Сыновья - Пэрл Бак

— Нужно мне вернуться и спросить его об этом.

Но Ван Купец возразил:

— Скажи ему, что я спрячу ружья среди других товаров, помечу их чужим именем и доставлю их в известное место, а там пусть уж он берет их, как знает.

С этим известием юноша должен был вернуться к дяде и на следующий же день пустился в обратный путь. Но эту ночь он переночевал дома, и мать состряпала ему любимое блюдо: горячие пирожки с чесноком и свининой — очень вкусное кушанье. Он наелся до-отвала, а что оставалось, сунул за пазуху, чтобы съесть дорогой. Потом, сев на осла, он пустился в обратный путь к Вану Тигру.

XIX

На следующий месяц случилось то, чему Ван Тигр в своем высокомерии не поверил бы, если бы ему об этом рассказали. Когда стало известно, что правители воюют между собой и страна раскололась на две части, всю область охватила лихорадка войны. Очаги восстания были повсюду, и люди, оставшиеся без работы, и те, кто не желал работать, охотники до приключений, сыновья, не ладившие с родителями, игроки, которым не везло в игре, и все недовольные воспользовались этим временем, чтобы выступить и чем-нибудь заявить о себе.

В той области, которой правил теперь Ван Тигр от имени старого правителя, бунтовщики объединились в банды, назвавшись Желтыми Тюрбанами[2] — потому что обматывали голову желтой тряпкой — и начали рыскать по всей округе. На первых порах они вели себя довольно робко и, только проходя мимо деревень, требовали у крестьян съестного, а заходя в харчевню, не доплачивали или совсем не платили за еду и при этом смотрели так свирепо и бранились так громко, что содержатель харчевни боялся поднимать шум и поневоле мирился с убытками.

Но число этих Желтых Тюрбанов все росло; они осмелели и начали подумывать об оружии, так как ружья были только у нескольких беглых солдат. Они осмелели, грабя крестьян; к большим селениям и городам они, правда, не решались подходить, а держались ближе к маленьким деревушкам и поселкам. Наконец кое-кто из крестьян похрабрее явились к Вану Тигру и донесли о том, что бандиты, не встречая сопротивления, становятся все наглее, нападают и грабят по ночам, а если им что-нибудь придется по вкусу, не задумываясь, убивают крестьян целыми семьями. Ван Тигр не знал, верить этому рассказу или нет, потому что, когда он посылал своих лазутчиков и те расспрашивали крестьян, многие боялись рассказывать и отпирались от всего. И Ван Тигр долгое время ничего не предпринимал, так как его занимала мысль о том, чтобы не упустить времени и самому принять участие в великой войне.

Наступили сильные летние жары, армия за армией проходила на Юг, и бандиты переманивали к себе многих солдат; шайки все росли и росли и становились наглее. В это время года гаолян в тех местах становится очень высоким, и бандитам было удобно в нем прятаться, а наглость их дошла до того, что люди боялись ходить по большой дороге в одиночку и ходили по ней только целыми толпами.

Трудно сказать, поверил бы Ван Тигр, что дело до такой степени плохо, или нет, потому что он все-таки зависел от своих лазутчиков и верных людей и должен был верить тому, что они скажут, а они льстили ему сверх меры, уверяя, что никто не осмелится противостоять ему. Но в один прекрасный день из западной части страны пришли два крестьянина, два брата, и принесли с собой пеньковый мешок. Они никому не хотели показать, что у них в мешке, и упрямо отвечали на все вопросы:

— Этот мешок для генерала.

Думая, что они принесли подарок Вану Тигру, часовой впустил их в ворота, и они вошли в приемный зал, где в эти часы обыкновенно сидел Ван Тигр. Подойдя к нему, братья поклонились, а потом, не говоря ни слова, развязали мешок и вынули из него две пары рук — руки дряхлой старухи, заскорузлые от тяжелой работы, с сухой и темной, потрескавшейся кожей, и другие — руки старика, покрытые на ладонях мозолями от рукоятки плуга. Эти руки, черные от запекшейся крови, братья подняли кверху, держа их за запястья. Тогда старший из братьев, человек суровый и озлобленный, немолодых уже лет, с широким честным лицом, сказал:

— Это руки наших отца и матери, которые теперь умерли. Два дня тому назад бандиты напали на нашу деревню, и когда отец сказал им, что у него ничего нет, они отрубили ему руки, а когда мать моя стала бесстрашно проклинать их, они и ей отрубили руки. Мы с братом работали в поле, когда жены наши, спасаясь от бандитов, с плачем прибежали к нам, и мы схватили вилы и бросились домой. Бандиты уже скрылись; их было немного, — человек восемь или десять, но где же было старикам справиться с ними. И никто в деревне пальцем не шевельнул, никто не посмел притти к ним на помощь, боясь, как бы не поплатиться за это впоследствии. Господин, мы даем тебе пользоваться доходами, платим тебе большие налоги сверх того, что должно платить государству, платим налоги на землю, на соль, на все, что мы продаем и покупаем, для того, чтобы нас охраняли от бандитов. Что же ты сделаешь для нас, господин?

И они подняли кверху окоченелые старческие руки своих родителей.

Ван Тигр не разгневался на такие смелые речи, как разгневались бы многие другие на его месте. Нет, его поразил этот рассказ, и он рассердился не на крестьян за их слова, а на то, что в его области возможны такие случаи. Он позвал своих военачальников, и они входили один за другим, по мере того, как их разыскивали, и скоро в зале собралось человек пятьдесят. Тогда Ван Тигр сам поднял с вымощенного плитами пола мертвые руки, показывая их всем собравшимся, и сказал:

— Вот руки мирных крестьян, которых ограбили и изувечили средь бела дня, когда сыновья их работали в поле! Кто первым идет на грабителей?

Люди Вана Тигра смотрели пристально, возмущенные тем, что видят, и тем, что бандиты смеют грабить на землях, которые принадлежат им и их генералу; потом среди них поднялся ропот, они перешептывались и говорили: «Неужели мы допустим это на земле, которая принадлежит нам по праву?» «Неужели мы позволим грабителям укрепиться на наших землях?» И они закричали: «Выступим в поход против них!»

Тогда Ван Тигр обратился к братьям и сказал:

— Возвращайтесь домой с миром и доверьтесь мне. Завтра мои люди выступят в поход, и я не успокоюсь до тех пор, пока не найду главаря бандитов и не разделаюсь с ним, как разделался с Леопардом!

Тут заговорил младший брат:

— Всемилостивейший владыка, мы думаем, что у них еще нет главаря, они бродят, разбившись на небольшие шайки, и общего у этих шаек только имя. Они ищут сильного человека, который объединил бы их.

— Если это так, — заметил Ван Тигр, — тем легче обратить их в бегство.

— Но не уничтожить их, — сказал старший брат откровенно.

Братья все не уходили и переминались с ноги на ногу, словно хотели сказать что-то еще, но не знали, с чего начать. Ван Тигр в нетерпении дожидался, пока они уйдут, и наконец, заметив, что они ему не доверяют, вышел из себя и сказал:

— Вы сомневаетесь, хватит ли силы у меня, убившего Леопарда, грозного бандита, который двадцать лет сидел на вашей шее?

Братья переглянулись, и, проглотив слюну, старший ответил с запинкой:

— Милосердный владыка, — не в этом дело. Нам нужно поговорить с тобой наедине.

Ван Тигр обернулся к своим людям и приказал им выйти и готовиться к выступлению. Когда все вышли, кроме двоих или троих, которые постоянно оставались при нем, старший брат простерся ниц, коснулся три раза лбом пола и сказал:

— Не гневайся, всемилостивейший! Мы бедные люди, и если просим милости, то денег, чтобы заплатить за нее, у нас нет.

Ван Тигр в изумлении возразил:

— Денег? Я не требую денег за то, что могу сделать для вас.

Крестьянин ответил смиренно:

— Когда мы пошли к тебе сегодня, соседи-крестьяне старались нас удержать и говорили, что солдаты, которых мы приведем, будут хуже бандитов, — им много нужно, а мы люди бедные и живем своим трудом. Бандиты приходят и уходят, а солдаты остаются жить у нас, заглядываются на наших девушек, съедают зимние запасы, а мы не смеем им противиться, потому что у них оружие. Всемилостивейший, если и твои солдаты такие же, — оставь их у себя, а мы будем терпеть то, что нам суждено.

Ван Тигр был человек не злой, но услышав это, пришел в ярость.

Он вскочил с места и позвал обратно своих военачальников, и когда они вошли по-двое и по-трое, он закричал на них грозно, с потемневшим лицом и нахмуренными бровями:

— Область, которою я правлю, не велика, и люди успеют выйти в поход и вернуться на третий день, и так это и будет! Каждый из вас пробудет не больше трех дней в отлучке, а если кто останется жить у крестьян, того я прикажу казнить. Если вы победите и прогоните бандитов, я дам вам в награду серебра, еды и вина, но я не главарь бандитов и у меня не разбойничья шайка!

И он так грозно сверкнул глазами, что солдаты поспешно дали слово выполнить его приказ.