зондов, тех, что занимались изучением атмосферы Юпитера. Целых двенадцать полноразмерных видеозаписей примерно месячной давности – то есть их, конечно, подчищали, но не слишком удачно, по крайней мере для моей операционки. Поэтому Зельда смогла их восстановить…

Шестой зонд фиксирует в атмосфере Юпитера, уровень «– 50 километров», нитевидные образования, которые словно атакуют его. Если точнее, они выглядят как клубки нитей или даже перекати-поле, в середине которых наблюдается нечто похожее на гроздь пузырей. (Может, те же скопления пятен, которые я засек в озере Небесного Спокойствия, только крупным планом?) Дистанции до объектов – а их было несколько – все время менялись, бывало так, что и совсем рядом… ноль расстояния. Клубки нитей шевелятся, как живые. А если они и на самом деле живые?

Возвращенный зонд был покрыт плесенью, особенно его «щупальца», утыканные глазками сенсоров, – я видел пятнистый налет розовых и сиреневых оттенков…

Без сомнения, вместе с зондом на станцию попали образцы чужой жизни.

А ведь служба ксенобиологии, к которой, кстати, относится моя новая подружка Шайна, никак не отреагировала на этот скандальный или, может быть, сенсационный акт. Точнее, попыталась стереть данные со всех носителей. Однако не учла, что система учета входящих биоматериалов имеет автоматический доступ на все зонды и копирует записи, если фиксирует что-то интересное… Один из «щупальцев» успел, кстати, сдать полученные образцы на экспресс-анализ лабораторному автомату.