Две стороны неба - Алексей Корепанов

И так двенадцать лет в вечных скитаниях. Ни имени, ни дома, ни друзей. Он не Франц, нет, Франц был врагом, бежал с Земли и ему не дождаться прощения. Он не Франц, он такой же, как все! Сегодня здесь, завтра полет за тысячи километров, но обязательно в многолюдные места, в большие города, там легче затеряться, слиться с людьми, перебежать с одной дорожки на другую, скрыться в подъезде, метнуться на переполненный стадион. Двенадцать лет завтраков, обедов и ужинов трижды в день в трех разных городах - и какое счастье, что денег давным-давно нет в этом мире, и какое счастье, что совсем не обязательно работать, чтобы жить...

Двенадцать лет одиночества среди людей, двенадцать лет постоянного ощущения, что вокруг враги и погоня вот-вот может настигнуть - и тогда конец! Двенадцать лет, как загнанный зверь, и откуда же знать, что погони нет... А спросить не у кого и некогда, вечный страх гонит с юга на север и с запада на восток, вокруг земли, и бесконечно одиноко и жутко просыпаться по ночам в пустой комнате и торопливо одеваться, чтобы продолжать бессмысленное бегство от собственных нелепых предубеждений.

Роберт выпрямился, решительно поднял голову. Вернуть Франца людям эта задача теперь на его совести. И ведь, наверное, не только Франц запуган и затерян в огромном мире, где стоит только протянуть руку - и множество рук с готовностью протянется в ответ.

*

А в волжские леса шагнула осень, остудив речную воду, усыпав землю желтыми листьями. Днем было тепло и безветренно, а по ночам шли короткие дожди, наполняя комнату ароматом увядающих цветов и мокрой хвои. Уютно было лежать, подложив руки под голову, тихо переговариваться в полумраке, слушать шорох дождя за окном. Осень гнала по вертлявой речушке разноцветные кораблики-листья и мелкие волны то и дело выбрасывали их на прибрежный песок. Потускнели луга, заклубился над ними по утрам плотный туман.

Давно уже начались занятия, и для тридцати одиннадцатиклассников пошел последний год учебы.

И однажды, серым холодным утром, когда еще спали коттеджи под соснами, оранжевый "апельсин" поднял Роберта над мокрым лесом и помчал на восток, навстречу сонному бледному солнцу.

Тревожно сжималось сердце, потому что Роберта вызвал Либетрау. И хотя Роберт каждый день ждал этого вызова, все равно получился он неожиданным. О Базе не было сказано ни слова, но ее образ - холодные кольца коридоров с тусклыми синими огнями - незримо присутствовал в разговоре и отсвет этих зловещих огней дрожал в глубине серьезных глаз Либетрау.

"Насколько я знаю, завтра у тебя нет занятий, - поздоровавшись, сказал Либетрау. - Прилетай".

Роберт вглядывался в его немолодое лицо, стараясь отыскать ответ в усталых глазах, и почему-то боялся спросить о Базе. Он медлил, а Либетрау молчал и молчание было пугающим.

Либетрау коротко кивнул и исчез, и экран отразил бледное лицо Роберта.

Он мысленно приказывал "апельсину" не спешить, не мчаться так быстро над летящей от горизонта землей. Он боялся, что в каком-то городе или поселке опять заплачет девчонка, впервые столкнувшись с несправедливостью и болью - ведь не так просто вскрыть нарыв Базы!

Минуты неслись, словно подхваченные порывами осеннего ветра, и слишком маленькой была планета, чтобы затеряться над ней в облаках, не найти дороги к тихой комнате, где ждал Либетрау.

И вновь - поблекшая зелень лужайки, песчаные дорожки парка, откуда начался когда-то его путь в незнакомый мир. Крепкое рукопожатие Либетрау. Медленно плыли над головой черные ветви. Чуть покачиваясь, торопился к земле одинокий коричневый лист.

И наконец - слова Либетрау, неожиданные, страшные слова, и что-то оборвалось внутри, и стало пусто и тяжело,и в сознании в последний раз судорожно вспыхнули и долго-долго гасли унылые синие огни.

Потом был темный зал, экран, который показывал знакомые коридоры, и голос Либетрау произнес: "Одновременно взорвались регенераторы, аварийный центр и система управления..."

"Какая система управления? - недоуменно подумал он, потом сообразил. - Главный Мозг..."

А кто-то невидимый медленно вел его по коридорам и он опять был там, на Базе, ставшей почти неузнаваемой. Он вглядывался в полумрак и наконец догадался, почему База стала неузнаваемой.

Двери. Двери всех каморок были распахнуты настежь и именно они, а не лежащие в коридорах люди кричали о том, что случилось нечто невероятное, из ряда вон выходящее. Ведь люди могли просто напиться в своих каморках и барах, и спать у холодных стен, но распахнутые двери, впервые широко распахнутые двери...

Люди лежали в полумраке коридоров, их глаза были открыты, слепые стеклянные глаза, так и не увидевшие голубых небес. Он старался не смотреть на лица, щурился, чтобы не узнать, не увидеть... Пусть остается надежда!

Голос продолжал тихий рассказ и слова невольно оседали в памяти, проникали в сознание, хотя он не желал слушать, смотреть, узнавать...

Воздух ушел с катастрофической быстротой - взрывы были настолько сильны, что нарушили герметичность Базы. Регенераторы и аварийный центр не работали и уже невозможно было устранить страшных последствий. Разрушенный Главный Мозг не мог открыть входы в ангары, а склад, в котором хранились скафандры для выхода на поверхность, оказался пуст - кто-то предусмотрел и это...

Телекамера плыла по коридору, заглядывала в каморки, всматривалась в лица...

Склад оказался пуст... Все-таки кто-то добился своего! Он не хотел даже мысленно называть имени этого "кто-то", с упрямством ребенка заставляя себя поверить, что это не Софи, что Софи спаслась... Перекошенные треснувшие стены. Рухнувшие с потолка плиты обшивки закрывали проход. Из-под огромной серой плиты страшно и нелепо торчала чья-то нога в тяжелом ботинке...

Его передернуло, но он не в силах был отвести взгляда. Вот сейчас, вот!.. Телекамера заглянула в очередную каморку и он едва удержал рвущийся из горла крик.

"Нет, нет, только не она!" - в исступлении твердил он про себя, а глаза уже быстро обегали такую знакомую каморку: кровать, кресло, книги и бокал из-под коктейля на полу. Каморка была пуста. Он почувствовал, что дрожит, и с ужасом смотрел в коридор, и опять щурил глаза, чтобы лица превратились в расплывчатые бледные пятна, чтобы не узнать...

О чем они думали, когда от взрывов содрогнулась База и весь астероид? Цеплялись за жизнь или с облегчением поняли, что наконец-то наступает освобождение? Метались по коридорам или просто вышли из тесных каморок, чтобы в первый и последний раз посмотреть в глаза друг другу и спокойно ждать конца?

...А это его каморка, туда можно смотреть смело. Черная клякса все так же расплывалась по потолку, а из шкафа были выброшены все журналы, покрыв пол разноцветным ковром.