Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991 - Светлана Бондаренко

Есть у меня все-таки претензии к 9-й главе. Она мне кажется затянутой. Подслушанный Перецем разговор вещей малоинтересен и кажется вставным эпизодом. Следовало бы эту главу несколько укоротить и почистить.

Хотелось бы также иметь какую-либо, пусть фантастическую, пусть парадоксальную, пусть сатирическую «мотивировку» исчезновения первого директора и водворения на его место Переца. Иначе оно выглядит как механическая перестановка фигур, произведенная волей авторов.

Творческая изобретательность Стругацких проявилась в повести «Волны гасят ветер». Это довольно редкая попытка создать «документально-мемуарную» фантастическую повесть.

Что, казалось бы, дальше отстоит друг от друга, чем документ и фантастика? Стругацкие, однако, объединяют многочисленные служебные отчеты, записки, инструкции, юридические акты, результаты обследований, фонограммы, письма в стилизованный таким образом мемуарный очерк о том, как было совершено значительнейшее для человечества открытие («Большое откровение»), изменившее его представление о самом себе, о своих возможностях. Открытие, разумеется, фантастическое.

Но такое построение не случайно. Эта повесть — своего рода морально-философский трактат о воображаемой ситуации, когда научный прогресс приводит к новому качественному скачку в человеческом обществе, раскалывая его в переломную пору на две неравные части — тех, кто этот скачок совершают первыми, и тех, кто остается в уютной колыбели традиционных представлений и чувствований. Ситуация в истории человечества известная.

Но фантасты, они ее обостряют, связывая не с технологическим прогрессом — он зашел уже далеко: покорен космос, установлены связи с другими цивилизациями, человечество, как можно понять из повести, стало гармоническим сообществом людей, уже стремящихся оказать помощь гуманоидам других планет, дать науку, модель общественного мироустройства, мораль. Дать то, что не все еще способны и готовы принять. Но, с другой стороны, могут и сами очутиться в столь же зависимом положении, когда другая сверхцивилизация окажется на куда более высокой ступени развития не только в технологическом, но и в интеллектуально-эмоционально-нравственном отношении. Так что люди будут выглядеть рядом с ними неразумными детьми.

Человечество опасается Странников, таинственных пилигримов Вселенной, превосходящих его в своем технологическом и умственном могуществе. Но происходит нечто совершенно неожиданное: из среды самих людей в силу эволюционного процесса начинают возникать индивидуумы, наделенные «третьей импульсной системой», внутренний мир, потребности, интеллектуальные стремления, космические эмоции которых резко отделяют их от других людей, уводят их — «люденов», «зачеловеков» — из колыбели человечества.

Модель, конечно, фантастическая, но, опять же, не лишенная нравственной проблематики. Она, прежде всего, в той несовместимости просто хороших, умных, интересных, но обыкновенных людей с людьми непонятными, стремительно выламывающимися из ряда, имеющих свой пункт — даже систему — несходства со всеми остальными. Если переводить с языка фантастических метафор и символов — это одиночество талантливых и гениальных носителей новизны в переломные для человечества моменты.

Таков итог, финальный мотив повести. По ходу ее сюжета — много боковых линий: тут и встреча с неведомым, и напряжение научного поиска, и аналитические усилия мысли, и страсти познания. Наконец, разного рода гипотезы о типах возможных цивилизаций. О взаимоотношениях между ними. О путях предполагаемых вариантов развития человечества. Иными словами, объемный фантастический мир с главной художественной мыслью.

Впрочем, с моей точки зрения, эта повесть написана с несвойственной Стругацким суховатостью. Она слишком задокументирована. Слишком приближена к трактату. Ее отчетно-статистическая основа, не воспроизводя реального научного открытия, а лишь стилизуя открытие фантастическое, хотя и изобретательна, но скучновата, растянута. Большинство ее служебных помет, грифов, адресов, анкет — лишь просматривается глазом, но не читается как текст художественный. Оттого и главные герои — рассказчик и Тойво Глумов, не говоря уже о второстепенных, — даны достаточно бегло, силуэтно, видны их деловые качества, объяснена интеллектуальная хватка, но по-человечески они не слишком увлекательны. Они задавлены служебной перепиской. Эмоциональные же, шоковые состояния от столкновения с «люденами», по существу, лишь названы, но не изображены. Вообще хотелось бы, конечно, чтобы этот путь превращения человека в «людена» был дан не столько как трактат или мемуар о фантастическом открытии, а как драма. Как душевное потрясение.

Конечно, повесть уже написана и напечатана, но было б, мне кажется, не бесполезно несколько успокоить ее отчетно-бюрократическую суету (особенно на вялых начальных 50-ти стр.) и еще порисовать главных героев, связать их более бурными конфликтами, показать душевные мучения, документально обозначенные, но оставленные за кадром. От этого повесть немало выиграла бы.

И наконец, большой и сложный роман «Хромая судьба», в котором переплетаются два сюжета. В центре их два писателя — Феликс Сорокин и Виктор Банев, — существующих в разных мирах, в разных социальных условиях, смоделированных Стругацкими. Причем один сюжет как бы реальный с реальным героем Феликсом Сорокиным, другой — придуманный им, населенный вымышленными персонажами во главе с Виктором Баневым, персонажами из неопубликованной рукописи Сорокина, хранящейся в заветной синей папке.

Сюжеты развиваются параллельно, чередующимися главами, причем они настолько самостоятельны, что практически могут существовать и врозь, как это доказали сами Стругацкие, опубликовав один из них в «Неве». Это тоже теперь довольно распространенный тип романа в романе, узаконенный «Мастером и Маргаритой» М. Булгакова, на которого авторы честно ссылаются.

У Стругацких нечто подобное: сатирико-бытовой современный сюжет, развернутый вокруг Сорокина, не лишенный, впрочем, фантастического элемента, накладывается на откровенно вымышленную условную страну, в которой живет и действует Банев, страну, в которой узнаются обобщенные черты тоталитарных режимов — от гитлеровского до пиночетовского фашизма.

Такое, казалось бы, достаточно усложненное и искусственное строение романа, однако, внутренне и внешне мотивировано. Сорокин прошел Великую Отечественную войну и войну с Японией, он боролся с фашизмом и самурайским империализмом. Как писатель он принадлежит военному поколению, разрабатывает военную тему.