Завороженные - Александр Бушков

— Красавчик Сторри, скотина этакая… Брехун… Можете быть спокойны, господа мои: там нет ни цвергов, ни людей. Вообще никого нет, даже трупов. Прибор ошибаться не может, столько раз за много лет испытан в деле…

Невольно вздохнув с облегчением, поручик убрал револьвер в карман, а Маевский повесил скорострел на плечо, дулом вниз. Пожал плечами:

— Интересно, а куда делся тот или те, с лодки? Назад они, во всяком случае, не улетели…

— Представления не имею, — сказала Элвиг. — Может, лодка была не одна, и эту по каким-то своим причинам оставили. Не могла же она прийти в негодность? Это надежнейшее устройство, там просто нечему сломаться, а мелкие поломки в два счета исправляются… Как бы там ни было, в городе их нет. Ни живых, ни мертвых. Пошли?

И она первой нетерпеливо шагнула к городу. Следом двинулся поручик, а Маевский замыкал шествие, тихонько напевая себе под нос:

Стоял июль, а может — март…Летели с юга птицы…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.

Поручик отметил, что в облике штабс-капитана не было и следа беззаботности, — он передвигался так, словно шагал по тонкому льду, собранный и напряженный, напоминал сейчас грациозного хищника. Прежний балагур и повеса, несомненно, был опытным бойцом, на которого стоит полагаться…

Они остановились перед ближайшим зданием. Элвиг смотрела на него вовсе уж завороженно, не в силах глаз оторвать. Медленно направилась к проему.

Они оказались внутри. Никакого разделения на комнаты — внутренность дома, скорее напоминавшего башню, представляла один-единственный зал немаленьких размеров. На стенах до самого потолка виднелись непонятные каменные выступы, а из вымощенного каменными плитками пола там и сям торчали непонятные стержни, шары, выгнутые полосы — металлические на вид, золотистые, серебристые, черно-матовые, поодиночке и группами. То же самое кое-где торчало из стен, в основном на высоте человеческого роста либо совсем невысоко над полом.

Элвиг хмыкнула. Ее голос прозвучал разочарованно:

— Ничего интересного. Вот это все, — она обвела зал широким жестом, — все эти причиндалы давно известны и неинтересны. И уж тем более не опасны. Тут у них была своя мебель, еще какие-то бытовые приспособления. Мы в них окончательно не разобрались, кажется, эти штуки каким-то образом создавали непонятно из чего все, что необходимо в быту. Ничего теперь из этого не работает. И ни малейшей опасности не представляет — заброшено и мертво… Пойдемте. Скука…

В соседнем строении они обнаружили ту же самую картину — разве что непонятные предметы располагались в других местах, чуточку не в том порядке. И в третьем то же самое, и в четвертом. Сами по себе, Элвиг оказалась права, эти принадлежности древнего быта ни малейшего интереса не представляли.

— Сторри, врунишка… — разочарованно сказала Элвиг, когда они покинули пятое строение, ничем не отличавшееся от ранее обследованных четырех. — Все абсолютно наоборот. Ни единого предмета, как будто специально собрали и унесли. Или… Или здесь задолго до нас успел побывать кто-то смелый и беззастенчивый, аккуратненько подобрал все мало-мальски интересное… А потом порой эти вещички обнаруживаются в задних комнатах иных антикварных лавок…

Они помаленьку продвигались к центру города. Элвиг показала вперед:

— Вон тот домишко мне внушает некоторую надежду. Именно в таких что-то и находят, если находят…

Действительно, здание было не только повыше остальных, но и заметно от них отличалось: не просто круглая башня с зубцами по крыше, к ней с обеих сторон прилеплены два купола (вершина левого зияет неправильных очертаний проломом, напоминая яичную скорлупу, в одном месте пробитую ударом ложечки). И вход, в отличие от прочих, расположен высоко над землей, к нему ведет каменная лестница.

Они достигли первой статуи светло-коричневого цвета. На вид она была вытесана из камня, но работа — великолепнейшая. Она представляла человека, стоящего посреди улицы без какого бы то ни было постамента. Самый обычный человек, средних лет, одетый довольно скромно, с кинжалом в руке. Неведомый скульптор тщательнейшим образом исполнил самые мелкие детали: пряжки на сапогах, складки камзола, черты лица и даже ресницы. Прямо-таки гениальный скульптор. Человек со спокойным лицом стоял так, словно поднял ногу, собираясь сделать следующий шаг.

Элвиг бесцеремонно постучала по статуе рукоятью кинжала. Раздавшийся глухой звук окончательно подтвердил, что статуя исполнена из цельного камня.

— Никогда такого не встречалось, — пожала она плечами. — Чтобы цверги ставили у себя человеческие статуи… Они вообще ни в чем подобном не замечены, мы ни разу не находили никаких произведений искусства, даже орнаментов, узоров, мозаики…

Вторая статуя, располагавшаяся аршинах в десяти, опять-таки представляла человека, разве что в другой позе — он смотрел куда-то вправо, будто остановившись неожиданно, резко. А вон тот будто шарахнулся, пригибаясь, подняв руки. Еще один рухнул на колени, прикрывая лицо руками. Вон тот — явно упал и стоит на четвереньках, тот будто несется со всех ног, оглядываясь с ужасом через плечо, а этот, перекосив рот в ярости, заносит кинжал…

Там, откуда он пришел, поручик ни разу не видел, чтобы статуи были исполнены в таких позах — насквозь приземленных, убого-будничных. Зачем все это? Люди подобным никогда не занимались, потому что статуи такие нимало не сочетаются с высоким искусством…

Они шли словно бы в толпе — в толпе непонятных статуй, недоуменно переглядываясь и пожимая плечами. Первое любопытство схлынуло, и каждую новую они уже не разглядывали так тщательно. Вот и все, две последних располагаются совсем недалеко от проема, ведущего в правый, полностью сохранившийся купол. Один стоит спокойно, разве что правая рука скрылась в квадратном, накладном кармане камзола, а второй вытянул вперед руку, которая сжимает…

Револьвер! Идеально исполненную каменную копию укороченного «смит-вессона» производства фабрики Людвига Леве!

— Бог ты мой! — воскликнул Маевский с ужасом. — Да это же Ягеллович! И Пилкин… Что ж это, господи…

В его голосе звучало такое удивление, такой страх, что у поручика, кажется, волосы поднялись дыбом. Он будто к земле прирос. Остановившимся взглядом следил, как Маевский с яростным лицом вертит туда-сюда головой, держа наготове скорострел, как, не раздумывая, кидается к полукруглому проему…

Оттуда, из проема, выметнулось нечто, напоминающее то ли исполинский бич, то ли щупальце, подсекло ноги штабс-капитана, отшвырнуло в сторону, словно кеглю — и Маевский, пролетев по воздуху, шлепнулся на каменную осыпь, выронил скорострел, его голова безвольно поникла на сторону…