Рукопашная с купидоном - Галина Куликова

Агашкин вбежал вслед за гостями и сказал:

— Такая интересная штука получается, вы не поверите! Основа конструкции уже готова, вот только я грузило не могу найти подходящее.

— Ты что, решил усовершенствовать удочку? — спросила Лайма.

— Тут другое! Меня дружинники попросили сделать орудие для обороны. Не холодное оружие, заметьте, а именно орудие. Чтобы не убило, но могло испугать бандитов.

— А при чем здесь грузило? — поинтересовался Корнеев, шныряя глазами по сторонам.

Вдруг этот тип действительно маньяк и удастся заметить что-нибудь любопытное? Что-нибудь, что позволит уличить Агашкина, припереть его к стене.

— Это будет нагрудный кастет, — азартно поведал изобретатель. — Хотите посмотреть?

Лайма собиралась отказаться и уже открыла рот, но Корнеев ее опередил.

— Конечно, хотим. Еще бы! Нагрудный кастет? Вероятно, что-то потрясающее. Раз кастет нагрудный, он, стало быть, находится на груди?

— Вот именно! — возликовал Агашкин, смахнув с носа упавшую прядь волос. — Какой бандит ожидает подобного подвоха?! Поскольку теперь лето и жарко, я пристроил его под легкий жилет на «молнии». Иначе, конечно, его не спрятать. Люди, смотрите сюда!

Агашкин встал посреди комнаты, и его светлое, улыбчивое лицо покрылось румянцем удовольствия.

— Если я ме-е-е-едленно расстегну «молнию» на жилете, ничего не случится. Видите?

Он сопроводил свои слова длинным движением руки, уводя металлическую «собачку» вниз. Лайма и Корнеев смотрели на него во все глаза. Агашкин снова застегнулся до самого горла и радостно закончил:

— Но если я дерну «молнию» резко, то — р-р-раз! — он дернул, — враг получит мощный удар в грудь!

Из-под «молнии» совершенно неожиданно для зрителей выпрыгнула огромная металлическая пружина с острым концом и, покачиваясь, зависла в воздухе, перпендикулярно агашкинскому телу. Вероятно, пряталась она в некоем подобии коробки, привязанной к его груди двумя эластичными ремнями.

— Браво! — восхитился Корнеев и пару раз хлопнул в ладоши. — Почти так же гениально, как третья рука комиссара Жюва.

— А эта штука должна проткнуть бандита насквозь? — изумилась Лайма. — Или как?

— Нет-нет, — принялся объяснять Роберт, поспешно освобождаясь от изобретения. — Она должна его оттолкнуть от жертвы нападения. Я же сказал — это кастет. Просто недоделанный.

Корнеев решил, что Агашкин и сам слегка недоделанный. Хватило пятнадцати минут, чтобы он уверился в его невиновности. Тогда, в аэропорту, он не сумел в нем как следует разобраться, но сегодняшнего представления было достаточно. У этого типа есть сдвиг, но не в ту сторону. Маловероятно, что в разгар изобретательской горячки он охотится за женщинами на большой белой машине. Кстати, откуда ему взять эту машину? Что-то не похоже, чтобы у этого чуда-юда водились денежки.

— На конце пружины будет груз, — продолжал объяснять Агашкин. — Я возьму какую-нибудь штуковину, засыплю свинцовой стружкой, залью эпоксидкой и прилажу к ней. Конечно, кастет будет слегка выпирать, но что поделаешь? Жизнь дороже, верно? Вы когда-нибудь были дружинником? — обратился он к Корнееву.

— Никогда, — с чувством ответил тот.

— Ты обещал нам по чашке чаю, — напомнила Лайма, изнемогая от нетерпения.

— Ах, да! — спохватился ее воздыхатель. — Пойдемте тогда на кухню.

Кухня выглядела не в пример чище, и стол покрывала накрахмаленная и наглаженная скатерть. Все мисочки, кастрюльки и тарелки стояли в ряд, сложенные стопками. Чашки хозяин добыл из навесной полки и ловко расставил перед гостями.

— Так по поводу чего вы хотите проконсультироваться? — спросил он, водрузив на плиту мокрый чайник, который тут же начал громко трещать.

— По поводу Сони Кисличенко, — бухнула Лайма. — Видишь ли, она ушла куда-то в прошлую пятницу и до сих пор не вернулась.

— Я знаю, — кивнул Агашкин. — Ко мне из милиции приходили. Я им все рассказал.

— Что — все? — уточнила Лайма.

Корнеев сидел тихо и не вмешивался. Чего вмешиваться, если командир справляется? Пожар, как говорится, идет по плану.

— Я с Соней в пятницу встречался, вечером. Возле метро.

Лайма так удивилась, что уронила ложку. Ложка поскакала по полу, и на шум немедленно явился Палтус, подошел и стал ложку обнюхивать — вдруг съедобная? Или ей рыбу ели?

— Роберт! Но почему же ты мне не сказал, что видел Соню?!

— Да ты не спрашивала.

— Но мы же с Любой ее ищем! — Она намеренно не назвала Болотова, чтобы не задеть чувства Агашкина. — Мы же добываем сведения!

— А я против того, чтобы вы их добывали, — запальчиво сказал Роберт и посмотрел на Лайму с некоторым испугом — не обиделась ли? — Рискуете собой совершенно напрасно. Вы же не сыщицы, верно?

— Роберт, что ты рассказал милиции? — вопрос Лайма задала ледяным тоном, чтобы он понял, как она недовольна.

— Ну… Я рассказал, что пригласил Соню поужинать. — Он опустил глаза.

— Ты?! Но почему? — Лайма даже головой помотала, словно что-то мешало ей соображать здраво и нужно было это что-то немедленно из головы вытрясти. И добавила жалобно:

— Я ничего не понимаю.

— Ну ладно, ладно! — Агашкин вскочил и принялся бегать взад и вперед: от окна к холодильнику. Бегать было особенно негде, поэтому получалось сплошное мельтешение, как в мультиках. В довершение всего он начал размахивать руками и едва не снес на пол всю посуду и горячий чайник в придачу.

— Ладно-ладно, — еще раз повторил он. — Это не я, это она пригласила меня поужинать.

— Соня?! — Лайма изумилась еще сильнее. И растерянно посмотрела на Корнеева.

Корнеев пожал плечами. Он не видел в приглашении на ужин никакого криминала.

— Но потом, когда мы встретились…

— Возле метро?

— Возле метро, — подтвердил Агашкин. — Она сказала, что обстоятельства изменились и ужин переносится на следующий день.

Лайма промолчала, поэтому следующий вопрос задал Корнеев:

— Почему? Почему переносится?

— Потому что ей срочно нужно было поговорить с Возницыным по поводу ребенка.

— А вот это мне определенно не нравится, — неожиданно заявил Корнеев. — Она всем на свете сказала, что едет к Возницыну. Зачем? С какой целью она трещала об этом направо и налево?

— Думаешь, Соня к нему не поехала? — Лайма ожила и занервничала. — И говорила это так — для отвода глаз?

— Зришь в корень, — похвалил он. — Она ждала кого-то другого.

— А сколько было времени, когда вы встретились? — спохватилась Лайма. — И когда расстались?

— Ну… — Агашкину неожиданно понравилось, что Лайма так заинтересовалась. — Времени было.., около восьми, точнее не помню. Мы минут пять проговорили, и она убежала.

— Куда убежала?

— Не знаю. Спустилась в подземный переход. Больше я ее не видел.

— А сам ты куда делся? — Лайма не могла остановиться, вопросы вылетали из нее, словно она готовилась к допросу заранее.

— Сам я дождался автобуса и поехал домой. Мне без пересадок, ты же знаешь.

— Послушай, Роберт, сядь, пожалуйста, попросила Лайма. — И ты нам чаю обещал.

— Обещал, — согласился Агашкин. — Только вы мне не даете сосредоточиться.

Он налил наконец им чаю и выставил на стол вазочку с конфетами. Корнеев немедленно взял горсть, быстро развернул все бумажки и закидал конфеты в рот. Запил их половиной чашки чаю и громко глотнул.

— Роберт, ты не обижайся, просто я хочу во всем разобраться, — сказала Лайма. — Поэтому так наседаю.

— Я и сам хочу разобраться, — ответил тот и неожиданно замер, уставившись в одну точку.

— Что? — спросил Корнеев. — Что-то вспомнил?

— Обезьяна, — пояснил Агашкин и указал пальцем на подоконник.

Корнеев повернулся и посмотрел. Там стояла здоровенная бронзовая фигура — обезьяна на подставке. Хвост торчал в сторону, словно ручка ковша.

— Хорошая вещь, — похвалил Корнеев.

— У нее голова снимается, — пояснил Агашкин. — А в голове — тайник.

Лайма немедленно сделала стойку, решив, что в тайнике может быть какая-нибудь вещь, принадлежащая Соне. Вдруг она здесь все-таки ужинала и засунула в обезьяну записку, которая все объяснит?

— То есть я хочу сказать, — продолжал хозяин квартиры, — что голову можно разделить на две части. И одну часть использовать в качестве грузила для моего нагрудного кастета. В пустую половинку головы насыплю свинцовой стружки…

— Зальешь эпоксидкой, — подсказал Корнеев. — А почему именно полголовы?

— Дак целая будет выпирать! И станешь ходить выпуклый, словно у тебя кокосовый орех под жилеткой!

— Об этом я как-то не подумал, — признался Корнеев.

Ему сделалось весело, и он с удовольствием думал о том, что Медведь сейчас охраняет Бондопаддхая, которого Рома Чичкин повез в спортклуб, а потом собирается тащить в какое-то министерство. Все телефоны по обоюдному согласию они вырубили, и засечь их местонахождение у врагов не было никакой возможности.