Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья - Дэвид Лэнг

О культурном возрождении Урарту при Русе II свидетельствуют открытия ученых в Кармир-Блуре, крепостях Кефка-леси, находящейся над Адылджавазом, на северном берегу озера Ван, и в Топраккале. В последней были найдены остатки массивных стен, сделанных из сырцового кирпича, как выяснилось, ранее принадлежавшие складским помещениям. Они сильно пострадали во время раскопок 1879 г. и последующих лет, когда в течение длительного времени сокровища заброшенного городища расхищались и распространялись по всей Европе – от Санкт-Петербурга до Лондона. Единственная компенсация этого варварского уничтожения – понимание существования цивилизованного царства в области, доселе известной только по единственным обрывочным надписям, впервые воспроизведенным Шульцем, убитым в 1829 г. Если не считать этого, упоминания о царстве Урарту присутствуют только в ассирийских записях и Ветхом Завете[374].

Топраккале, вероятно, был основан как главная резиденция Русы II, и вполне возможно, что Тушпа, город у подножия Ванской крепости-скалы, пребывал в руинах после нападения Тиглатпаласара III (735 г. до н. э.). Если так, то столицу куда-то перенесли во времена двух следующих правителей – Русы I и Аргишти II. В Топраккале почти не осталось зданий, но есть много черт, заслуживающих внимания. Храм имел стандартный план, стоял на основании, сделанном из рустованной известняковой кладки, причем каждый камень был тщательно обработан по краям, но имел грубый выступ в центре. Сохранились фрагменты декоративных элементов – в концентрических кругах представлены контрастные цвета базальта и известняка. Храм располагался на седловине, соединявшей выступ, на котором находился город Русахинили, с более высокой площадкой; рядом с храмом – складские помещения, а также другие постройки, от которых сохранились только уступы в скале, предназначенные для фундамента. Далее путь ведет через скалу вниз к туннелю, выполненному в виде винтовой лестницы, состоящей из 56 ступеней и освещенной тремя окнами. Тоннель, в свою очередь, ведет к большой подземной емкости, грубо вырубленной и, вероятно, недостроенной. Канал от реки доставлял воду к очень маленькому круглому отверстию в скале, а оттуда – в емкость[375].

Сокровища Топраккале слишком многочисленны, чтобы их можно было подробно описать, и частично они относятся к периоду, наступившему после правления Русы II. Трон, реконструированный из 17 элементов, в храме, видимо, соорудили для бога Халди. Этот трон с имеющейся при нем скамеечкой для ног стал предметом активного обсуждения в научной литературе. В первую очередь ученых интересовали источники вдохновения его создателей и степень влияния Ассирии. Использование фигур – все они отлиты с использованием процесса сир пердю – отличительная черта трона, хотя послужили или нет моделями для него резные деревянные колонны – другой вопрос[376]. Другие, более функциональные элементы имеют многочисленные параллели на ассирийских рельефах. Намек на упадок в искусстве финальной стадии существования Урарту виден в подчеркнуто худых, изнуренных львах, изображенных на бронзовом мече Русы III (625–609/585 гг. до н. э.). Похожие львы имеются на сильно поврежденном мече, обнаруженном в Северо-Западном Иране и который, несомненно, имеет урартское происхождение. Есть выраженный контраст между львами, представленными на щитах Русы III и Сардури II (Кармир-Блур). Все предметы из Топраккале относятся к VII в. до н. э., поскольку нет никаких доказательств существования Русахинили до восхождения на престол Русы II (685 г. до н. э.).

Вероятно, мы не располагаем достаточными свидетельствами для уверенных выводов о характере урартского искусства в каждом регионе. Открытия в Кефкалеси, крепости, построенной на высоком холме над Адылджавазом (оттуда открывается вид на обширную территорию до южного берега озера Ван), позволяют предположить, что упадок начался в первые годы правления Русы II. Отнесение к данному периоду этой цитадели, которая своими длинными складскими помещениями, наполненными огромными кувшинами для хранения, напоминает современный ей Кармир-Блур, не подлежит сомнению – здесь представлено имя этого правителя, вырезанное на базальтовых рельефах, украшающих дворец. Также, пожалуй, можно не сомневаться в том, что на большом рельефе, найденном в средневековом замке – внизу у озера, – изображен бог Тешеба, а не бог Халди, как ранее предполагал автор[377]. Повелитель погоды и главный бог урартского пантеона ясно различимы только по животным, на которых они стоят, – бык и лев соответственно. Известно, что бык являлся символом бога погоды и до, и после Урарту, как, например, представлено на одном из рельефов позднего бронзового века из Алака-Хююка (центральная часть Анатолии)[378]. Изображенная на рельефе сцена из дворца Кефкалеси включает две фигуры Халди, находящиеся перед архитектурным фасадом, увенчанным замысловатыми балюстрадами, сопоставимым с менее сложным изображением на бронзовой модели из Топраккале. На балюстрадах две пары орлов, у каждого в клюве – по кролику, которого они держат за хвост. Это уникальная тема в урартском искусстве. Хотя сцена, безусловно, впечатляющая, качество резьбы на ней намного ниже, чем на более крупном рельефе, обнаруженном у озера. Этот рельеф, даже учитывая проблемы с его трактовкой и тщательно выписанными деталями одежды божества, вероятнее всего относится к более раннему периоду, чем скульптура, найденнная Кефкалеси. Нет свидетельств того, что рельеф больших размеров действительно из Кефкалеси, а не из соседнего святилища. Этот рельеф и в самом деле был внушительным – высотой более 3 м, хотя, вероятнее всего, состоял из двух частей. Бог Тешеба стоит перед деревом, возможно кипарисом, и эмблемой копья, ассоциирующейся с урартскими храмами, такими как Мусасир и Алтин-Тепе, известными из записей Саргона и реальных находок соответственно. Мовсес Хоренаци рассказывает об обычае жрецов Армавира и Аргиштихинили в урартские времена консультироваться с деревом sos, выступавшим в качестве оракула. Они прислушивались к его звукам и наблюдали за всеми его движениями на ветру. Причина выбора Русой II Адылджаваза в качестве главного центра строительной активности пока объяснению не поддается. Но нет и не может быть сомнений относительно его высокой значимости именно в этот период правления. Он не только вполне сопоставим с Кармир-Блуром, но и уникален, поскольку это первый и единственный известный случай использования в Урарту рельефной резьбы как архитектурного украшения. Объемная скульптура едва ли характерна для Урарту. Судя по списку «добычи» из Мусасира, литую бронзу урарты обычно использовали при передаче форм в трех измерениях, рельефная резьба могла процветать, пусть даже с опозданием, но была практически неизвестной до Русы II.

Содержимое Кармир-Блура, цитадели Тайшебаини, построенной Русой II, относилось в основном к более раннему периоду и было перенесено из Аринберда, когда там прекратила свое существование царская резиденция. Об этом мы кратко говорили раньше. План цитадели, хотя и не всего внешнего города, был восстановлен[379]. В крытой части крепости большое пространство было занято складскими помещениями, а жилые, вероятно, находились на втором этаже, что сопоставимо в этом отношении с Кефкалеси и урартской крепостью Хафтаван-Тепе[380]. Фасад крепости составляют башни высотой более 12 м, также стоящие по обе стороны ворот на южной стороне, между ними – контрфорсы. Есть еще один вход на северо-западной стороне – такие входы обеспечивали доступ к любому концу плаца или общественной площади, имевшей неправильную форму, расположенную непосредственно перед крепостью. Вряд ли стоит удивляться тому, что весьма сдержанное нападение скифов привело к разрушению Кармир-Блура.

Более столетия – начиная с киммерийских нападений на Русу I и до скифского участия в кампании Нововавилонской династии – кочевники, периодически вторгавшиеся на Ближний Восток с севера Кавказа, играли серьезную роль в истории урартских крепостей и на землях, раскинувшихся до самой Лидии, а также вступая в прямой конфликт с Ассирией. Стартовым пунктом любой исторической оценки этих народов должно оставаться свидетельство Геродота, к которому, несмотря на все имевшиеся у него неточности, нельзя относиться без уважения. Поэтому любое отрицание различия между киммерийцами и скифами как нерелевантное и неправильное необходимо рассматривать критически. Если эти две группы были действительно идентичны или являлись просто западной и восточной ветвями скифских племен, тогда трудно объяснить существование между ними различия, на которые указывал и Геродот и авторы ассирийских записей. Против этого можно привести следующее соображение: в аккадской версии «киммерийцы» указаны там, где в староперсидской и эламской версиях представлена «сака». Однако невозможность точной дифференциации не устраняет трудности. Почему появились эти кочевники, в чем было их сходство, где они осели и какой след оставили после себя – законные вопросы, требующие объяснения[381].