Новый Мир ( № 11 2009) - Новый Мир Новый Мир

Началось это не вчера и вершилось не вдруг.

Войны: Первая мировая, а за ней — страшнее, Гражданская.

Директива Оргбюро ЦК за подписью Якова Свердлова: “Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно. (А кто „богатый”? Имеющий пару быков и лошадь? — Б. Е. ) Конфисковать хлеб”. А значит, остальных голодом уморить.

“Очистительное пламя должно пройти по всему Дону <…> Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции” (Лев Троцкий, председатель Реввоенсовета).

“Казаков, по крайней мере огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически” (Рейнгольд, член Донревкома).

Не десятки, а сотни тысяч (называют в разных источниках более 1 млн) донских казаков погибли в боях, расстреляны, умерли в тюрьмах, спасаясь, уплыли из Новороссийска и Крыма в Турцию и разбрелись по миру.

Это был первый, самый тяжкий и опустошительный удар по донскому казачеству. Недаром в те же годы началось массовое переселение на обезлюдевшие казачьи земли крестьян из соседних областей, расчленение области Войска Донского с передачей его земель Украине (Луганская, Донецкая губернии), Воронежской, Саратовской, Царицынской губерниям. Но этот удар не был последним.

Донские казаки всегда жили землей: пахали, сеяли, разводили скот.

Пришла “коллективизация”, а с ней — “раскулачивание”. И опять — десятки тысяч самых трудолюбивых, а значит, “зажиточных” казаков морили в тюрьмах, везли эшелонами, а потом баржами по северным да сибирским рекам, вместе с малыми детьми в края полярные или в пустыни.

А потом были “дела колосковые”. И был 1937 год. Снова — тюрьмы, снова — расстрелы и ссылки.

Сколько казачьих жизней в эти годы погублено?.. Кто их считал?.. Местный журналист Н. Ф. Степанов по архивам ФСБ установил, что только в двух хуторах, Качалинском и Гуреевском, только в 1937 году были расстреляны и сосланы в исправительно-трудовые лагеря 48 казаков. Домой вернулись только двое, в 1949 году. На этих хуторах было 102 двора.

А через четыре года с этих же хуторов на войну были призваны 87 казаков. Вернулись с войны очень немногие.

Казачий край становился краем вдов, сирот, безмужних девок-“вековух”. Он естественно вымирал, теряя и теряя своих мужиков, хозяев. И в первую очередь хозяев крепких, зажиточных, не “востропузую чигу”, не голь перекатную, а донских казаков, которыми ставился этот край и славился, кормил себя и других, охранял свои земли и всю Россию, берег вековые нравственные законы семейного и общего жития. И потому “казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции”. Этот приказ Троцкого исполнился не вдруг. Не вязанку хвороста жгли, а Всевеликое войско донское, которое “надо будет <…> истребить, просто уничтожить физически” (Рейнгольд).

Уничтожали, искореняли, считай, целый век. С октября 1917 года. Искоренили.

Простой пример. В конце прошлого века после земельных реформ на земли бывших колхозов, не в один день, а в два-три десятилетия, пришли новые хозяева. В нашем районе они теперь широко известны: семья Штепо, А. Б. Колес­ниченко, Н. Н. Олейников, Осипов, А. И. Кузь­менко, С. М. Якутин, В. В. Крюч­ков и другие — все они прежде работали в коллективных хозяйствах. Нынче у каждого из них тысячи и десятки тысяч гектаров пашни, элитные молочные фермы, поливные земли. Все начинали, как говорится, “с нуля”. Опытные хозяева, умные люди, настойчивые, трудолюбивые. Потому и получилось.

В Задонье, в казачьих Голубинских да Пятиизбянских краях таких людей не оказалось. Охотников было много. Их сотнями можно считать. Были и все сплыли. На сегодняшний день лишь несколько хозяев: Синицын, Семерников, Дубовов, Пушкин — работают, как говорится, “для собственного прокорма”. Сотня-другая гектаров земли: бахчи, подсолнух, ячмень, пшеничка, просо. Кое-какая техника. Перспектив развития нет. Кормятся сами — и слава богу.

Еще один пример. Лет десять назад, а может и более, когда началось “возрождение казачества”: митинги, “круги” да сходы, в основном в городах, выборы атаманов, лампасы, фуражки и прочее, — в ту веселую пору в станице Голубинской районные власти решили создать конноспортивную школу. Подыскали помещение, привезли лошадей, корма, сбрую, технику для заготовки сена, зарплату установили “штатным” работникам и передали все станичному казачьему обществу: “Владейте и возрождайтесь!” Потому что: “Без коня казак — сирота”, “Казаку конь себя дороже”, “Казак сам голодает, а лошадь сыта” — старинные и вовсе не пустые казачьи пословицы.

Но… кони в “казачьем обществе станицы Голубинской” стали дохнуть и вовсе куда-то пропадать. Кормов и ухода не оказалось. Пришлось эту затею оставить. “Не к рукам цимбалы” — тоже старая казачья пословица. Очень верная.

Это, считаю я, показатель того, что настоящий хозяин в задонских казачьих хуторах уничтожен революцией, Гражданской войной, коллективизацией, “тридцать седьмым годом”. Расстреливали, губили в тюрьмах, высылали на Север. И снова расстреливали, “кратировали”, лишали права жить и трудиться на этой земле. Сиротили и вдовили донскую землю, забирая и забирая лучших работников, пахарей, казаков, просто мужчин.

Какое-то спасенье, новую мужскую (конечно же, не казачью!) кровь принесли в наши края заключенные, которые строили после войны Волго-Донской канал. Здесь было около десятка лагерей, двести тысяч заключенных, которых порой освобождали условно или напрочь. Многие оседали в наших краях. Только у меня, в ближних соседях помню Петра Семеновича Веденеева, Сергея Михайловича Тимоничева, Абрама Астафьева, Кузьмича, тети-Мотиного Андрея. Они отбыли срок, присватались к вдовам, стали своими. Но это было уже потом, в годах 1950-х.

А сначала — всеобщий голод, и не один, Великая Отечественная война, послевоенная разруха, снова — голод и голод. Повторю: донские казаки — это станичники, хуторяне, крестьяне, потом колхозники с пустыми “палочками”-трудоднями, с судьбой “крепостного”, не имеющего права уйти из колхоза, ведь им даже паспорта не полагалось.

От такой жизни бежали из хуторов и станиц при первой возможности.

А уж детей тем более старались вытолкать в город, в город, в город… К лучшей жизни, к лучшей судьбе.

Донские хутора пустели. Не помогли даже новые времена: оттепель пятидесятых годов, когда селяне наконец-то наелись чистого хлебушка, без лебеды, желудей и прочих добавок, и когда им наконец стали выдавать паспорта. Тут и вовсе, уже по закону, стали уходить в города, в поселки, на заводы, на стройки.

И тогда, волна за волной, покатили в наши края переселенцы: подмосковные шахтеры — после закрытия тамошних шахт; селяне из Белоруссии, Чувашии, Мордовии, северных да центральных областей России, которым жилось вовсе несладко; потом объявились “целинники” и прочий народ, охочий до “едино­­временных безвозвратных денежных выплат на переезд, обустройство” и бесплатное жилье, которое начали строить для переселенцев. Но в то же время власти высокие, по соображениям тоже “высоким”, идейным, урезали приусадебные участки, ограничивали количество скота на подворье, объяв­ляли хутора “неперспективными”, закрывая там школы, фельдшерские пункты, отключая электричество. Потом началась “перестройка”, “приватизация”, “сельский капитализм”. Сельский, а значит, казачий исход продолжался.

Осенью 1994 года в очерке “Последний рубеж” [1] писал я: “Не провели семь ли, двадцать километров дороги... Закрыли магазин. Не захотели возить детей в школу. Пожалели копейку для фельдшера, а для учителя — литр молока. Обидели невниманием старых. <…> И вот уже разошелся хутор <…> Уходим. Бросаем за хутором хутор, оставляя на поруганье могилы отцов и дедов. <…> Похоронным звоном звучат имена ушедших: Зоричев, Липологовский, Липолебедевский, Тепленький, Вороновский, Соловьи. <…> Ведь уже вслух говорят и кричат, что не мы, а иные народы — хозяева донской степи”.

Теперь, спустя пятнадцать лет, можно твердо сказать: “Ушли”. На Боль­шой Голубой, в Осиновском, Ложках, Большом да Малом Набатове, на Козловской, на Осипове, на Фоминколодском, на Гремячем Ключе, на Венцах — везде и везде на месте былых хуторов селенья иные: один ли, два дома, гурт крупного рогатого скота, овцы, козы. Хозяева — чеченцы, азербайджанцы, дагестанцы. Многие живут здесь подолгу. Появились они еще при колхозах и пережили их, приспособились к временам новым. Теперь на райцентровском базаре они торгуют не только мясом, но молоком, творогом, сметаной, чего еще десять лет назад не было. Нужда заставила. Научились. Думаю, ко всеобщей пользе.