Лживые боги - Грэм Макнилл

Каркази кивнул и, прежде чем сесть напротив нее за столик, достал себе из бара стакан. Петронелла налила ему вина, но еще больше выплеснула на стол.

— Благодарю, — произнес Каркази. — Так что пошло не так, как вы рассчитывали? Любой из здешних летописцев мог бы только мечтать о таком положении. Мерсади Олитон могла бы убить ради такой должности.

— Кто?

— Моя знакомая, — пояснил Каркази. — Она тоже документалист.

— Можете мне поверить, ей нечему завидовать, — сказала Петронелла, и Каркази заметил, что глаза женщины опухли не только от большого количества спиртного, но и от слез. — Некоторые иллюзии лучше не разрушать. Все, все, что мне казалось неколебимым, в одно мгновение было перевернуто с ног на голову. Поверьте, ей не о чем сожалеть!

— О, боюсь, у нее иное мнение, — возразил Каркази и отхлебнул из стакана.

Петронелла покачала головой и пристально взглянула в его лицо, словно видела впервые.

— А кто вы? — спросила она. — Я вас не знаю.

— Меня зовут Игнаций Каркази, — выпятив грудь, ответил он. — Лауреат Этиопской премии и...

— Каркази? Это имя мне знакомо,— заметила Петронелла, потирая пальцами висок, словно пытаясь что-то вспомнить. — Постойте, вы ведь поэт, не так ли?

— Правильно, — подтвердил он. — Вы знаете мои работы?

— Вы пишете стихи, — кивнула она. — Кажется, плохие, впрочем, я не помню.

Такое пренебрежение несколько уязвило Каркази, и он мгновенно разозлился.

— Ну а что такого выдающегося в ваших произведениях? — язвительно спросил он. — Что-то не могу припомнить ваших работ.

— Ха! Вы опрокинетесь, когда прочтете то, что я собираюсь написать. Это я могу вам сказать совершенно точно!

— Вот как? — ехидно спросил Каркази, показывая на пустые бутылки. — И что это будет? «Воспоминания пьяной аристократки»? «Мстительные духи „Духа мщения"»?

— Думаешь, ты такой умный? — рассердилась Петронелла.

— У меня бывают светлые моменты, — сказал Каркази, сожалея о том, что ввязался в спор с пьяной женщиной, но не в силах остановиться.

В конце концов, почему бы не ткнуть носом в грязь эту испорченную богачку, оплакивающую самое большое разочарование в ее жизни?

— Ты ничего не знаешь! — резко бросила она.

— В самом деле? Почему бы вам меня не просветить?

— Прекрасно! Я так и сделаю!

И она поведала Игнацию Каркази самую невероятную в его жизни историю.

— Зачем ты привел меня сюда? — спросил Хорус, отшатнувшись от контейнера.

Глаза по ту сторону стекла смотрели на него с любопытством, явно отличая от всего остального, что представало перед ними раньше. И хотя он с поразительной ясностью понимал, кому они принадлежат, Хорус никак не мог поверить, что в этой стерильной палате глубоко под землей начался его жизненный путь.

Он был воспитан на Хтонии, под закопченным заводами небом, и это место считал своим домом, в более ранних воспоминаниях мелькали лишь неясные образы и непонятные ощущения. Ничто в его памяти не было связано с этим стерильным помещением...

— Вы увидели самую сокровенную тайну Императора, мой друг, — сказал Сеянус. — А теперь настало время узнать, каким образом он начал свое восхождение к божественным вершинам.

— С помощью примархов? — прервал его Хорус. — Но в этом нет никакого смысла.

— Смысл довольно ясен. Вы должны были стать его генералами. Подобно богам, вы должны были охранять планеты и объединять Галактику именем Императора. Вы были оружием, Хорус, оружием, которое отбрасывают в сторону, когда израсходована обойма.

Хорус отвернулся от Сеянуса и зашагал по проходу, время от времени останавливаясь, чтобы заглянуть в стеклянные крышки контейнеров. В каждом из них он видел что-то другое, в ярком свете мелькали трудноразличимые очертания, живые организмы представлялись архитектурными деталями, глаза и механизмы вращались в огненном круге. Вокруг контейнеров распространялись волны энергии неведомой ему доселе мощи, и он чувствовал волны защитного поля всем телом, словно сильные порывы ветра.

Он остановился у контейнера, на котором имелся номер XI, и дотронулся рукой до его гладкой поверхности. Хорус физически ощутил потенциал могущества, который был предназначен тому, кто находился внутри, но он знал, что этот потенциал останется невостребован. Хорус наклонился и заглянул внутрь.

— Вы знаете, что здесь произойдет, — сказал Сеянус. — Вы не надолго задержитесь в этом месте.

— Да, — ответил Хорус. — Произошел несчастный случай. Мы были рассеяны средь звезд и оставались там, пока Император не смог собрать нас снова.

— Нет, — возразил Сеянус. — Несчастного случая не было.

Хорус в изумлении обернулся:

— О чем это ты? Конечно, это был несчастный случай. Нас унесло с Терры, словно листья с дерева порывом бури. Я попал на Хтонию, Русс на Фенрис, Сангвиний на Ваал, и остальные в те миры, где провели свое детство.

— Нет, вы меня не поняли. Я хотел сказать, что это не было несчастным случаем, — продолжал Сеянус. — Оглянитесь вокруг. Вы знаете, как глубоко под поверхностью земли находится это хранилище, видели охранительные знаки, вырезанные на двери, через которую мы вошли. Какой несчастный случай мог произойти в столь тщательно охраняемом месте, чтобы вас разметало по всей Галактике? И каковы были ваши шансы оказаться на древних, заселенных людьми планетах?

У Хоруса не было ответов на эти вопросы. Он прислонился к перилам, ограждающим проход, и сделал глубокий вдох.

— И что ты предполагаешь? — спросил он Сеянуса.

— Я ничего не предполагаю. Я рассказываю о том, что произошло.

— Ты не рассказываешь ничего определенного! — зарычал Хорус. — Ты забиваешь мне голову догадками и гипотезами, но не говоришь ничего конкретного. Не знаю, может, я настолько глуп, но ты должен объяснить мне все простыми словами.

— Хорошо, — кивнул Сеянус. — Я расскажу о вашем создании.

Над многолюдной толпой вокруг Дельфоса прогремел гром, и Эуфратия сделала пару снимков грандиозного сооружения в окружении фиолетовых туч, пронзенных молниями. В этих пиктах не было ничего особенного, композиция банальная и неинтересная, но она не жалела — каждый момент этого исторического события надо было запечатлеть для будущих поколений.

— Ты закончила? — спросил Титус Кассар, стоявший поодаль. — Собрание начнется через несколько минут, и вряд ли ты хочешь опоздать.

— Я знаю, Титус, перестань ворчать.

С Титусом Кассаром она встретилась на следующий день после приезда в ущелье Дельфоса, когда, следуя тайным знакам Божественного Откровения, пришла на собрание, организованное в тени колоссального дворца. Эуфратия удивилась, увидев, как много людей пришли к вере: почти шестьдесят человек, склонив головы, возносили молитвы Божественному Императору Человечества.

Кассар с радостью принял ее в свой кружок, но вскоре люди стали больше прислушиваться к ее молитвам и следовать ее обрядам. При всей твердости в вере Кассар не обладал навыками оратора, и его раздражительность и неловкие манеры отпугивали людей. Вера Кассара была искренней, но итератором его точно нельзя было назвать. Эуфратия опасалась, что он обидится за то, что лидерство в группе перешло к ней, но Кассар только радовался, сознавая, что по характеру он является последователем, а не лидером.

Говоря по правде, она тоже не была лидером. Как и Кассар, она искренне верила, но, стоя перед большой группой людей, чувствовала себя неловко. Однако единомышленники ничего не замечали и с восхищением внимали, когда Эуфратия читала им слова Императора.

— Я не ворчу, Эуфратия.

— Нет, ворчишь.

— Ну ладно, может, и ворчу. Но я должен вернуться на «Диес ире» до того, как там заметят мое отсутствие. Если принцепс Турнет узнает, чем я тут занимаюсь, он спустит с меня шкуру.

Могучие военные машины Легио Мортис стояли у самого устья ущелья; колоссальные размеры не позволили им подойти ближе к Дельфосу. Кратер вокруг храма в эти дни был больше похож на военную базу, чем на собрание паломников и просителей; для доставки десятков тысяч людей сюда прибыли сотни танков, военных грузовиков и передвижных командных пунктов.

Весь кратер вокруг Дельфоса был заполнен импровизированными стоянками, и толпы людей смешались с местными жителями, имевшими довольно странный вид. Неожиданный спонтанный порыв заставил людей проделать долгий путь к храму, где лежал Воитель, и от такого единодушного проявления чувств у Эуфратии до сих пор перехватывало горло. Ступеней храма почти не было видно за щедрыми приношениями Воителю, и она знала, что многие пожертвовали своими последними сбережениями в надежде, что это как-то ускорит выздоровление Хоруса.

В сердце Киилер горела новая страсть, но она все еще оставалась портретистом, и некоторые пикты, отснятые у Дельфоса, могли занять место среди ее лучших работ.