И обратил свой гнев в книжную пыль... - Петер Вайдхаас

Следующие дни ушли на то, чтобы подготовить немецкое посольство, филиал Гёте-Института, крупных книготорговцев и хотя бы немного бразильскую прессу в Рио к грядущему «великому событию» — немецкой книжной выставке и связанной с ней культурной программе.

Потом я улетел в Сан-Паулу, чтобы собрать в Ибирапуэра-парке ту часть нашей экспозиции, которую должны были показывать в рамках «Немецкой промышленной выставки». На высоком вращающемся постаменте залитый ослепительными лучами солнца «золотой телец» нашего времени — модель новой спортивной машины. На фоне этого сверкающего и кажущегося недоступным «божества» наш книжный стенд — ровно 600 названий книг по темам: техника, архитектура, математика, экономические науки и социология. Мы с Дорой — моя жена снова влилась в ряды наших сотрудников, как только дети были пристроены в Аргентине, — с нетерпением ждали потока посетителей, которые вот-вот должны были появиться.

И они появились. Через наш стенд в жуткой толчее прошло 80 000 человек Четверо сотрудников не в состоянии были справиться с таким мощным наплывом посетителей. О спокойных, информативного характера беседах не могло быть и речи, но тем не менее нам были высказаны сотни пожеланий получить ту или иную справку, и нами были приняты все заказы на высылку книг.

Территорию выставки мы покидали обычно около полуночи, и нас сразу оглушал шум, свет и гул голосов этого мира чудес, не имеющего ничего общего с окружающими его бразильскими буднями.

Однажды вечером мы обнаружили в уголке забившуюся в тень от витрины молоденькую бразильянку с ее черным новорожденным младенцем, спавшим в картонной коробке. Мы сели рядом с ней и выслушали рассказ о сексуальной эксплуатации женщин, о том, как ее выгнали из «фавелы» (трущобы), дававшей ей кров, и о том, что теперь она брошена на произвол судьбы.

Это была красивая женщина, она рассказывала не жалуясь, ровным, иногда, как мне казалось, не соответствующим ситуации радостным голосом. Мы отдали ей все, что у нас было, оставили немного денег, прекрасно сознавая, что этим ничего не изменишь в ее судьбе. Мы ушли, мучимые совестью.

В ту ночь образ молодой матери с крошечным ребенком в картонной коробке не выходил у меня из головы, а за окном по-прежнему бушевал неумолчный гул города, и сон никак не шел, хотя мы провели на ногах больше четырнадцати часов.

ПОРТУ-АЛЕГРИ — административный центр южнобразильского штата Риу-Гранди-ду-Сул, сильный отпечаток на который наложили немецкие эмигранты с Хунсрюка — юго-западной части Рейнских Сланцевых гор, — сами себя величавшие, согласно смысловому значению названия местности, «немцами с собачьего горба». В расположенном на слиянии пяти рек городе с католическим университетом было три немецких книжных магазина, влачивших, впрочем, жалкое существование, поскольку они не решались выйти со своим ассортиментом к новой публике, а рассчитывали только на стариков-эмигрантов, постепенно вымиравших, их же сыновей и дочерей, даже если они все еще говорили по-немецки, не привлекала больше старая литература. Но что настоящий интерес к немецкой книге все-таки еще не умер и жил не только в немецких кругах, должна была доказать наша выставка, расположившаяся в Институте искусствоведения.

Открытие вылилось в грандиозный праздник. 450 приглашенных и неприглашенных гостей толпились в тесных помещениях выставки. Проникли сюда и многие студенты, уютно устроившиеся на полу. Посетители группками разглядывали отдельные, особенно красочные и нарядные тома по искусству, а также яркие детские книжки. На выставке удалось создать такую атмосферу, которая вызывала, с одной стороны, ощущение чего-то знакомого, с другой — жгучее любопытство к новому.

Это было прекрасной наградой за трудную и отчасти нудную работу по сборке стендов. За недостатком собственных рабочих рук мне помогли на сей раз собрать выставку за пять дней и столько же полуночей вице-консул Шлихтинг и руководитель курсов немецкого языка в Гёте-Институте Франц Бухетман и их жены, а также прикрепленный к нам «знаток местных условий» д-р Каро — любезный пожилой господин, один из представителей образованной еврейской диаспоры, которых еще часто можно было встретить в те дни в Латинской Америке. В промежутках я все время наведывался в редакции газет, потом подробно и восторженно освещавших выставку. До начала и во время проведения выставки в газетах Порту-Алегри было помещено сорок пять богато иллюстрированных материалов.

Впрочем, не успели мы открыть выставку, как ее тут же и закрыли: последовала акция протеста со стороны юридического факультета, повлекшая за собой чрезмерно жесткую реакцию ректора католического университета, распорядившегося временно закрыть все факультеты и примыкавшие к нему институты — наступали праздничные дни Пасхи. Только по их окончании возобновилась работа выставка и неизменный поток посетителей.

В эти дни приехал Понтер В. Лоренц, чье колоссальное влияние на общественность я наблюдал еще в Аргентине. Он и тут был встречен с помпой и поверг немного в шок весь присутствовавший профессорский истеблишмент своим докладом «Роль писателя в обществе». Последовавшая за этим дискуссия на тему о латиноамериканской литературе была полностью опубликована в крупнейшей ежедневной газете штата Риу-Гранди-ду-Сул «Correo de Povo». Число посетителей выставки — в конечном итоге всего лишь 3600 — не отражало истинного успеха этой выставки в Порту-Алегри.

На самом деле воздействие на широкие круги общественности было гораздо глубже, о чем свидетельствовал хотя бы уже тот факт, что чисто бразильские книжные магазины заинтересовались немецкой книжной продукцией. А из провинции поступило сообщение, что во многих школах провели конкурс на лучшее сочинение о представленных на немецкой выставке книгах. В общебразильских новостях в день открытия выставки показали специальный короткий телерепортаж. Здесь, в Порту-Алегри, нашлась своя бразильская публика, далеко превосходившая по численности немецкую колонию, и пусть ее знания немецкого были не столь велики, зато преобладал устойчивый интерес к таким областям знаний, как экономические науки, математика, архитектура, медицина, а также к книгам по искусству и детской литературе.

Совсем другое дело состав публики в Сан-Паулу, где мы построили в конце апреля наше выставочное «шапито» на площади в 1600 квадратных метров на территории Художественного музея на авенида Паулиста. Эта публика состояла в основном из немцев, работавших в Сан-Паулу на немецких фирмах, и бразильцев немецкого происхождения. Дело, может, еще было в том, что единственным органом печати, без конца и подробно информировавшим об открытии выставки, стала газета «Deutsche Nachrichten» («Немецкие вести»). Правда, и главная бразильская газета «Эстаду ди Сан-Паулу» тоже поместила несколько материалов, но в этом суматошном и безликом городе требовалась более настойчивая информация, чтобы у людей созрело решение принять в чем-то участие.