Все совпаденья не случайны - Диана Бош

Феномен замедления времени – вот что сейчас происходило с ней. И неправда, что на самом деле это всего лишь иллюзия – так могли решить только люди, никогда не испытывавшие подобного. Теперь Эльза понимала, почему летчики, пережившие авиакатастрофу, рассказывали, что время реагирует на состояние человека, то замедляя, то ускоряя свой бег.

– Как поживает твоя матушка, Стас? – ровно и спокойно спросила Эльза. – Помню, когда-то она декламировала: «Белые клавиши в сердце моем робко стонали под грубыми пальцами, думы скитались в просторе пустом…» – Эльза и сама не поняла, откуда, из каких глубин всплыли эти стихи. В памяти отчетливо предстало видение: мать Стаса в незабудково-голубом платье, опершись рукой на рояль, читает Брюсова. И даже голос Эльзы вдруг приобрел чужие, не свойственные ей интонации: «Память безмолвно раскрыла альбом, тяжкий альбом, где вседневно страдальцами пишутся строфы о счастье былом…»

Глаза Стаса остекленели, и он замер, словно всматриваясь в сумеречную даль.

– Помнишь, как она учила тебя? – продолжала Эльза тем же грудным голосом. – Ее белокурые локоны склонялись на тетрадь, и она водила твоей рукой, выписывая крючочки и палочки. Она всегда знала, как правильно поступать…

– Нет! – вдруг вскрикнул Стас, возвращаясь в реальность. И желчно продолжил: – Мать предала меня.

– Она любила тебя.

– Бросила меня, когда больше всего была нужна! Сцена ей оказалась дороже меня!

– Она каждый раз возвращалась.

– И снова предавала меня. Я ненавижу ее!

– Ненавидеть ее все равно, что ненавидеть себя. У тебя родинка на щеке, точно как у нее…

Стас схватился за щеку так, словно ее обожгло, и с остервенением потер, а Эльза продолжала говорить, боясь остановиться хоть на секунду. Искушение броситься вперед со всех ног и попытаться проскочить в открытую дверь мимо тюремщика, было очень велико. Но шанс спастись таким образом был столь мал, что приходилось сдерживать себя. Нужно было приблизиться к убийце, тогда, вероятно, получится выиграть время и все-таки убежать.

– Какая она красивая была, твоя матушка! Да, Бог ее одарил несравненной красотой. Она любила тебя и твоего отца.

– Замолчи! – Стас схватил Эльзу за кисть и больно сжал. Но тут же отдернул руку.

– Я помню, как вы приехали в наш поселок, ты и твой отец. Вы полгода жили одни, лишь потом она нашла вас. Почему ей пришлось разыскивать вас?

– Не твое дело, – прошипел мужчина.

– А я отвечу: потому что она любила.

– Кого? – иронично переспросил Стас.

– Тебя. И, думаю, твоего отца.

Мучитель расхохотался, запрокинув голову и сжав кулаки. Эльза попыталась скользнуть мимо него в проход, но Стас тут же вцепился ей в плечо пальцами и заговорил – быстро, сквозь зубы:

– Она оставляла меня с отцом, а тот истязал меня. Срывал на мне злость за то, что не может заставить ее любить себя, и наказывал меня за малейшую провинность. Но не это самое страшное. Самым страшным было выслушивать его изощренные издевки. Никогда больше никто так не унижал меня, как родной отец! И ты еще уверяешь, что она любила меня?!

Эльза хотела что-то сказать, но Стас перебил ее:

– Ты хотела узнать, за что я ненавижу тебя? Так знай: именно ты окончательно украла у меня отца – всегда жестокий со мной, он таял от умиления, глядя на тебя.

– Неправда! Вскоре мы с мамой уехали из поселка.

– Твоя мать была шлюхой, такой же, как ты.

Эльза задохнулась от обиды и гнева – и в тот момент в ставни отчетливо постучали. Стас изменился в лице и, выскочив из комнаты, захлопнул за собой дверь.

На какое-то время воцарилась тишина, потом снаружи раздались два глухих хлопка, похожих на выстрелы, и у Эльзы от страха оборвалось сердце. Что, если это был Никита и он приехал спасать ее? А теперь муж, может быть, лежит убитый. Или раненый.

Эльза потеряла счет времени. Сколько она сидела на полу, размазывая слезы по щекам – минуту, две или час? Она уже успела так уверить себя, что погиб именно Никита, и в горе оплакать его, что, когда дверь приоткрылась, не испытала ни малейшего страха. Если Стас пришел убить ее – она с радостью подставит ему шею, теперь жизнь ей не мила.

Закрыв глаза, Эльза приготовилась умирать.

– Эй… – раздался рядом тихий голос.

– Гриша?! Почему ты здесь?

– Тсс! – Агриппина приложила палец к губам. – Он где-то здесь, не стоит шуметь. Молча иди за мной.

Женщины скользнули за дверь и заторопились по гулкому коридору. Сердце Эльзы колотилось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Агриппина тянула ее за собой, оглядываясь по сторонам и старательно обходя углы, словно ожидая, что из-за любого из них может выскочить Стас. Наконец они вышли на улицу и побежали к машине.

– Подожди, я задыхаюсь, – взмолилась Эльза, – силы кончились совсем.

– Ничего, силы восстановятся, мясо нарастет. Хотя, должна сказать, аристократическая бледность и модельная худоба вполне тебе к лицу.

– Да? Думаешь, стоит так все и оставить? – подыграла Эльза.

– Дело вкуса, конечно, – заявила Агриппина, заводя машину, – но я бы особо не торопилась вернуться к прежним формам.

– Я вроде бы полной никогда не была, – обиделась Эльза.

– Да ладно, подруга, не напрягайся, с твоим весом тебе вообще не скоро удастся располнеть. Это я так, треплюсь, чтоб как-то тебя от тревожных мыслей отвлечь.

Машина тронулась и начала разворот. Эльза открыла рот, чтобы задать вопрос – а их у нее скопилось немало, – но Агриппина перебила ее:

– Только молчи, ни о чем не спрашивай. Все потом, потом! Сейчас главное – сбежать поскорее отсюда, а потом уже можно вернуться, но с милицией.

– Зачем вернуться? – вытаращила глаза Эльза.

– Чтобы помочь тем, кто остался. Стас вооружен, он стрелял в меня. К счастью, не попал.

– Так это твой стук в ставни испугал его? Господи, я думала, он убил Никиту!

– Насчет Никиты ничего не знаю, но вполне допускаю, что тебя ищут, и твой муж тоже мог прийти сюда.

Эльза оцепенела, а потом вцепилась в руль и заорала:

– Стой!

– Ты что, с ума сошла? Я чуть в дерево не врезалась!

– Останови машину, останови… – Эльза побледнела еще больше, руки у нее затряслись, а глаза стали безумными.

Едва автомобиль замедлил ход, она открыла дверцу и, выскочив на ходу, побежала по дороге назад.

– Немедленно вернись! – Агриппина несколько секунд, оглянувшись, смотрела ей вслед, потом захлопнула дверцу и развернулась.

Со дня исчезновения Эльзы Никита жил как в бреду. Он что-то ел – не чувствуя вкуса, кое-как спал – урывками и не высыпаясь, перестал обращать внимание на свою одежду и, наверное, со стороны выглядел дико. Ему было все равно.

Когда-то, пару лет назад, когда Эльза отчаялась родить своего ребенка, она предложила взять приемыша, но Никита с негодованием отверг эту мысль. Ему казалось, они с женой вполне счастливы вдвоем, а чужой ребенок никогда не сможет стать своим. Но сейчас все странным образом изменилось. Его мысли сконцентрировались на двух людях – на Эльзе и Марии. Первую он трепетно и нежно любил больше восьми лет, вторую, пяти лет от роду, узнал лишь недавно и, тем не менее, уже не мыслил себя без нее.

Ребенок, возникший в его жизни внезапно, среди ада, вдруг стал необыкновенно дорог ему. Никита и сам не мог объяснить, отчего чувствует эту маленькую девочку такой родной, такой близкой. Он прижимал ее к себе, и ему казалось, что это их с Эльзой ребенок, которого они не успели родить. Маша, Машенька, Мария. Печальная, горькая – означает ее имя на древнееврейском. Да, горько ей, крохе, в жизни пришлось…

– А может быть, ты и есть мой папа? – Девочка заглянула ему в глаза. – Мы шли, шли вместе с мамой, а потом ты заблудился и отстал, а мы пошли дальше. Потом мама ушла искать тебя и не вернулась. А теперь ты нашел меня. И мама скоро вернется, правда?

Никита украдкой смахнул слезу и чмокнул девочку в выпуклый лобик:

– Правда, любимая. Спи. И пусть тебе приснится мама.

– И большой розовый слон! – звонко засмеялась малышка. – Такой, как показывали в телевизоре.

– Да, и розовый слон.

Никита вспомнил этот вчерашний разговор и улыбнулся. Надо будет поехать вместе с Машенькой в «Детский мир» и купить ей розового слона. Вот только бы скорее нашлась Эльза…

Случилось так, что на выходных к нему приехала секретарь Марина. Он настолько погрузился в свои личные хлопоты и отошел от дел, что, увидев ее на пороге, на мгновение растерялся. Девушка, воспользовавшись его замешательством, вошла сама и только после этого спросила:

– Можно?

– Мама! – выскочила из комнаты Машенька в одних трусиках. И замерла, с интересом разглядывая девушку.

– Ребенок? Никита Сергеевич, у вас гости?

– Зачем вы пришли, Марина? – глухо спросил Никита. – Мы разговаривали с вами по телефону, и, если вы помните, я сообщал о своем безразличии к тому, что происходит на фирме. Во всяком случае, сейчас.