Два часа до конца света - Виктор Маршанский

ведьм. Я жажду собрать всех этих двуногих уродов, к виду которого я имею "честь" принадлежать, в одну огромную яму, и заставить их жрать друг друга за право на жизнь. Чтобы потом среди них остался самый сильный из людей, которого я убью щелчком пальца!

Взмахнув руками, она схватила за плечи Вожака, впиваясь острыми ногтями в его кожу. Приблизившись к нему, буквально нос к носу, она шипела сквозь зубы:

— Я мечтаю, слышишь? Мечтаю о том, чтобы они наблюдали, как я сдираю заживо кожу с их детей живьём. Я провела сотни ночей, собирая кости моего народа, ища то место, где они смогут найти покой. Тлееды не дают им умереть, понимаешь? Самих людей в этих костях давно нет, но эти паразиты населяют их почти полностью. Даже сейчас я слышу, как они говорят о своих жизнях, потому что тлееды не могут понять, что произошло. Они повторяют, кричат в пространство те слова, которые кричали их носители до момента своей гибели. Я слышу их каждую чёртову секунду!

Из глаз Гетеры брызнули слёзы. Оттолкнув командира, она упала на пол, и зарыдала. Прежде, чем я успел что-либо понять что происходит, наш незрячий друг подбежал к ней и обхватил её руками.

— Я так больше не могу! Этот колдун загнал меня в ловушку. Я не могу убивать. И не могу позволить другим людям убить меня. Моя человечность на пределе. Я схожу с ума. Две тысячи лет — это так много! Господи, как же это много. Я не помню своего дома. Я не помню своей матери. Моя родина обратилась в руины. Подобные мне теперь подвергаются пыткам и гонениям, а я ничего не могу сделать.

Я переглядывался с Вожаком. Мы оба вдруг оказались сбитыми с толку, не знали, что сказать. Обычно, когда дело касалось пьяных споров, мы легко находили слова, у нас было мнение на любой счёт, но теперь, я ощущал себя пустым. И командир, судя по выражению лица, испытывал то же самое.

— Простите, — молвил он примирительным тоном, — я так зациклился на выживании, что даже забыл, об уже пришедшей смерти.

Когда ведьма открыла Вожаку глаза на его состояние, он не выглядел особенно потрясённым. Мне кажется, мы все уже начинали догадываться, во что нас превратила битва с чудовищем. Однако, командир с той минуты избегал смотреть мне в глаза, и я понимал, что начинаю терять его доверие.

Всхлипывая, девушка вырвалась из объятий солдата. Поднявшись на ноги, она усердно вытирала лицо.

— Вы тоже простите. Я понимаю, что большая часть людей желает мира. В конце-концов, идиотов в этом мире не так много, как может показаться. Просто они очень равномерно рассредоточены по земле.

— Знаете, — Вожак замялся, переступая с одной ноги на другую, — вам не обязательно помогать нам. Можете наколдовать пару мечей, и мы двинемся в путь.

Гетера слабо рассмеялась.

— Пару мечей? Против Мнемогемнона? Нет, вы это уже проходили, и посмотрите, что с вами стало. У меня есть другой план. Пойдёмте наверх.

Глава XIV: Бледные образы

«В самом деле, выражаются иногда про "зверскую" жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.»— Достоевский Ф. М. «Братья Карамазовы»

Плато, ведущее в иные миры, было и правда крохотным. Оно напоминало идеально круглую арену, на вершине горного пика, которую можно обойти за минуту. Полотно из серого камня отдавалось гулким стуком в такт наших шагов. Над головою простиралось чистое небо, накрывая куполом горный массив, леса и равнины вдали.

С этой точки мы устремили взоры на чудовище, взбиравшееся по склону. Несчётное множество глаз усеяли его могучее тело, многие из них ползли вокруг, укрывая землю сплошным ковром. Иногда почва проседала под тяжестью ступней Мнемогемнона, и монстр, оступившись, дабы не упасть, вонзал острие косы в толщу ближайшей скалы.

— Будь моя воля, — выцедил Вожак, — я бы поделил его на тысячу частей.

— Ты зол на меня так же, как на него? — Спросил я, не в силах сдерживать волнение.

— Поговорим об этом после.

Ветер гулял по пространству, кольцом огибая плато. Чудовище не могло нас увидеть из-за чар, наложенных Гетерой. Она находилась в пещере, у самого озера, контролируя движение воды, запускающее открытие портала во время каждого восхода солнца.

Едва солнце показалось из-за горизонта, и свет его достиг плато, движение вод повернулось вспять. Крохотные капли, насыщенные различными элементами, взмывали вверх, с поверхности озера, и исчезали в недрах трещин, усеивающих своды пещеры.

Наблюдая интуицией за подъёмом Мнемогемнона, Гетера медленно ступала по водной глади, уходя к центру зала. Ей нужна была самая глубокая точка водоёма, залегающая под самым порталом.

Едва чудовище приблизилась к границе плато, ведьма подняла обе руки перед собой. Хлопок ладоней отозвался эхом, пересекая пространство над озером, и ветер, всё это время круживший вокруг портала, ринулся в стороны, усиленный тауматургией тлеедов. Порывы воздуха в один миг окатили чудовище силой континентального ветра, сорвав с него тысячи глаз, и рассеивая их на километры вокруг горы. Мгновенно утратив зрение, изверг разверзнул пасть, и гневно завыл, выплёвывая литры серебристой полыни:

— Твари! Выходите, я вас сожру живьём!

— Сожри своих детей, отродье! — Рявкнул вожак, и наша троица кинулась в бой.

Воспользовавшись положением монстра, мы навалились на него всем весом, заставив грузное тело свалиться на спину. Ком рычащих в гневе тел покатился вниз по склону. Отпустив косу, он пытался отбиться от нас, теряя ориентацию в пространстве с каждым кувырком. Несколько раз чудовищу удалось отбросить меня и Слепца в стороны мощными ударами рук, но вскоре, сдирая кожу о выступы камня, мы снова набрасывались на него. Вожак, сумевший дотянутся до бездонного зева, схватил Мнемогемнона за язык. Челюсти с множеством острых зубов сжимали его локтевой сустав, но не могли переломить костей. В конце концов, изловчившись, монстр резко поднялся на ноги, схватив руками одиноко растущее дерево, чьи тонкие ветви плетьми свисали к земле. По инерции мы пролетели ещё с десяток метров, прежде чем смогли остановится.

Пасть чудовища извергала самые страшные проклятья. Вожак, посмотрел на правую руку. Почти всё предплечье было изорвано в клочья до самых костей, но кисть сжимала мёртвой хваткой канат плоти, в котором можно было узнать посиневший язык Мнемогемнона.

— Я подотрусь этим! — Победоносно крикнул он, потрясая языком над головой.

Перепачканные в земле и траве, покрытые ссадинами и синяками, мы поднимались вслед за