Страж фараона - Михаил Ахманов

В чем-то он прав, подумал Семен, представив серые питерские небеса. С другой стороны, приятно ли знать, что за тобой следит божественное око? Причем не тайно, а открыто; подняв голову, увидишь его гневный глаз, который не заслоняют ни облака, ни тучи…

Инени кивнул, будто подслушав его мысль.

– Ра вечно глядит на нас, и лик его неизменен, и в прошлом, и в будущем. Скажи мне, друг мой, в твои времена люди по-прежнему верят в богов? Возводят храмы, приносят жертвы и тешат их слух песнопениями?

– Да. Не все, но многие.

– А ты? Не сердись, если мой вопрос неприятен, но кажется мне, что ты не боишься богов. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. – Семен задумался на миг, потом сказал: – Я не верую в тех богов, в которых веришь ты, и твердо знаю, что истинный бог не нуждается в храмах, жертвах и песнопениях. И обитает он не в небесах, не под землей и не в пустынях Запада.

Рот Инени округлился, глаза раскрылись шире.

– Но где же, Сенмен?

– Единственно в душе человеческой. – Семен приложил ладонь к груди. – Здесь! И потому мой бог всегда со мной.

– Я верю тебе, – медленно произнес жрец. – Верю, ибо вижу, какую силу он тебе дает… Такую, чтобы устрашить Рихмера, или царька дикарей из Шабахи, или справиться с Софрой, бросив его на растерзание львам… такую, чтобы покорить сердце Пуэмры или вложить бессмертную душу в холодный камень… Это все – твой бог?

– Ну… отчасти. Время от времени, скажем так.

Жрец протянул руку и положил ее на колено Семену.

– Я никогда не сомневался, что ты отправлен к нам на помощь этим богом или другими богами. Затем, чтобы все свершилось так, как и должно свершиться… – Погладив бритый череп, он усмехнулся и вдруг, резко меняя тему, зашептал: – Третий день месори близится, друг мой… Великая царица встретит его в большом дворце, что рядом с Ипет-ресит, дабы не медлить и возложить на себя знаки власти. Пусть брат твой будет при ней и охраняет ее вместе с Хенеб-ка, а ты встань на Восточной дороге, перед лагерем колесничих, встань там с лучниками и копьеносцами Усерхета. Инхапи об этом просил. Он уже здесь и утверждает, что так ему будет спокойнее. Он верит в тебя, как в львиноголовую Сохмет.

– Я польщен, – заметил Семен. – А кто такой Усерхет?

– Чезу Пантер, один из военачальников с юга. Я слышал, опытный солдат, но людей у вас будет всего лишь пара сотен – остальные нужны Инхапи у главного лагеря меша Амона. Колесничие же Хоремджета стоят отдельно и могут прорваться к дворцу… Сумеешь их остановить?

– Дело нехитрое. На колесницах в городе не развернешься. – Семен нахмурил брови, чувствуя, как его охватывает возбуждение.

Инени придвинулся ближе к нему и снова зашептал:

– Их триста, и в каждой – два воина… И поведет их Хуфтор, лучший чезу Хоремджета…

– Я его видел. Решительный парень!

– Возможно, с ним будет Хоремджет. Он боится, ночует не в доме своем, а в главном лагере или с колесничими… он в недоумении и страхе… не может понять произошедшего с Софрой – то ли боги ему благоволят, то ли предостерегают…

– Кто тебе это сказал? О Хоремджете?

– Рихмер, по твоему повелению. Его ищейки не спускают с Хоремджета глаз. Погонщики ослов, что доставляют в лагерь пищу, носильщики и водоносы и даже писцы… Они усердны, как стая гиен, почуявших запах падали.

Семен довольно ухмыльнулся.

– Ну, что ж… Придется их наградить и возвеличить! Особенно писцов. Нет ли среди них Пианхи, сына Сенусерта? Толстый такой и болтливый, писец в чезете колесничих…

Инени помотал головой.

– Не знаю. Люди Рихмера – забота Рихмера. А твоя…

– …Хуфтор и колесничие. Я помню, мой мудрый друг.

– Если они захватят дворец, царицу и пер’о… – пальцы Инени шевельнулись, рисуя иероглиф «смерть». – Исида всемогущая! Спаси нас от этого и сохрани!

– Кто не рискует, не ест ветчины, – отозвался Семен, подумал и перевел на язык роме: – Хочешь фиников – не бойся лезть на пальму.

Я видел семьдесят шесть разливов Хапи, я очень стар, но память меня не подводит – она как свежий цветок лотоса в месяц фармути. Я помню… да, помню тот день, когда не мудрые речи, не песни и гимны, а острая бронза вершила праздник. Друг мой тоже был на этом празднестве, и живы мы потому, что он охранил нас, а когда отзвенело оружие, не дал сердцам ожесточиться. Прав ли он? Иногда, взирая на нынешний кровавый пир, я сомневаюсь в этом. Но ему виднее, и виднее тем, кто обитает в тех непостижимых землях, откуда он пришел. Свершившееся должно свершиться…

Глава 11

Месяц месори, третий день

Вдали, за каналом Монта, слышался грозный гул – стоны боевых рогов, лязг оружия и топот множества ног, перекрываемый временами слитным воплем идущих в атаку воинов. До лагеря корпуса Амона, с которым сражались сейчас ветераны Инхапи, было километра два, но звуки далеко разносились в душном раскаленном воздухе, и город, внимая им, замер в тревожном оцепенении, будто муравейник, рядом с которым сошлась в поединке пара свирепых быков. Не ровен час, затопчут…

Но на Восточной улице, тянувшейся от садов фараона до казарм колесничного войска, пока что царили спокойствие и тишина. Ни храмов, ни жилых строений здесь не было, и тракт, прямой, как древко копья, затеняли лишь огромные каштаны с поникшей от жары листвой. За ними, на юго-западе, ближе к речному берегу, начиналась зона дворцового парка, но крыши и башни большого дворца, как и домов знатнейших вельмож, скрывали завесы зелени, по-прежнему яркой, свежей и густой, ибо работники, качавшие воду из Нила, трудились не покладая рук. Парк простирался до крепких стен Ипет-ресит, южного святилища Амона, благодаря чему подступ к обители пер’о с фланга или с тыла был невозможен для колесниц. Они могли проехать только здесь, по Восточной улице, что отходила от Царской Дороги вблизи огромных пилонов, обозначавших вход на священную царскую землю.

Семен, стоявший рядом с Усерхетом, жилистым сорокалетним чезу Пантер, оглянулся на отряд перегородивших улицу лучников. Солдаты стояли в три шеренги, со стрелами, наложенными на тетиву, и хоть их было всего лишь десятков пять, прорваться сквозь этот барьер не удалось бы ни единой колеснице. Особенно если учесть других стрелков, засевших под деревьями, а также маленький, наспех придуманный, но очень эффектный сюрприз.

Шагах в сорока за лучниками, у поворота к Царской Дороге, потел под солнцем отряд тяжелой пехоты – сотня воинов в кожаных нагрудниках и шлемах, с тяжелыми, закругленными сверху щитами и двухметровыми копьями, под командой знаменосца Хорати. Боевое снаряжение перевозилось в столицу тайным порядком, пряталось по дворам у родичей в Кебто, Джеме, Уасете, и, чтобы собрать своих воинов, вооруженных и готовых к битве, офицеры Инхапи трудились всю прошлую ночь. Старания их были успешными – судя по звукам, что доносились от казарм, и по тому, что Усерхет занял Восточную улицу еще до утренней зари. Но выглядел он измотанным и то и дело прикладывался к фляге с водой.

– Иди в тень, – сказал Семен, – ляг под деревом и закрой глаза. Колесниц пока что не видно. Может быть, они вообще не появятся – Хуфтор ведь не сошел с ума, чтобы бросить их в атаку по улице в двадцать локтей шириной.

– Может, и не появятся, – прохрипел Усерхет, покосившись на стальной топор в руках Семена, – только я должен стоять здесь. Ты, господин, хоть и могучий воин с грозной секирой, а долг военачальника не понимаешь. Тяжкое наше ремесло! Вот я, уставший так, что чувствую вкус смерти на губах, торчу на жаре и буду торчать, потея под ремнями и нагрудником. А почему?

– Да, почему? – полюбопытствовал Семен, глядя в хмурое лицо Усерхета.

– А потому, что люди мои должны меня видеть на этом самом месте. Раз я стою и терплю, значит, и им Амон велел. Не то какая же мне вера? – Он снова приложился к фляге.

– Люди твои не мотались всю ночь по дворам и улицам, не пересчитывали друг друга, не погоняли теп-меджет. Они выглядят свежими и полными сил, а ты – уставшим. Отдохни!

Но Усерхет лишь с упрямым видом помотал головой и буркнул:

– Отдохну в гробнице, а сейчас надо ждать, потеть и драться. Вот только землю полью…

Он отошел к обочине и облегчился под развесистым каштаном. Это дерево – и еще одно, на противоположной стороне – было подрублено и являлось тем самым маленьким сюрпризом, что ожидал колесничих Хуфтора. Если, конечно, он решится атаковать…

Чем черт не шутит, думал Семен, разглядывая терявшуюся вдали дорогу. Как-никак, триста колесниц, шестьсот солдат… Почему бы и не попробовать? Что в лагере сидеть? Тем более что схватка у казарм пехоты может по-всякому обернуться… да, по-всякому… С одной стороны, у Инхапи – менфит, бойцы отборные и злые, напавшие внезапно; с другой – их все-таки поменьше, чем воинов у Хоремджета, да и сидят те за валом и рвом, пусть обмелевшим… Хрен его знает, чья возьмет! И ждать тут вроде не с руки… Действовать надо, действовать! Не то дождешься маджаев с палками и удавками…