Левиафан - Дэвид Линн Гоулмон

— Я начинаю осознавать, что члены команды чрезвычайно преданы вам… и вашей философии, капитан, — сказал Найлз, предпочтя проигнорировать вопрос о кадетах.

— Доктор Комптон, мысль о преданности команды у меня даже не возникала. Что же до моей философии, то я никогда не скрывала от них никакую информацию. Как раз напротив, я полагаюсь на их исследования, разработки и идеи.

— Могу ли я, не рискуя ошибиться, предположить, что обслуживание «Левиафана» требует наличия базы? — взялся за свое Ли, постукивая тростью по палубе красного дерева.

— Да, есть место, которое мы зовем домом; вообще-то их целых два. Моя прабабушка Оливия и ее муж Питер Уоллес устроили первую постоянную базу после того, как был предан ее отец Октавиан. Я и мои родители копаем вторую базу последние пятьдесят лет. — Взгляд ее пропутешествовал с мужчин к морю за большими окнами, окружающему ее со всех сторон. — Вторая — это место, которое было недостижимо много лет, пока не были разрешены определенные проблемы.

— И где же эта база? — продолжал Ли.

Отвернувшись от окна, она поглядела на обоих с улыбкой:

— Если я вам о ней скажу, ничего хорошего мне это не сулит. На первую мы прибудем где-то через сутки, а там скоро и на вторую.

Найлз внимательно разглядывал сидящую перед ним красивую женщину. У нее бывают моменты просветления, когда она кажется просто одной из пассажирок круизного лайнера, любующейся судном и морем вокруг. Найлз был близок к окончательному заключению, что действительно имеет дело с самым умным человеком на свете — и, как Ли заявляет при всяком удобном случае, самым безумным.

— Капитан, я не дурак, но будь я неладен, если могу понять конструкцию вашего корпуса и материалы, использованные при постройке «Левиафана». Как вы достигаете таких глубин? — Ли снова помахал тростью вокруг себя, указывая на корабль в целом.

— Корпус «Левиафана» представляет собой композитный материал, произведенный из нейлона, стального волокна, пластика и ингредиента, встречающихся только на предельных глубинах в… — Она вдруг прервалась и улыбнулась Ли: — Вы почти поймали меня, сенатор. Должна сказать, тут в игру входит ваше прошлое в Управлении стратегических сил, не правда ли?

— Должен же я был попытаться, — без улыбки отозвался Ли.

— Однако не вижу вреда в том, что скажу вам один пустячок. Вы все равно не поймете динамику процесса, так что я выдам вам лишь конечный результат. — Она улыбнулась, подпустив сенатору эту шпильку. — Вы, наверно, удивитесь, но чем глубже «Левиафан» погружается, тем плотнее становится материал корпуса. Он сжимается, учетверяя свою прочность.

Подошедшая Алиса взяла Ли за руку.

— Капитан Эрталль, почему вам было не сесть рядком с мировыми лидерами да показать им ладком то, что показываете нам, прежде чем устраивать пальбу?

— Да, Алекс, почему бы тебе не объяснить, почему ты этого не сделала?

Обернувшись, они увидели Вирджинию, стоящую за спиной капитана. На ней было простое зеленое вечернее платье, а глаза чуточку припухли, словно она только что плакала.

— Возникли определенные события в Мексиканском заливе, сделавшие предварительные переговоры неприемлемыми. Требовались незамедлительные действия, и я их осуществила. Жадность единственной страны была…

— Поосторожнее, Алекс, твоя ненависть проглядывает в твоих словах. — Вирджиния наклонилась вперед и взяла со стола бокал с вином.

Александрия перевел взгляд с Вирджинии на остальных членов группы, потом улыбнулась:

— Ой, Джинни, ты все еще злишься за то, что я тебя подставила? Я же недвусмысленно растолковала, что ты совершенно не повинна в том, что я добыла необходимую информацию и разведывательные данные о вашей группе.

Отпив вина, Вирджиния склонила голову к плечу.

— Нет, не злюсь. Я люблю группу и людей, с которыми работаю. — Она поглядела на Найлза, потупившегося и устремившего взгляд в пол. — Они бы со временем установили истину. А я ведь думала, что знаю тебя, Алекс. Человек, которым ты стала, убивает невинных, не поморщившись. Алекс, которую знала я в колледже, убедила бы всякого способного слышать, что у нее есть способ получше. — Она огляделась, жестом обведя «Левиафан». — А человек, создавший нечто столь великолепное, оказался холодным, как море, которое якобы защищает. — Вирджиния осушила бокал одним духом и взялась за стоявшую на столе бутылку. — «С великой силой приходит великая ответственность».[14] Не помню, кто это сказал.

Ли хотел было ответить, но Алиса сжала ему руку, чтобы помолчал.

— И я отношусь к этой ответственности всерьез, Джинни, ты же знаешь, — бросила Эрталль, глядя на старую подругу в упор.

Подошедший к группе сержант Тайлер поднял бокал в шутовском тосте. По нему было видно, что разговор его явно заинтересовал.

Наполняя свой бокал, Вирджиния прятала глаза от окружающей ее группки людей.

— Да, мы были свидетелями твоей ответственности, Алекс. А теперь скажи-ка мне, старая подружка, очевидно, в нашем департаменте есть другая особа, которая могла сообщить тебе, что мы ничегошеньки не знаем о твоем семействе, ваших открытиях или ваших намерениях. Тогда зачем тащить нас сюда?

— Сержант Тайлер даст вам ответ на это достаточно скоро.

— Ты лжешь, Алекс, мы тебе зачем-то нужны. Так зачем?

Заметив гневные искорки во взгляде Александрии, Алиса выступила вперед, взяла Вирджинию за руку и поспешно увлекла прочь от стола.

— Как я вижу, не я один тут налегаю на вино, — заметил Фарбо, вместе с Сарой присоединяясь к безмолвному трио.

— Капитан, Вирджиния…

— Если мне и надо истолковывать чьи-то действия, доктор Комптон, то из всех людей на свете Джинни будет из них последней. — Она опустила голову, сделав вид, что поправляет свои белые перчатки.

— Прошу простить, кое-какие дела. — Сержант Тайлер поставил бокал на стол рядом с собой, даже не пригубив вина. Он встретился взглядом с Александрией, и между ними что-то явно разыгралось, заставив присутствующих задуматься, кто же командует «Левиафаном» на самом деле.

Неловкое молчание затягивалось, но его прервало завывание сирены. Продолжалось оно лишь секунду, но этого было достаточно, чтобы офицеры и матросы начали поспешно покидать смотровой зал.

Подойдя к Эрталль, первый помощник положил ей в руку небольшую записку, после чего отвел ее в сторонку и прошептал что-то на ухо. У всех на глазах капитан переменилась в лице, зажмурилась и оперлась ладонями о стол перед собой. Сэмюэльс буквально отпрянул от нее и развернулся на сто восемьдесят градусов, сердито стаскивая свои белые перчатки.

Под взглядами присутствующих капитан включила интерком:

— Вахтенный офицер, стоп машина, сохранять глубину, приказ о тишине на всех палубах, инициировать боковые акустическо-лазерные системы.

— Есть, капитан!

Снаружи раздвижные панели «Левиафана» начали уходить в пазы по всему периметру лодки, открывая охватывающее субмарину углубление. В этом углублении находилось что-то вроде елочной гирлянды, светящейся темно-красным огнем и разгорающейся с каждой секундой. Как только «Левиафан» полностью остановился, тысяча крохотных лазеров, включившись на полную мощность, пронзила темные воды Берингова пролива на три мили от его носа. Лучи, кружась, устремлялись во все стороны, пока вся грандиозная субмарина не была окутана красным коконом колеблющегося лазерного света.

— Вот почему я вынуждена делать немыслимое. Любовь государств к власти неискоренима. С их глупостью может потягаться только их фальшивая бравада и любовь к бряцанию оружием.

Группа «Событие» в недоумении смотрела, как Александрия щелкнула другим выключателем, отчего свет, заполняющий головной отсек, переключился в сине-зеленую часть спектра. Когда они обернулись к носу, стекло было озарено голографическим изображением, на добрую сотню лет опережающим технологии любой из наций. Рамы заполнила голограмма грандиозных масштабов — словно смотришь на электронное изображение моря прямо перед ними; по сути, это изображение заменило стекло, увеличив окружающий мир. Внедренные на различной глубине в панели композитного стекла миллиарды сверхтонких волоконнооптических линий позволяли строить трехмерное изображение. У них на глазах светящееся изображение начало увеличиваться, пока не появились восемь объектов, застывших на разной глубине.

— О мой боже! — выдохнул Найлз, подступая поближе к голограмме, подробной до мельчайших деталей, будто на семидесятимиллиметровом киноэкране. Эрталль воззрилась на изображение, и Сара заметила, что зубы у нее стиснуты, а на скулах играют желваки.

— Ублюдки! — бросила она, развернулась и устремилась прочь из отсека. Алиса успела разглядеть, что глаза у нее темно-синие, а зрачки больше не расширены.