Кто нашел, берет себе - Стивен Кинг

Вторая половина субботы у Пита не задалась. Если на то пошло, оказалась просто дерьмовая.

В два часа дня действующие и только что избранные члены ученических администраций трех школ округа собрались в самом большом конференц-зале пансионата «Ривер бенд», чтобы выслушать долгую и нудную речь одного из двух сенаторов штата под названием «Ученическая администрация старшей школы – ваш первый шаг в политику и на государственную службу». Сенатор в костюме-тройке, с зачесанными назад роскошными седыми волосами (Пит думает, что это «волосы злодея из мыльной оперы»), похоже, готов говорить до ужина. Если не дольше. Главная идея его речи: они – СЛЕДУЮЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ, и работа в ученической администрации подготовит их к решению проблем, связанных с загрязнением окружающей среды, иссякающими природными ресурсами и, возможно, первым контактом с инопланетянами, прилетевшими с Проксимы Центавра. Под его бубнеж каждая минута бесконечной второй половины субботнего дня умирает медленно и мучительно.

Пита меньше всего заботит, что в следующем сентябре он начнет исполнять обязанности вице-президента ученической администрации школы Нортфилд. Сентябрь от него так же далеко, как и Проксима Центавра с населяющими ее инопланетянами или без оных. Для него будущее ограничивается следующим понедельником, когда ему предстоит встретиться с Эндрю Холлидеем, и он всей душой сожалеет о том, что свел знакомство с этим человеком.

«Но я смогу выпутаться, – думает Пит. – Если справлюсь с нервами, то смогу». Он помнит слова, которые пожилая тетушка Джимми Голда говорит в романе «Бегун поднимает флаг».

Пит решает начать разговор с Холлидеем именно с этих слов: Говорят, полбатона лучше, чем ничего, Джимми, но в этом мире нищеты даже один ломтик лучше, чем ничего.

Пит знает, чего хочет Холлидей, и предложит больше одного ломтика, но не полбатона и определенно не целый батон. Такого просто не будет. Теперь, когда записные книжки надежно спрятаны в подвале Центра досуга на Берч-стрит, он может позволить себе торговаться, и если Холлидей хочет что-то получить, ему тоже придется торговаться.

Больше никаких ультиматумов.

Я дам вам три десятка записных книжек, продолжает Пит воображаемый разговор. В них стихотворения, эссе, девять законченных рассказов. Я даже готов разделить прибыль пополам, лишь бы отделаться от вас.

И он будет настаивать на том, чтобы получить деньги, хотя ему никогда не узнать, сколько выручит за блокноты Холлидей от своего покупателя или покупателей. Пит пришел к выводу, что его обсчитают, и обсчитают по-крупному. Но это ничего. Главное – убедить Холлидея, что он настроен серьезно, что он, по хлесткому выражению Джимми Голда, не будет ничьим гребаным днерожденным подарком. А еще важнее – не показать Холлидею, как он напуган.

Просто трясется от ужаса.

Сенатор заканчивает несколькими звонкими фразами о том, что ЖИЗНЕННО ВАЖНАЯ РАБОТА СЛЕДУЮЩЕГО ПОКОЛЕНИЯ начинается в АМЕРИКАНСКИХ СТАРШИХ КЛАССАХ, а они, избранные, должны нести дальше ФАКЕЛ ДЕМОКРАТИИ. Аплодисменты оглушительные, возможно, потому, что лекция наконец-то закончилась и они могут разойтись. Пит отчаянно хочет выбраться из конференц-зала, отправиться на долгую прогулку, чтобы еще несколько раз проверить свой план, отыскивая слабые места и подводные камни.

Но никого не отпускают. Школьная директриса, которая устроила эту бесконечную послеполуденную болтологию, выходит вперед, чтобы объявить радостную весть: сенатор согласился задержаться еще на час, чтобы ответить на их вопросы.

– Я уверена, их у вас полно, – говорит она, и жополизы и отличники, которых здесь в избытке, уже тянут руки.

Пит думает: Это дерьмо ни хрена не значит.

Он смотрит на дверь, оценивает свои шансы незаметно выскользнуть из конференц-зала и откидывается на спинку стула. Через неделю все закончится, говорит он себе.

Эта мысль приносит некоторое утешение.

Некий условно-досрочно освобожденный просыпается, когда Ходжес и Холли выходят из кинотеатра, а Тина влюбляется в брата Барбары. Моррис отключился, когда в окно начали прокрадываться первые признаки зари, и после нервной, тревожной ночи продрых все утро и часть второй половины дня. Сны были хуже кошмаров. В разбудившем его он открыл сундук и увидел, что внутри полно пауков «черная вдова» – их тысячи, они переплелись лапками, брызжут ядом и пульсируют в лунном свете. Пауки выплеснулись наружу, покрыли кисти рук Морриса, начали взбираться выше.

Моррис кричит и вырывается в реальный мир, грудь сжимает так сильно, что трудно дышать.

Он перекидывает ноги через край кровати, сидит, опустив голову, так же, как сидел на унитазе после ухода Макфарленда из мужского туалета ЦКИ прошлым днем. Моррис не знает, где записные книжки, и эта неопределенность убивает его.

Их точно взял Энди, думает Моррис. Больше некому. И лучше бы им быть у тебя, друг. Да поможет тебе Бог, если их у тебя не будет.

Он надевает чистые джинсы и едет на автобусе в Саут-Сайд, решив, что один из инструментов ему все-таки понадобится. Сумки он тоже хочет забрать. Потому что надо мыслить позитивно.

Чарли Роберсон вновь сидит перед «харлеем», разобранным до такой степени, что мотоцикл в нем уже и не узнать. И не слишком доволен возвращением человека, который помог ему выбраться из тюрьмы.

– Как прошла ночь? Ты сделал то, что хотел?

– Все отлично, – говорит Моррис и растягивает губы в улыбке, слишком широкой и фальшивой, чтобы выглядеть убедительно. – На все сто.

Роберсон не улыбается в ответ.

– Главное, чтобы и полиция так считала. Выглядишь ты не очень, Морри.

– Это точно. Знаешь, редко удается сделать все и сразу. Осталось уладить некоторые мелочи.

– Если тебе вновь нужен фургон…

– Нет-нет. Только кое-какие вещи из кузова. Не будешь возражать, если я их возьму?

– Ко мне след не приведет?

– Ни в коем случае. Это просто пара сумок.

И топор, но об этом он не упоминает. Он может купить нож, но в топоре есть что-то более пугающее. Моррис бросает его в одну из сумок «Тафф-тоут», прощается с Чарли и направляется к автобусной остановке. Лежащий в сумке топор скользит туда-сюда при каждом шаге.

Не заставляй меня пустить его в ход, скажет он Энди. Я не хочу причинять тебе вред.

Но разумеется, какая-то часть Морриса хочет пустить топор в ход. Эта часть хочет причинить вред давнему другу. Потому что – не считая записных книжек – Энди у него в долгу, а долги надо возвращать.

На Лэйсмейкер-лейн и в пешеходной зоне, где она расположена, во второй половине субботы многолюдно. Здесь сотни магазинчиков с названиями вроде «Деб», и «Пряжка», и «21 Навсегда». Один называется «Крышки» и торгует исключительно головными уборами. Моррис заходит в него и покупает бейсболку «Сурков» с удлиненным козырьком. Подойдя еще ближе к магазину «Редкие издания Эндрю Холлидея», покупает в киоске солнцезащитные очки.

Когда он видит вывеску магазина своего давнего друга с золочеными витиеватыми буквами, приходит пугающая мысль: а вдруг по субботам Энди закрывает магазин раньше? Все остальные работают, но некоторые букинисты не любят утруждать себя по субботам, а Моррису обычно не везет.

Но, проходя мимо, помахивая сумками, в одной из которых елозит топор, Моррис видит на двери табличку «ОТКРЫТО». И видит кое-что еще: камеры наблюдения, которые смотрят вдоль тротуара, направо и налево. Наверное, камеры есть и внутри, но Моррис на этот счет особо не тревожится: он несколько десятилетий перенимал опыт у воров.

Он неспешно идет по улице, заглядывает в витрину булочной, изучает сувениры на передвижном лотке (хотя трудно представить, кому может понадобиться сувенир из этого грязного приозерного города), наблюдает за мимом, который жонглирует цветными шарами, а потом делает вид, будто взбирается по невидимой лестнице. Моррис бросает пару четвертаков в его шляпу. На удачу, говорит он себе. Поп-музыка гремит из динамиков на углу. В воздухе пахнет шоколадом.

Моррис идет обратно. Видит двух молодых мужчин, выходящих из магазина Энди. На этот раз Моррис рассматривает витрину. Там лежат три раскрытые книги: «Убить пересмешника», «Над пропастью во ржи» и – конечно, это знак – «Бегун берет разгон». За витриной – узкий магазин с высоким потолком. Других покупателей Моррис не видит, зато видит своего давнего друга, единственного и неповторимого Энди Холлидея, который сидит за столом где-то в середине магазина и читает книгу в мягкой обложке.

Моррис делает вид, что нагибается, чтобы завязать шнурок, и расстегивает молнию сумки, в которой лежит топор. Выпрямляется и без колебаний открывает дверь книжного магазина «Редкие издания Эндрю Холлидея».