Манящая тайна - Маклейн Сара

— Всегда — значит с тех пор, как я основала приют. Он не… — Она замолчала. Ах, если бы правда была другой!

Темпл засмеялся, но в его смехе не было радости.

— Разумеется, нет. Разумеется, мы не делали этого.

Он встал одним плавным движением и перешел на противоположную сторону ринга. Причем сделал все это необычайно грациозно даже с рукой на перевязи. С раной, которая убила бы менее крепкого человека.

Повернувшись спиной к Маре, герцог запустил руку в волосы.

— Всего раз я хотел услышать от тебя правду. — Темпл оглянулся. — Всего раз хотел поверить, что ты не такая, какой кажешься. Что ты не просто женщина, жаждущая крови и денег. — Он засмеялся и снова отвернулся. — И ты сказала мне правду.

Нужно рассказать. Рассказать все до конца. Нужно упасть к его ногам и дать ему возможность простить ее. Поверить ей. Поверить в нее. Может быть, тогда они смогут начать все сначала. Может быть, тогда это странное и восхитительное нечто, происходящее между ними, сможет расцвести.

Боже милостивый, она хотела этого сильнее, чем воздуха!

— Я не жаждала крови, — сказала Мара, вставая на ноги и прикрывая платьем наготу. — И денег — тоже. — Она сделала шаг в его сторону. — Пожалуйста, позволь мне объяснить…

— Нет. — Повернувшись к ней, он рубанул рукой воздух.

Мара остановилась.

— Нет, — повторил он. — Я устал… от всего этого. От твоего вранья. От твоих игр. Устал от желания поверить в них. Все, хватит!

Мара вздохнула, понимая, что заслужила это. Понимая, что ее жизнь целых двенадцать лет к этому шла. К минуте, когда расскажет герцогу правду и должна будет выдержать последствия.

Но ей никогда не приходило в голову, что будет ужасно больно, когда она его потеряет. Не приходило в голову, что он станет ей небезразличен.

Небезразличен.

Какое глупое и холодное слово, совершенно не выражающее то, что сейчас чувствовала.

А он между тем продолжал:

— Мне плевать, какие еще сказки ты мне расскажешь. Я сыт по горло! Во сколько мне обойдется этот день?

О Боже! Вот это удар… Неужели он думает, что она потребует плату за… Но ведь именно такое соглашение они заключили, не так ли?

Мара отрицательно покачала головой.

— О, теперь ты выше нашего соглашения? — Он язвительно улыбнулся.

Ей больше не требуется их соглашение. Она ничего этого не хочет. Хочет только его.

И внезапно, как резкий удар, пришло понимание.

Она его любит!

Но он-то никогда не поверит ей.

И все-таки Мара попыталась.

— Уильям, прошу тебя… Если бы ты только…

— Не смей! — выкрикнул он ледяным голосом. И Мара тотчас поняла: сейчас перед ней Темпл — величайший боец из всех, которых когда-либо знал Лондон. — Не смей больше называть меня так. Никогда. У тебя нет на это права.

Конечно, нет. Она украла у него это имя, когда украла его прежнюю жизнь. К глазам подступили слезы, но Мара их проглотила. Ведь он мог решить, что и слезы ее поддельные.

— Да, конечно, — кивнула она.

Он был сейчас такой холодный, такой равнодушный… Она не могла больше на него смотреть.

И тут Темпл нанес последний, завершающий удар.

— Завтра все закончится. Ты покажешь всем свое лицо и восстановишь мое доброе имя. Я отдам тебе твои деньги. А потом ты уберешься из моей жизни!

Он оставил ее там, на середине ринга, в сердце своего клуба.

Когда же дверь в его комнаты закрылась и замок щелкнул, Мара оделась и дала волю слезам.

Глава 15

Он оставил ее раздетой на ринге. Ни разу за всю свою карьеру боксера, дерущегося без перчаток, он до такой степени не унижал своего противника.

Но у него никогда не было противника, лишившего его мечты.

Какая чушь! Темпл наклонился над бильярдным столом в одной из верхних комнат «Падшего ангела» и сделал карамболь.

— Господи, Темпл! — Борн присвистнул, глядя, как два шара падают в лузы в дальнем конце стола. — Может, нам уйти? Может, будешь играть сам с собой? — Маркиз допил остаток скотча. — И ведь с одной рукой!

Упоминание о руке, все еще слабой и лишенной чувствительности, снова разожгло его гнев. Ее брат лишил его силы и могущества. Но она поступила гораздо хуже — лишила его надежды.

Он позволил себе поверить, что все еще может быть. Что она может оказаться той, по которой он томился. Женой. И даже больше.

Любовью.

Слово прошелестело в голове потрясением, досадой… и желанием.

Темпл проигнорировал его и с яростной точностью сделал второй удар. И третий.

Кросс качнулся на каблуках и проговорил:

— Хорошо. Уже понятно, что ты не так заинтересован в игре, как в победе. Так что же тебя гложет?

— Женщина, — ответил Борн, направившийся в другой конец комнаты, чтобы налить себе еще виски.

Разумеется, женщина! Темпл забил в лузу следующий шар.

Кросс посмотрел на Борна:

— Ты так думаешь?

Маркиз кивнул:

— Дело всегда в женщине.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Кросс.

— Нет, он не прав, — заявил Темпл.

Борн с усмешкой возразил:

— Ты сам знаешь, что я прав.

Темпл нахмурился и проворчал:

— Вы оба можете отправляться прямо в ад.

— Если мы уйдем, тебе будет нас не хватать, — сказал Кросс, наконец-то получивший возможность ударить по шару. — Кроме того, эта женщина мне нравится. Так что я не против, если твоей проблемой стала она.

Борн в изумлении взглянул на приятеля:

— Она тебе… нравится?

— Она нравится Пиппе. Пиппа думает, что Темпл ей небезразличен. Я верю жене.

Вспыхнуло воспоминание: обнаженная Мара посреди ринга. С глазами, полными слез. А он повел себя отвратительно. Темпл стиснул зубы.

Но она ведь украла у него жизнь. Врала ему снова и снова. Он ее нисколько не интересует. Это просто невозможно.

Кросс с ухмылкой покосился на Борна:

— Кроме того, она украсила тебя замечательным синяком.

— Ни к чему вспоминать об этом с таким удовольствием, — огрызнулся Борн.

— Еще какое удовольствие! Тебя побили. Побила женщина!

— Ублюдок, — проворчал Борн. — Откуда я мог знать, что у нее удар, как у Темпла?

И вновь промелькнуло воспоминание: Мара стоит в прихожей «Дома Макинтайр», положив ему на грудь свою теплую ладонь. «Я не хочу делать вам больно, милорд».

Еще одна ложь!

— Ну, Темпл, так что же ты натворил? — осведомился Кросс.

Еще одно воспоминание: Мара посреди ринга умоляет выслушать ее. Что она могла ему сказать? О чем поведать?

Он отогнал воспоминание.

Когда она говорила ему правду?

За несколько минут до этого.

— Ничего не натворил.

— О, это означает, что ты наверняка что-нибудь натворил. — Борн упал в ближайшее кресло.

— Когда это вы успели превратиться в парочку болтливых сорок? — пробурчал Темпл.

Кросс облокотился о бильярдный стол.

— А когда ты потерял чувство юмора?

Что ж, вопрос совершенно правомерный. Если бы Борн или Кросс находились в таком отвратительном настроении, он, Темпл, наверняка задал бы им подобный вопрос.

А ведь когда-то он получал массу удовольствия, наблюдая, как Кросс с Борном заигрывали с безумием — сначала ругаясь со своими будущими женами, а потом ухаживая за ними. Он же то и дело насмехался над обоими, с наслаждением усиливая их страдания.

Но сейчас — совсем другое дело, пусть оно и связано с женщиной. Ведь дело это не имело никакого отношения… К чему?

— Я ее отпустил, — сообщил Темпл.

— Куда? — спросил Борн.

— Домой.

— А… — протянул Кросс с таким видом, словно слово «домой» все объясняло.

Конечно, ничего это не объясняло! Темпл нахмурился и буркнул:

— Черт побери, что это значит?

— Только одно, — ответил Кросс. — Когда они уходят, это вовсе не так приятно.

Борн кивнул и добавил:

— Думаешь, что обретаешь покой, а на самом деле… не перестаешь о них думать.

Темпл переводил взгляд с одного друга на другого.

— Вы оба превратились в болванов! Я бы перестал о ней думать, не будь она… — Он замялся.