Все в его поцелуе - Джо Гудмэн

– Рия, вы вздрогнули, когда я сказал «черт возьми».

Тут он прав, и ей нечего возразить.

– Просто вы иногда думаете, будто я сама не знаю, что говорю. Такое отношение меня действительно обижает. Хотела бы я, чтобы вы не пытались защитить меня от себя самой, чтобы ваше ко мне уважение не основывалось на биологическом факте. Я женщина, да, мной можно восхищаться, но со мной надо считаться.

– А я скажу, что дистанция между нами необходима не потому, что вы женщина, а потому, что вы леди.

– Черт возьми!

Уэст засмеялся низким, горловым смехом.

– Потребуется куда больше, чем грубый язык, чтобы заставить меня обращаться с вами как с продажной женщиной.

Рия села и откинула одеяло. Ночная рубашка его поднялась как шатер под воздействием мощной эрекции. Не дав ему опомниться, еще до того, как он понял, что она затевает, Рия раздвинула его ноги и задрала его рубаху.

– Может, мои действия вас поощрят.

Глава 8

Уэст схватил Рию за плечи в тот момент, когда она начала наклоняться. Зрачки его расширились и потемнели, почти слились с радужкой от невыносимого желания, сердце колотилось как бешеное, и кровь гудела в ушах.

– Вы не знаете, что вы…

Он замолчал, потому что Рия медленно повела головой из стороны в сторону, и ее незначительного движения хватило, чтобы он окончательно сбился с курса. И пропал.

– Тогда вам придется или меня научить, – объяснила она, – или позволить мне самой научиться.

Уэст не сомневался, что она намеренно исказила смысл сказанного им, но у него не нашлось доводов ни против ее нежного, роскошного рта, ни против того, как раскрылись ее губы, произнося слова. Руки его упали с ее плеч, и он лишь молча смотрел, как она опускается. При первом прикосновении ее губ он почувствовал, что все его тело натянулось как струна. Напряжение слишком сильное, почти невыносимое; бедра его дернулись, когда она обхватила член губами, оттягивая крайнюю плоть так, чтобы язык мог скользить по шелковистой и чувствительной головке.

Ее льняная коса упала на плечо и защекотала его бедро; коса ходила туда-сюда как маятник, и так же плавно и ритмично двигалась Рия. Она коснулась ладонями его бедер, погладила их кончиками пальцев, пробежала по мускулистой плоти ягодиц, провела ногтем тонкую розоватую линию.

Он хотел в одно и то же время и закрыть глаза, и смотреть на нее. И то и другое возбуждало его. Он так и делал: то открывал глаза, то закрывал их, пока, наконец, она не отпустила его, словно нехотя. Она дышала тяжело и хрипло, и стало ясно, что она хочет еще. Вначале он не понял, но когда он посмотрел на свой возбужденный пенис, то догадался, что она хочет сделать так, как женщина на картинке: взять его в рот целиком.

Уэст сел и снял рубашку. Теперь комната уже не казалась холодной, холод не мог остудить того жара, что пылал в его крови. Он облокотился о деревянное изголовье и протянул ей руку, приглашая присоединиться к нему.

Рия встала перед ним на колени и смотрела на его гладкую кожу, теплую и тугую, со скульптурно проступающими под ней мускулами.

Она коснулась языком его ключиц, оставила влажную полоску, ведущую вниз. Кожа его имела особый привкус, незнакомый и волнующий. Вдруг Рие показалось, что она знала его прежде, хотя такого просто не могло быть. Его запах, привкус мускусного пота возбуждал ее, кожей она почувствовала приятное покалывание, и еще внутри ее, в самой сердцевине, что-то приятно, почти болезненно приятно, сжалось. Там, внутри, – центр того жара, который волнами распространялся по ее телу, заставляя кровь бежать быстрее, а сердце биться чаще. Она почувствовала влагу между бедер. Влагу и давление, давление и пустоту. Ей очень хотелось, чтобы он коснулся ее там.

Но он ее не касался. Пальцы его судорожно сжимали простыню с обеих сторон от него.

Рия провела подушечками пальцев вдоль его рук, коснулась запястий, сжала его кисти, сделав его своим пленником, пока губы ее, и язык, и, наконец, зубы не приступили к иному исследованию.

Она опустила голову ниже, почувствовав, как он затаил дыхание и застонал от наслаждения, издав вибрирующий глухой звук. Она снова взяла пенис в рот, и все, что касалось вкуса его и запаха, усилилось многократно. Акт дарения наслаждения поразил ее своей неожиданной интимностью, поразил тем, что он давал ощущение, что ты одновременно являешься господином и раболепным почитателем. Ты властвуешь над ним и одновременно находишься у него в услужении.

Ей показалось, что он чувствует то же. Он мог приказать ей остановиться или сдаться ей на милость. Его тоже тянуло в разные стороны, и равновеликие силы заставляли его оставаться на месте, вздрагивать под ее ладонями, но не сметь их убрать. Он сидел неподвижно, если не считать тех непроизвольных движений, над которыми он не властен, и сознание того, что каждое едва заметное движение его – ее заслуга, возбуждало ее до невыносимости остро.

Она еще глубже втянула член в себя, ей помогло изменение позы, как и его отрывистые указания, отдаваемые хриплым шепотом. В крике, вырвавшемся у него, она услышала свое собственное имя, и ей стало так приятно, Что она твердо решила сделать все, чтобы услышать его вновь.

Уэст высвободил кисти и положил ее руки к себе на бедра.

Ей не пришлось объяснять, что делать дальше. Она стала водить пальцами по внутренней стороне его бедер, сочетая ритмичное массирование с ритмичным движением рта. Одной рукой он схватил ее за косу, обернув вокруг кисти, другой ухватился за простыню. Он чувствовал изменение в модуляции собственного дыхания, ставшего хриплым и трудным. Слова рвались из его горла, не успев оформиться в гладкие фразы. Бедра его метнулись вперед, и когда она взяла его целиком, кулак, на который он намотал ее косу, удержал ее в таком положении. Он знал, что сейчас не способен ее оттолкнуть. Его поднимала вверх волна наслаждения столь острого, что с остротой его мог бы поспорить острейший клинок. И он почувствовал благодарность к ней за подаренное ему блаженство, вылившееся в более острую, чем когда бы то ни было, развязку.

Мысленно выругавшись, пробормотав что-то невразумительное даже для себя самого, он приподнял голову Рии и сбросил семя на простыни, не упустив из виду ее удивленный и полный восхищения изучающий взгляд. Чувствуя себя насекомым, приколотым к картонке для предстоящего исследования, Уэст рванул одеяло, чтобы прикрыться, и опустил ноги на пол. Не сказав ни слова, он исчез в смежной уборной.

Уэст налил воды в таз, не зная, чего хочет больше: обмыться или утопиться, и уставился в зеркало над умывальником. То, что он там увидел, ничем не могло помочь ему объяснить себе, что же сейчас произошло. Он презирал и ненавидел себя за то, что, забыв о чести джентльмена, позволил сделать Рии, и в то же время не мог отрицать, что удовольствие, полученное от нее, он не получал нигде и никогда. Другие женщины приобрели в подобном деле больше мастерства – взять, к примеру, барменшу в гостинице, – но ни одна из них не проявляла такого глубокого и искреннего интереса к его реакции. Возможно, невинность Рии возбуждала в ней любопытство, но Уэст подозревал, что здесь нечто большее. С самого начала она, кажется, как никто, чувствовала его состояние, его настроение, догадывалась о его невысказанных мыслях, даже понимала его своеобразный юмор. Так почему он не мог допустить, что она способна угадать, что могло бы дать ему наибольшее наслаждение?