Глазомер! Быстрота! Натиск! - Андрей Владимирович Булычев

вот еще чего хотел вас спросить, Алексей Петрович. У меня три повозки совершенно пустые остаются, можно, конечно, их и так, совсем порожными собой гнать, но зачем, если какое добро можно прихватить. Мы с подполковником Милорадовичем тут оставленный гренадерами склад нашли, а в нем пять сотен ножей на ратовицах в штабелях лежат, из тех, что по повелению главнокомандующего перед штурмом Очакова в войска поступили. Все наши офицеры как один говорят, что весьма удобное это оружие для ближнего боя. И хорошо показало себя при осаде и штурме крепости. Хоть колющие удары им наносить, а хоть бы даже и рубящие. Против конницы, как они сказывают, оно особливо удобное. С нашими-то короткоствольными штуцерами и егерскими фузеями с примкнутым к ним штыком на дулах не больно-то ведь и удобно орудовать супротив всадников. А тут можно из ружья в них палить, ратовищем отмахиваться и подальше от себя держать.

– Все верно, удобное оружие, хоть и простое, – подтвердил слова интенданта Живан. – Один у него только есть недостаток – переносить на дальние расстояния эти копья уж больно неудобно. Ладно, если ты в осаде на одном месте долго стоишь, а коли так вот, как мы, с долгими маршами да беготней? Видать, как раз из-за этого гренадеры-то их здесь и бросили, не решились с собою за сотни верст тащить. Если решить вопросы с их доставкой, то они могут нам потом весьма пригодиться. Правда, опять же, и за Днестром встанет вопрос об их переноске на маршах. Егеря ведь любят свои ружья всегда в руках держать, да мы и сами их изначально к этому приучаем. А тут кроме ружей у них еще и пика в руках будет. Боюсь, что не задержатся они у нас долго, не зря же вся пехота их давно уже побросала.

– Ну ладно, нужно будет оружейникам поручить, чтобы они хорошо подумали, что же тут можно будет с этим поделать, – решил Егоров. – А пока сколько вы думаете ратовищ с собою забрать?

– Ну вот, в три свободные повозки как раз мы их и уложим, – предложил Рогозин. – Не все, конечно, сколько их в сарае лежат, а только сколько в них влезет. Две сотни у нас и своих копий есть, и где-то сотни три из этих вот брошенных возьмем. Так что каждый третий егерь у нас при таком вот копьеце будет.

Маршевая колонна полка уходила от Николаевской. Практически все население станицы – от мелкой детворы и до седых стариков – провожали егерей, простоявших тут полтора десятка лет. Слышались крики зевак, всхлипывали, утирая глаза платочками, бабы, крестили православное воинство степенные казаки. А на правом, возвышенном берегу Буга стоял подле потемневших под дождями деревянных крестов Леонтьев Михаил.

– Прощайте, мои ридные, дай Боже, скинчиться ця вийна, прийду я до вас сюды и еще поклонюся! Диду, твой внук Михась, а ноне капрал Леонтьев крепость Очаков брал, а теперяча пойдет и дальше османа добивать. Спи спокойно, старый солдат, выбили мы басурман из наших степей. Пойдем теперь их за Днестр гнать!

– Мишка! Мишка! – донесся отдаленный крик со стороны реки. – Там наши с того берега машут, видать, полк уже в поход двинул, беги скорее в лодку, ежели опоздаем, то от ротного всем попадет!

– Прощайте! – Леонтьев еще раз размашисто перекрестился, поклонился могилам родных и, резко развернувшись, побежал на крик. – Ну чего ты там так горланишь, Ванька?! Бегу же я, слышишь, бегу! – и на ходу поправил ремень перекинутого через плечо новенького штуцера.

Понтонный мост, возведенный военными инженерами ниже Николаевской, был смыт еще осенью, поэтому приходилось делать приличный крюк к северу. Переправились через Буг возле села Федоровки, где река была гораздо уже. Паром был стареньким, и перемахнули реку только лишь за двое суток, ну а дальше был длинный путь до Днестра. Под Дубоссарами, где стояли несколько полков русской армии, к Алексею подошел высокий, долговязый пехотинец.

– Ваше высокоблагородие, рядовой Тамбовского пехотного полка Чижов Карп. Разрешите к вам обратиться?! – басовито крикнул он, представляясь, и принял уставную стойку.

– Обращайтесь, – кивнул Алексей, всматриваясь в кажущееся ему отдаленно знакомым лицо.

– Прошу о зачислении меня в ваш егерский полк! Меня и еще троих рядовых Тамбовского пехотного полка! Нас четверых, ваше высокоблагородие! – частил он скороговоркой.

«Взгляд осмысленный, прямой и уверенный, но без эдакой “наглинки”. Мундир далеко не нов, но зато хорошо выстиран и аккуратно заштопан, – отметил про себя Алексей, оглядывая с головы до ног просителя. – Оружие. На поясном ремне старенький, много чего повидавший пехотный тесак в ободранных и побитых деревянных ножнах. На плечевом ремне длинноствольная пехотная фузея. Выглядывающий из-за спины ствол масляно поблескивает. Видать, только вот недавно вычищен и хорошо смазан».

– А что же тех, за кого ты сейчас просишь, рядом не видно, а, Чижов? – задал вопрос пехотинцу Егоров.

– Да боятся они, ваше высокоблагородие, – ответил тот, пожав плечами. – Вот так вот напрямую, да еще и к цельному полковнику обращаться! А я-то вроде как с вами разговаривал уже единожды, вот и сейчас решился, правда, и самому мне за тот давний наш разговор сейчас сильно неудобственно.

Алексей снова вгляделся в лицо солдата. «Тамбовский пехотный, Чижов, Чижов Карп, “неудобственный разговор”. Штурм Очакова! – мелькнуло в голове. – Полуразрушенный греческий квартал, заваленные трупами улицы крепости и толпы солдат, которым взятый город отдан главнокомандующим на три дня».

– Ага-а, так это ты, Чижов, тогда зимой вместе со всеми прочь не рванул, когда фитиля догорали? – усмехнулся Лешка. – Напомни, чего не побежал? Неужто совсем даже не испугался?

– Испужался, – признался рядовой. – Аж поджилки от страха затряслись. Так бы и рванул вслед за всеми, жить-то ой как сильно хочется! Да уж больно вы там спокойно стояли. Ну ведь не станете же на потеху и себя же подрывать? Да и люди ваши, они ведь тоже, как и вы, не забоялись. У некоторых, вон, и ухмылки даже тогда на лицах были. Вот я и остался.

– Ты погляди, какой сметливый! – ухмыльнулся Алексей. – И когда только оглядеться успел? Ну, кровью невинной не замарался в те дни?

– Да нет, ваше высокоблагородие, не мое это, – замотал тот головой. – Да и не все же такие, как вот поперва, со стороны, кажется. Токмо горячка боя спала, ведь многие же и сами пошли в лагерь. Это уж самые дурные, те да, те злобствовали. Ну а как в войсках да без таких? А слова те ваши я запомнил, правильно вы тогда все сказали. Вот этих самых, за кого я сегодня перед вами прошу,