Древний Рим. Взлет и падение империи - Саймон Бейкер

Поскольку Нерон оставил Рим, дабы посрамить недругов, продемонстрировав им свое превосходство на поприще изящных искусств, его приезд в Рим был обставлен как триумфальное возвращение с войны. Императору была устроена встреча, которой удостаивались только самые выдающиеся из военачальников. Роскошь празднества не уступала чествованию Помпея после покорения Востока и Цезаря после завоевания Галлии. По улицам двигалось пышное шествие, почетный караул нес венки, добытые Нероном, и деревянные стяги, на которых были выбиты названия празднеств и состязаний, в ходе которых император одержал победу. Когда глашатай объявлял, что Нерон за время поездки завоевал 1808 венков, ему вторили крики, наполнявшей улицы толпы: « Слава победителю Олимпийских игр!», «Слава победителю Пифийских игр!» Картину довершала повозка, в которой ехал Нерон, — ею служила триумфальная колесница Августа, которой некогда правил первый император, вступая в Рим, праздновавший его победы на полях сражений.

На фоне всеобщего ликования владелец одного из театров предложил Нерону миллион сестерциев за выступление, если оно состоится не на праздновании, учиненном по воле самого императора, а на театральных подмостках, принадлежащих частному лицу. Нерон согласился выступить, но из принципиальных соображений отказался от гонорара, впрочем, Тигеллин, как отмечает Кассий Дион, отвел владельца театра в сторону и под страхом смерти потребовал уплаты всей суммы. Однако, несмотря на теплую встречу императора, Рим, наполовину отстроенный, а наполовину все еще стоящий в лесах, казался покинутым. Повсюду виднелись следы обнищания. Худшее было впереди. Невзирая на то что простые люди встретили Нерона как спасителя, император не оправдал их надежд, и сразу же по прибытии в обедневший Рим он решил отправиться веселиться в самый греческий из городов Италии — Неаполь. Отъезд Нерона стал переломным моментом.

Виндекс в открытую объявил о восстании в Галлии. Он отчеканил монеты с девизами: «Свобода от деспотии» и «За спасение людского рода». Совершенно очевидно, что он стремился не к отмежеванию Галлии от Римской империи, а всего лишь к устранен и ю Нерона. Конечно же, Нерону все было известно и раньше. Однако на этот раз Виндекс пользовался широкой поддержкой и смог собрать в Галлии армию в 100 000 человек. Разумеется, Виндекс играл на ненависти, вызванной Нероном за четыре года, в течение которых император неоднократно повышал налоги, что, в частности, привело к обнищанию аристократических слоев в провинции, причем в своем решении он отнюдь не напоминал мудрого правителя, стоявшего перед непростым выбором. Эти решения являли собой действия деспота и самодура, которого больше всего волновала собственная карьера артиста, коим он себя мнил. Однако когда пришли известия о восстании, Нерон не выказал волнения, еще раз продемонстрировав политическую близорукость. Более того, он сказал, что рад восстанию, поскольку теперь у него появилась возможность подвергнуть мятежную провинцию еще большему разграблению в соответствии с суровыми законами войны. Нерон продолжил наблюдать за спортивными состязаниями, уязвленный скорее не новостью о восстании, а оскорблением, которое нанес ему Виндекс, обозвав его «дрянным кифаредом». Однако неделю спустя Нерона ждал первый по-настоящему страшный удар.

Нерон, услышав последние известия о том, что к мятежу присоединилось еще пять провинций, пал на пол и лежал недвижим словно мертвый. Самым чудовищным потрясением для императора стала новость о том, что к восстанию присоединились его старый друг Отон, наместник Лузитании (современной Португалии) и наместник испанских провинций Сервий Сульпиций Гальба, ставший во главе мятежа. Пожилой, страдавший подагрой Гальба был аристократом, происходившим из древнего рода патрициев, представители которого издревле вращались в высших кругах римского общества. Несмотря на то что Гальба не был связан родственными узами с династией Юлиев-Клавдиев, он выступал за исконные традиции и добродетели, осуждая повсеместный разврат и моральное разложение, ставшие типичными приметами правления Нерона. 2 апреля 68 г. н. э. легионы Гальбы объявили Сервия Сульпиция «выразителем чаяний Сената и народа Рима». У восставших наконец появился вождь.

В конце концов Нерон начал действовать. Он выдвинул предложение выступить с войсками и встретить мятежников лицом к лицу, назначил сам себя консулом и, с согласия Сената, который, по крайней мере на словах, оставался преданным ему, объявил Галь-бу врагом государства. Император распорядился организовать оборону вдоль реки По, стянув для этого войска из Иллирии, Германии, Британии, а также Италии. Командующим армией Нерон назначил Петрония Турпилиана — сенатора, который помог разоблачить заговор Пизона. Важно отметить тот факт, что Нерон отказался лично возглавить подавление мятежа.

Видимо, вследствие именно этого по Риму пошли слухи, в которых говорилось о том, что Нерон якобы собирается безоружным отправиться в Галлию в надежде, что восставшие войска, увидев плачущего императора, пойдут на попятную. Согласно другой версии, Нерон собирался исполнить мятежникам победную оду. В конце концов стало известно о том, что император, дабы преодолеть создавшийся кризис, принял решение, вздорность которого затмила самую фантастическую молву. Нерон намеревался поскакать на врага в сопровождении армии амазонок (которыми на самом деле были соответствующим образом переодетые проститутки и актрисы, вооруженные луками, стрелами и секирами), а обозы повезут не провизию и фураж, а театральные декорации. Несмотря на то что, как уже упоминалось, Сенат и преторианская гвардия на словах сохраняли Нерону верность, на самом деле они заняли выжидательную позицию, готовые присоединиться к мятежникам. Переломный момент настал в мае после ряда событий, в результате которых кризис достиг апогея.

Сперва к восстанию присоединился римский наместник в Северной Африке Клодий Макр, перекрыв поставки зерна в Рим. В городе к тому моменту и так уже наметилась нехватка продуктов питания, поэтому своевременные поставки хлеба имели критическое значение. Макр имел в своем распоряжении один легион и вспомогательные войска, набранные в провинции. На его стороне выступил и местный сенат. Возможно, это было вызвано тем, что Нерон навлек на себя ненависть местной знати, убив шестерых крупных землевладельцев, которым в совокупности принадлежала половина всех сельскохозяйственных угодий Северной Африки. Префект Египта, области, также являвшейся одной из житниц Римской империи, тоже заявил о своем неповиновении Нерону. Потом пришли новости о том, что войска в Галлии, некогда сражавшиеся с мятежной армией Виндекса, перешли на сторону Гальбы. Последним ударом стало известие о том, что Турпилиан, которому была поручена оборона Италии от мятежников, присоединился к восставшим. Светоний упоминает, что когда пришло известие об измене Турпилиана, обедавший в это время Нерон «изорвал донесение, опрокинул стол, разбил оземь два любимых своих кубка, которые называл „гомерическими", так как резьба на них была из поэм Гомера».[65]

Тигеллин, который в то время болел, уже давно понял, что Нерон обречен. Пока он был с императором в Греции, он утратил власть над преторианской гвардией, которую возглавил Нимфидий Сабин. Сенат ждал, когда преторианцы в открытую объявят о том, чью сторону в конфликте они занимают. Сабин от имени Гальбы подкупил гвардейцев, и преторианцы предали императора. Вскоре за ними последовал и Сенат, объявивший Нерона врагом государства.

Нерон, размышляя о том, что ему делать и куда бежать, медлил с окончательным решением до следующего дня. Ранним утром 9 июня он проснулся во дворце и обнаружил, что остался один. Император быстро сообразил, что преторианцы действительно изменили присяге. Осмотрев залы и покои, Нерон узнал, что бежали не только его друзья, но и слуги, а остались только четыре вольноотпущенника, среди которых были Спор, Эпафродит и Фаон. Когда Нерон сказал, что хочет где-нибудь укрыться, Фаон предложил спрятаться на принадлежавшей ему вилле, которая находилась в шести километрах от города. Босой император, одетый в простую тунику, накинув темный плащ и закутав голову, чтобы его не узнали те, кто его искал, вскочил на лошадь и отправился в путь. В дороге с Нероном случилось следующее: «конь шарахнулся от запаха трупа на дороге, лицо Нерона раскрылось, какой-то отставной преторианец узнал его и отдал ему честь.[66]

Заключительную часть путешествия Нерон и его маленькая свита проделали пешком. Они добрались до виллы Фаона по тропинке, поросшей кустами терновника. На земле расстелили материю, чтобы Нерон не изранил ноги. Наконец путники добрались до внешней стены. Пока император ждал, когда в ней сделают пролом, он выковыривал колючки из своей изорванной туники. Когда беглецы оказались на вилле, вольноотпущенники стали умолять Нерона покончить жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки врагам. Императору представилась возможность в последний раз принять участие в театральной постановке — на этой раз ему предстояло отыграть сцену собственной смерти. Нерон распорядился о погребении, то и дело восклицая: «Какой великий артист погибает!» Несмотря на предупреждения о том, что преследователи уже близко и что его, как врага государства, ждет страшная кара, Нерон все мешкал. Он объяснил Спору, когда и как его следует оплакивать, после чего стал умолять остальных показать ему сцену оплакивания. Наконец, заслышав приближающийся перестук копыт, Нерон с помощью Эпафродита вонзил себе в горло меч. Императору шел тридцать второй год. Его предсмертное желание было исполнено, и тело Нерона кремировали. У подножия памятника предкам отца, происходившего из рода Домициев, няньки Нерона и его бывшая наложница Акта погребли останки последнего императора династии Юлиев-Клавдиев.