Опасная колея - Юлия Федотова

— Ruhe! Schauen Sie nicht! Setzen Sie sich und hören! — это завозился Удальцев, пришлось успокаивать. Дальше подслушивали вместе.

— Согласен, Николушка, согласен! — фальцет. — В современных условиях накопить такие силы невозможно. А высвободить накопленные ранее? Древние силы Хаоса — об этом ты не подумал?

— Что? Как? — оба «шверинца» хором, потрясённо.

— Да вот так! Не перевелись на Руси патриоты, господа! Уже возвращён в мир из тысячелетнего посмертия один из носителей Хаоса, тот, кто одним лишь появлением своим неминуемо свернёт Россию с опасного пути, направит ход её истории в совсем иное русло! Не обойдётся, конечно, без потрясений, но лучше пережить любую войну, чем позволить взбесившейся черни уничтожить священную монархию, глумиться над нашим Отечеством! — и — шмяк! — очередной огрызок прицельно точно летит в фонарный столб…

«Основное свойство сил Хаоса — огромный конечный эффект при незначительной величине начального вмешательства, — услужливо подсказала память премудрого Романа Григорьевича скучным голосом профессора Зоннтага. — Примитивной моделью их действия может служить обвал в горах, когда единственный крошечный камешек, неосторожно брошенный со скалы, порождает разрушительную и неукротимую лавину…»

…Первый голос, но в нём уже не ностальгия — смертельный испуг:

— Серж! Да как ты можешь?! Это же ЗАПРЕТНОЕ, это преступление хуже некромантии, хуже чернокнижия! Называется «незаконная реккуренция персонифицированного деструктивного магического явления». И ты об этом вот так спокойно, вслух говоришь?

— Ах, да кто нас здесь может услышать — одни германцы кругом! Какое им дело до нашей России? — вот она, типичная ошибка неопытных конспираторов. У себя на родине будут таиться, от каждой тени шарахаться, на каждый стук вздрагивать, тысячу раз перестраховываться, а вырвутся за кордон, глотнут воздуха свободы — и кажется им, будто все опасности позади, и начинают о таком болтать во всеуслышание, о каком дома даже подумать громко боялись, чтобы мысли никто не почитал. О том, дурачки, забывают, что руки-то у Родины, ох, и дли-и-инные…

— Herr Oberst![53] — на нервной почве повысив начальника в ранге, азартно зашептал Удальцев, тоже подзабывший, что не в родном Москов-граде находится, а в чужой стране. — Das sind sie! Verschwörer! Man muss nehmen![54]

— Nein! Nicht jetzt, später![55] — Роман Григорьевич пока не слишком хорошо представлял, как их, заговорщиков, можно «взять».

…— И кого же они воскресили, твои патриоты? Позволь полюбопытствовать, — циничный Николушка старался казаться равнодушным, но голос предательски подрагивал. — Уж не самого ли Бессмертного? — это было сказано с насмешкой, не верил молодой маг в такую возможность. Но собеседник многозначительно молчал. — Что?!! Нет!!! Да вы с ума сошли!

— Это точно! — по-русски прошипел сквозь зубы Роман Григорьевич.

— Ах, да что вы, право, так разволновались? — поняв наконец, что его сообщение у собеседников одобрения не вызывает, принялся убеждать Серж. — Ведь мы не в блаженной Гиперборее живём, и не в княжеской Руси! Наша организация… — ах ты господи, целая организация у них! — внимательно следит за каждым шагом носителя Хаоса. Как только Кощей исполнит свою историческую роль, он будет немедленно ликвидирован, и все отрицательные последствия сведутся к минимуму. Что поделаешь господа, цель иной раз оправдывает средства…

— Не знаю, — заколебался Николушка, — может вы и правы… Но всё равно, это опасно!

— Лес рубят — щепки летят! — пожал плечами заговорщик.

Неожиданно стойким оказался сентиментальный Вася.

— Нет! — убеждено возразил он собеседникам. — Это ужасно! Это ничуть не лучше, чем нигилисты! Серж, да ты сам стал выражаться, как нигилист: «организация», «ликвидировать», «средства», «щепки» — слушать страшно! Не желаю ничего больше знать о ваших тайных делах, давайте говорить о другом! Пива хочу, грабовского! Идёмте пить пиво!

Сразу три огрызка полетели в злополучный столб — один попал, два пролетели мимо цели, упали в снег.

— Уходят! — простонал Удальцев. — Роман Григорьевич, надо что-то делать!

Надо. Но что, что можно сделать в чужой стране, где у тебя нет ровным счётом никаких властных полномочий?

— Ладно, — принял решение Ивенский. — Вы ведите клетчатого, далеко они не уйдут, некуда им из города деваться. А я найду дядюшку Фердинанда, попробую уговорить…

Господина фон Крона долго искать не пришлось — обнаружился под ручку с тётушкой Амалией Леопольдовной у прилавка, где разливали горячий грог.

— Дядюшка Фердинанд! — простонал Роман Григорьевич умоляюще. — Выручайте! Во-он тот человек в клетчатом… видите, пиво пьёт? Он опаснейший заговорщик, злоумышляющий против России! Его непременно надо задержать!

— Ах ты, негодник! — тут же возмутилась, точнее, сделала вид, что возмутилась баронесса фон Крон. — Стало быть, ты явился в Кленов не с роднёй повидаться, а заговорщиков своих ловить? Так?

— Да нет же! Он нам попался совершенно случайно! И сейчас уйдёт! Дядюшка! Помогите, как коллега коллеге! Умоляю!

Красивое лицо фон Крона сделалось озабоченным, он нервно закрутил пальцем ус. Душа его страдала от неразрешимого противоречия: с одной стороны, страсть как хотелось помочь любимому родственнику дорогой супруги и покарать заговорщика, с другой — порядок есть порядок.

— Милый мой, да что же я могу сделать? У меня нет ни малейшего основания задерживать этого человека, ведь перед законом нашей страной он совершенно чист! Что скажет его королевское высочество, если полиция начнёт хватать невиновных на ярмарках?

— Его королевское высочество, Фридрих Франц Мекленбургский является генералом русской армии! Он одобрит ваши действия! — парировал Ивенский, чувствуя, что дядюшка уже готов сдаться.

— Всё равно. Мне нужен предлог для задержания, пусть даже самый малый. Иначе нельзя!

— Он кидал яблочные огрызки в фонарный столб! — заявил Роман Григорьевич. — Лично мне было бы неприятно, если бы в моей стране иностранцы стали так небрежно обращаться с мусором! Налицо явное нарушение общественного порядка!.. Ах, уходит, уходит!

— Не уйдёт! — просиял дядюшка Фердинанд, и взмахнул рукой.

Тотчас будто из-под земли возникли двое городовых с саблями, в синих мундирах с золотыми пуговицами и красными обшлагами, в черных шлемах с золотым орлом и чем-то вроде пики на макушке — великолепные до невозможности.

Один короткий приказ — и нарушитель общественного порядка схвачен, скручен и водворён в участок, или как тут у них в неметчине называется место, куда водворяют злоумышленников.

— Взяли, взяли! — прискакал радостный Удальцев. — Идёмте допрашивать?

— Не стоит спешить, — остановил его порыв господин фон Крон. — Пусть посидит в камере до утра, подумает о жизни. Известно ли вам, что томительное, многочасовое ожидание допроса порой развязывает языки не хуже самой изощрённой пытки? Завтра вы его допросите, и если он сознается в своём преступлении — сможете через российского консула обратиться с прошением о выдаче заговорщика вашим властям. Если будет упорствовать, либо его вина вдруг не подтвердится — что ж, ночь под арестом будет хорошим уроком нарушителю общественного порядка.

— Разве? — усомнился Тит Ардалионович. — Мне кажется, он просто ляжет и будет спокойно спать.

— О, — рассмеялся фон Крон чуть снисходительно, — уж поверьте, дитя моё: впервые оказавшись под арестом, люди, как правило, очень редко «спокойно спят»!

Дядюшка Фердинанд оказался прав. Наутро вид у заговорщика Сержа был самый плачевный: лицо бледное, глаза обведены чёрными кругами, костюм измят до безобразия — видно, что в нём всю ночь ворочались с боку набок. Но окончательно пасть духом он не успел: держался вызывающе, прямо с порога взвинчено закричал по-немецки:

— Господа! Я решительно не понимаю, на каком основании был арестован! Что за произвол? Я российский подданный, я стану жаловаться в консульство! Вы ответите за самоуправство и оскорбление Российской империи!

Роман Григорьевич выслушал сию гневную тираду со скучающе-равнодушным выражением, у него даже глаза сделались какие-то особенные, чужие, будто остекленели — Удальцеву и то стало жутковато. А выслушав, обронил холодно:

— Имя, фамилия, род занятий?

— Что? — звук родной речи заставил Сержа вздрогнуть.

— Назовите себя, — терпеливо пояснил Роман Григорьевич, небрежно помахивая бумагой, изъятой у задержанного накануне. — Таисьев Сергей Викентьевич, русский, мещанин, неженатый, студент оккультного факультета Дерптского университета, шестой семестр, — это ваши подлинные данные?