Искатель. 1993. Выпуск №5 - Роберт Силверберг

«Эта порочная и развратная женщина получала удовольствие, оттачивая о меня свои когти. Я был для нее самой легкой добычей. Я с самого начала дал понять, что она мне не нравится, а потому она решила затащить меня в свою постель. А получив отказ, удвоила усилия, стремясь пополнить мною свою коллекцию. Провоцировала она меня со всё большим бесстыдством, пока я наконец не устоял. И в тот самый момент, злобно ликуя, она обозвала меня Дон Жуаном, прилюдно унизив, а потом…»

И так далее, и так далее. Плаксивая интонация пронизывала всю книгу. При этом от Филдза досталось всем. Элен Макилуэйн предстала перед читателем легкомысленной вертихвосткой, перезрелой, но все еще молодящейся. Ллойд Колфф — немощным старикашкой-болтуном с забитой эротическими стихами головой. Эф. Ричард Хейман — самодовольным занудой (тут я не могу упрекнуть Филдза в необъективности); Крейлик — государственным служкой, стремящимся угодить всем, готовым на любой компромисс, лишь бы избежать скандала. Весьма определенно высказался Филдз и о роли администрации во всей этой истории. Он прямо заявил, что президент приказал признать Ворнана пришельцем из будущего, чтобы нейтрализовать апокалипсистов. То была чистая правда, но никто ранее по признавал этого, во всяком случае, из ближайшего окружения президента или Ворнана.

Со мной Филдз обошелся по-божески: отшельник по натуре, легкомысленный, напыщенный, насмешник-философ, приходящий в ужас при возникновении сколь-либо серьезных проблем.

Главным в его эссе было «Новейшее откровение» — анализ Ворнана Девятнадцатого. Беспорядочный, путаный, высокопарный, пугающий, он доносил до читателя обаяние и магическую силу, исходящие от Ворнана, что, собственно, и определило бешеный успех книги Филдза.

Лишь несколько абзацев уделил он главному вопросу: мошенник ли Ворнан или пришелец из будущего? За проведенные с ним шесть месяцев Филдз неоднократно менял свои взгляды на эту проблему. Вот и сейчас он ушел от однозначного вывода, написав, что Ворнан скорее всего не шарлатан, но для нас будет хорошим уроком, если он все-таки окажется таковым, а вообще это не имеет ни малейшего значения. Главное — не сама личность Ворнана, но эффект от его появления в 1999 году. В этом я склонен согласиться с Филдзом. Мошенник или нет, он встряхнул человечество и изменил наш мир.

По Филдзу, двух мнений быть не могло. Ворнан — бог. Небожитель и пророк, слитые воедино. Отсюда и всемогущество, и необходимость самому доносить до масс свои идеи, дабы с ним отождествляли свои, еще не определенные, не осознанные до конца идеи миллионы тех, кто не может найти себя в этом жестоком, жестоком, жестоком мире. Он — бог нашего времени, мечущий не молнии, но электроразряды, источником которых могут быть, а могут и не быть вживленные в его тело конденсаторы. Бог, подобно Зевсу, увлекающий в свою кровать смертных. Бог-бунтарь. Лживый, уклончивый, потакающий своим желаниям бог, ничего не предлагающий, но многое требующий.

Главная мысль его книги заключалась в следующем: МЫ САМИ СДЕЛАЛИ ИЗ ВОРНАНА БОГА. Нам требовался идол, призванный помочь переступить порог нового тысячелетия, ибо старых богов мы отринули. И своим появлением Ворнан удовлетворил нашу насущную потребность. Филдз анализировал человечество, а не оценивал Ворнана.

Но человечество не могло осознать столь тонкого отличия. Перед пим выложили книгу, в которой говорилось, что Ворнан — бог! Оговорки, выдумки, профессорское многословие отметалось с ходу. В книге видели официальное признание божественного статуса Ворнана! Слишком легко видоизменить утверждение «он — бог» на «Он — Бог». Так и «Новейшее откровение» вошло в разряд святых книг. Разве в ней черным по белому, печатными буквами, было написано о святости Ворнана?

Далее последовало естественное продолжение. Маленькую красную книжицу перевели на все языки планеты, ибо она объясняла, чем вызвано всеобщее поклонение Ворнану. Верующие получили еще один талисман, а Мортон Филдз стал апостолом Павлом новой религии. И хотя более он никогда не встречался с Ворнаном и не принимал ни малейшего участия в движении, которому, сам того не желая, помог окончательно оформиться, Филдз, похоже, обеспечил себе место в истории, среди святых новой церкви, жизнеописания которых еще предстояло написать.

Прочитав экземпляр, присланный мне Филдзом, я, разумеется, и представить себе не мог, какое воздействие окажет эта книга. Прочел я ее быстро, с чувством брезгливости, которое испытываешь, вывернув валун на берегу моря и обнаружив под пим извивающихся белых червей. Затем засунул ее в дальний ящик и думать о пей забыл. Конечно, ненадолго, поскольку пришлось признавать, что книга эта но обречена на забвение. В назначенный день я прибыл в космопорт Сан-Франциско, чтобы встретить возвращающегося с Луны Ворнана. Как обычно, были приняты все необходимые меры безопасности. И пока толпа бесновалась, Ворнан, приземлившийся на другой ракете на периферии космопорта, уже спустился в подземный тоннель.

Он крепко пожал мне руку.

— Лео, напрасно вы не составили нам компанию. Все было чудесно. Этот курорт на Луне — триумф вашего века. Что вы делали все это время?

— Читал, Ворнан. Отдыхал. Работал.

— Добились хороших результатов?

— Если откровенно, то никаких.

Выглядел он прекрасно, всем довольный, хорошо отдохнувший. Как обычно, уверенный в себе. Часть окружавшего его сияния передалась и Эстер, стоявшей позади Ворнана, всем своим видом показывающей, что этот мужчина принадлежит ей. Отстраненная, невзрачная, эфемерная Эстер, которую я помнил, исчезла. Ей на смену пришла страстная, чувственная женщина, наконец открывшая для себя радости жизни.

Не знаю, как удалось Ворнану сотворить это чудо, но преображение Эстер, пожалуй, стало его самым значительным достижением. Перемены в Эстер впечатляли. Наши взгляды встретились, и она улыбнулась мне одними глазами. Элен Макилуэйн, наоборот, осунулась и постарела. Волосы ее висели патлами, она ссутулилась, ссохлась. Впервые Элен выглядела на свой возраст. Потом я выяснил, что мучило ее: она уступила Эстер, ибо ранее Ворнан приходил за утешением к ней, а на Луне эта роль перешла к ее коллеге по комитету, которую она и не считала за соперницу. Не выдержал напряжения и Хейман. Его тевтонская тяжеловесность, которую я так не любил в нем, исчезла. Он говорил мало, едва поздоровался со мной, не пытался включиться в разговор. Он напомнил мне Ллойда Колффа в его последние недели. Похоже, длительное общение с Ворнаном таило в себе опасность. Даже Крейлик и тот был на пределе. Его рука дрожала, когда он протянул ее мне.