Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но мы откажемся» = «Но врешь, не стоит жизнь такой цены»). Вот еще некоторые сходства между этими песнями: «И будут вежливы, и ласковы настолько, / Что жизнь предложат долгую на блюде» /8; 515/ = «.. Ценой вины, награда — жизнь в конверте. / Мы к долгой жизни приговорены» (АР-14-168) (в первом случае упоминается «жизнь на блюде», а во втором — «жизнь в конверте»; сравним еще в «Дорожной истории», где речь идет об арестах: «В конверты прячут — и этапом за Можай»; АР-10-44).
В «Приговоренных к жизни» есть и такие строки: «А в лобовое грязное стекло / Глядит и скалится позор в кривой усмешке», — в которых повторяется мотив из написанной несколькими месяцами ранее «Чужой колеи»[466]: «Напрасно жду подмоги я: / Смеется грязно колея» (АР-2-148). Здесь лирический герой мечтает выбраться из колеи, а в предыдущей песне герои хотят разорвать цепи и обрести свободу, так как, по сути, находятся «на мели»: «Теперь уж это не езда, / А ерзанье» = «Нас обрекли на медленную жизнь», — и первоначально рассчитывают на помощь извне: «Авось подъедет кто-нибудь / И вытянет?» = «Неужто мы надеемся на что-то?». Но в итоге понимают, что нужно самим выбираться из «чужой колеи» и порывать с «хваленой жизнью»: «Расплеваться бы глиной и ржой / С колеей ненавистной, чужой» (АР-12-68) = «И если бы оковы разломать — / Тогда бы мы и горло перегрызли / Тому, кто догадался приковать / Нас узами цепей к хваленой жизни» /4; 66/. А хваленая жизнь напоминает безупречное житье из «Мистерии хиппи»: «Вранье / Безупречное житье!». - что вновь возвращает нас к «Приговоренным к жизни»: «Но врешь, не стоит жизнь такой цены!» /4; 304/. И закономерно, что в обеих песнях герои хотят физически уничтожить всё, что связано с властью: «Кромсать / Всё, что ваше! Проклинать» — да и самих представителей власти тоже: перегрызть им горло. Поэтому в том же 1973 году Высоцкий напишет: «И в песне я кого-то прокляну» («Я бодрствую, но вещий сон мне снится…»), — не соглашаясь с теми, «кто, выкрикнув хвалу, а не проклятья, / Спокойно чашу выпили сию» («Я не успел», 1973). В свою очередь, эти проклятья вновь напоминают о «Чужой колее», где лирический герой проклинает и саму колею, и ее основателей: «Я кляну проложивших ее, — / Скоро лопнет терпенье мое, / И склоняю, как школьник плохой, / Колею, в колее, с колеей» (а о «лопнувшем терпенье» он будет говорить в стихотворении «Мой черный человек в костюме сером!..»: «И лопнула во мне терпенья жила»; да и в «Песне самолета-истребителя» герой признавался: «[Терпенье мое] истекло»; АР-3-210).
Напрашиваются еще некоторые параллели между «Чужой колеей» и «Мистерией хиппи»: «Отказа нет в еде-питье / В уютной этой колее» = «Вранье / Безупречное житъе!»; «Расплеваться бы глиной и ржой / С колеей этой самой чужой!» = «Плевать / Нам на ваши суеверия!»; «У колеи весь левый склон / Разбил и покорежил он» (АР-2-146) = «Кромсать / Всё, что ваше! Проклинать!»; «С колеей ненавистной, чужой» /3; 450/ = «Нам ваша скотская мораль — / От фонаря до фонаря!»; «Здесь спорил кто-то с колеей / До одури» /3; 449/ = «Нам до рвоты ваши даже / Умиленье и экстаз!».
Такие же эмоции демонстрирует и «чистый» лирический герой: «Я не люблю до тошноты цинизма, / Притворство не приемлю, и еще…»238. Эту же мысль он повторит в черновиках «Песни автозавистника», где будет прикрываться маской пролетария: «Хоть ненавижу их до одури., до спазм» /3; 363/, - и в «Балладе о ненависти»: «Зло решило порядок в стране навести. <.. > И отчаянье бьется, как птица, в виске, / И заходится сердце от ненависти»
А встречающийся в «Мистерии хиппи» призыв: «Долой ваши песни, ваши повести! / Долой ваш алтарь и аналой! / Долой угрызенья вашей совести! / Все ваши сказки богомерзкие долой!», — в том же году встречается в «Марше антиподов»: «Мы гоним в шею потусторонних — / Долой пришельцев с других сторон!» (антиподы, как и хиппи, противопоставили себя другим людям и государству). Восходит же он к повести «Дельфины и психи» (1968), где с подобным призывом выступали дельфины, разорвавшие все контакты с людьми: «Долой общение, никаких контактов!», «Долой дружбу ходящих по суше!». Сравним также фрагмент разговора профессора-ихтиолога и обитателей океанариума с «Мистерией хиппи: «“Так! Господа!” — “К черту господ”, - рявкнул бассейн» /6; 31/ = «/С черту сброшена обуза» /4; 157/.
Разрыв контактов с властью и государством предполагает, в частности, отсутствие семьи, чтобы не оставлять заложников: «Мы гнезд себе на гнили не совьем!» («Приговоренные к жизни»), «Узы мы свели на нуль!» («Мистерия хиппи»). Мотив разрыва уз и выхода на свободу встречается также в наброске к «Революции в Тюмени»: «И вот освобожденьем от оков / Не только социальных революций» (АР-2-79); в «Приговоренных к жизни»: «И если бы оковы. разломать…»; и в стихотворении «Казалось мне, я превозмог…»: «Я вырвался из плена уз — / Ушел, не ранен».
А гниль, упомянутая в «Приговоренных к жизни», встречается и в «Мистерии хиппи»: «Гнилье / Ваше сердце и предсердие!». Позднее этот образ возникнет в стихотворении «Вооружен и очень опасен»: «Гниль и болото / Произвели его на свет». Что же касается болота, то и этот образ имеет место в «Приговоренных к жизни»: «И рано нас равнять с болотной слизью», а также в других произведениях — например, в «Погоне» и «Разбойничьей»: «И болотную слизь конь швырял мне в лицо», «Ах, лихая сторона! / Сколь в тебе ни рыскаю, / Лобным местом ты красна / Да веревкой склизкою». С этой же слизью связан мотив вынужденного скольжения лирического героя: «Я скольжу по коричневой пленке…» (1969). Поэтому и в «Чужой колее» он скажет: «Крутые,
