Блог, или Роман на слабо́ - Сергей Николаевич Огольцов

надо, он для меня служил трамплином для выхода в параллельный мир, откуда я возвращался усталым как собака, а увидал его два окошка под ржавой крышей и – приятно: дома.

Хорошо, когда есть куда возвращаться из параллельных миров…

* * *

Бутыль #34 ~ Весь мир – театр… ~

Времени оставалось в обрез, хотя срок назначенный Доном ещё не оттикал.

Иннокентий пребывал в угнетённом состоянии духа, особенно после ночных кошмаров вызвавших множественные кровоподтёки по всему телу.

Слишком вдумываться в механизм их появления ему не хотелось из-за головной боли в темени, куда вообще даже притронуться больно.

Майа с утра, как увидала его вид, разохалась и ушла в аптеку за всякой хренью для компрессов.

Он остался в её квартире один на один со своими сомнениями: возможно ли выжить в мире, где даже кнопке ESC случается холостить?

А что если вдруг Х-1 даже теперь опять ещё не мёртвый?

Попробуй положиться на такого, тем более с тех пор как нахлебался той зелёной тины.

Тоже мне, друг называется.

Впрочем, в Партосе он не сомневался: Х-2 он и в Африке Х-2.

В общем, он решил отвлечься от горестных дум, когда Майа принесёт ту бодягу, а вечером сходить с нею в театр, на последний пиастр из сюртука в кармане, то есть наоборот, но просто голова сука болит в непривычном месте.

Правда, он не знал есть ли в этом городе театр и вообще как этот город называется, но спрашивать у Майи не хотелось, она и так наверно думает, что он тупой. А он не тупой, просто после той выездной игры в Мезамерике (как хоть тот город назывался-то? Атос кричал что-то типа «чечевицы», но из-за болельщиков Иннокентий не смог толком расслышать) голова просто раскалывается.

Поэтому лучше в театр чем в парк, где опять шум, визги, тем более, что его всегда укачивает на этих качелях с каруселями, а просто поесть мороженое можно в любом кафе, однако гибель Крыса оставила горький осадок в виде аллергии к пунктам общественного питания.

Остаётся только театр…

Их с Майей места оказались у самого барьера ложи второго этажа. Там были ещё сиденья и зрители, но за спиной, поэтому не закрывали обзора.

Сверху открывался вид всего оркестра.

Иннокентию в основном понравилось, особенно флейты, звучание намного нежнее, чем у тех сопелок в Чечевице, дирижёр тоже вёл себя цивилизованно по сравнению с теми.. (уй, бля*дь голова!..) однако иногда начинал чересчур махать руками и тогда оркестр тоже звучал чересчур.

На сцене шло что-то типа разминки гимнастов – бегали, прыгали, поднимали друг друга и никаких каучуковых мячей.

В общем, первое отделение Инокентий назвал бы даже приятным, если б не сука дирижёр…

Когда наступил антракт, они с Майей сходили в буфет.

Большинство женской публики косились из своих декольте на Майин свитерок и джинсы, но она на них забила по полной, потому что мужики больше на неё посматривали, чем в те разнокалиберные декольте.

Среди меломанов Иннокентий не слишком-то выделялся своим сюртуком, разве что по цвету—иссине интенсивная синь—как и положено младшему офицеру Британского флота, но на Майу он смотрел с таким же восхищением, как и у них, если не бо́льшим.

Потом к Майе подошла ей знакомая, тоже в декольте и бусах, и они расщебетались как утренние пташки возле его хижины на Острове.

Иннокентию взгрустнулось и он пошёл в ложу один, всё равно их не перечирикаешь.

На пути вдоль коридора к лестнице на второй этаж стоял ряд белых бюстов, некоторые даже без плечей.

Один из них неожиданно привлёк внимание Иннокентия тем, что подмигнул своим беломраморным глазом. Взглянув повнимательнее, он увидел, что это Х-2.

– Партос, тебя не узнать. Чем кончился наш матч с мезамериканцами?

– Он ещё падла спрашивает! Победой конечно!

– Классно отметили?

– А то! Всё как положено в их ритуалах. Одному из команды победителей отрезают голову.

– За что? Так нечестно!

– Это ты пойди их жрецам расскажи. Сам-то ты, как обычно, куда-то слинял, а Х-Первого верховная жрица Эсма забраковала, говорит, он и так уже покойник зеленухой накрытый, и угадай теперь с трёх раз: кому из нас троих обрезание сделали?

– Зачем?

– У них технология такая, череп игрока из особо отличившейся команды обмазывают каучуком, чтобы получился спортивный инвентарь.

– А как же ты тут?

– Ты чё в армии не служил? В самоволке конечно… Опаньки! Патруль нарисовался. Пора мне, и смотри поаккуратнее с шорт-катом Ctl-Аlt-Delete!.

Иннокентий оглянулся, но никакого патруля не увидел, однако Х-2 больше не подмигивал и тупо молчал на своей подставке, так что Иннокентий поднялся в ложу на то же место.

Скоро пришла Майа сказать, что эта Минни из буфета хоть и дура, но у неё есть тётя и завтра…

Тут заиграла увертюра ко второму отделению.

Играли опять слишком громко, а Иннокентий прикрыл глаза от боли и в темноте перебирал инфу от Х-2, чтобы отвлечься.

Пальцы левой руки машинально набрали на бархате барьера упомянутый Атосом шорт-кат: Ctl-Аlt-Delete…

Он чуть не оглох от взрыва овации и разноголосых безудержных воплей «ура!», непонятная резь щипала зажмуренные глаза. Пришлось их открыть.

Ложа и весь зал театра утопал в сизоватом тумане. Вокруг курили все поголовно.

Курили зрители в ложе, в партере.

Курила Майа справа от Инно… нет! это не Майа! а Майа где?!.

Курила девушка в красной косынке на волосах, справа от Иннокентия.

Курили и хлопали. Громко. Невыносимо. Курил дирижё..

Нет, дирижёра на месте не было как и музыкантов тоже.

Оркестровую яму покрывал дощатый помост, а на нём длинный стол, а за ним люди в гимнастёрках и френчах, нет вон с краю один при галстуке, но тоже курит.

Человек с толстыми усами по центру застолья раздавил свою папиросу о стоящий перед ним графин, достал из кармана следующую, прикурил и помахал возле уха спичкой, чтобы угасла. Крики «ура!» усилились.

Он дирижёр?

Над сценой позади президиума, во всю ширину зала тянулась красная полоса ткани.

Жирные белые буквы орали:

«ПРИВЕТ УЧАСТНИКАМ ТРЕТЬЕГО СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА МОЛОДЁЖИ!»

Невысокий человек в сером пальто и кепке пересёк сцену позади стола и присел на просцениум подложив под себя снятую верхнюю одежду. В руках его появился блокнот, куда он что-то быстро записывал.

Торопливые прихлопы овации начали сбиваться, тормозить и стихать. Но дыма добавилось.

Иннокентий вспомнил