Камень, ножницы, бумага - Элис Фини

других людей затрудняет ему контроль над проявлением собственных эмоций. Измученный хмурый взгляд исчез, и кажется, что он почти… улыбается. Но улыбка исчезает так же быстро, как и появляется.

— Нам нужно убираться отсюда, пока еще светло, — говорит он, снова принимая выражение лица, соответствующее его тону.

— А Боб?

— Мы найдем полицейский участок, объясним ситуацию и попросим помощи.

— Машина занесена снегом. Дороги выглядят опасными…

— Уверен, что мы сможем ее откопать. И дороги не более опасны, чем еще одна ночь здесь.

Он открывает дверь в кладовую, где в день приезда мы видели инструменты. Морозильная камера промышленного размера выводит жуткий саундтрек, и я избегаю смотреть на люк в склеп. Я бы предпочла забыть о том, что там случилось.

— Ты собираешься прорубить нам путь к отступлению? — иронизирую я, когда Адам берет топор.

— Нет, просто считаю, что иметь что-нибудь для самообороны не помешает, — отвечает он, другой рукой снимая лопату с ржавого крюка.

«Моррис Минор» засыпан таким количеством снега, что сливается с пейзажем. Я чувствую себя запасной деталью, когда Адам начинает выковыривать его из-под колес машины. На улице очень холодно, но муж вспотел от усилий. Внезапно он останавливается и смотрит на переднее колесо так, как будто оно его оскорбило. Затем роняет лопату и наклоняется, так что я больше не вижу, что он там делает.

— Не может быть! — задыхается он.

— Что случилось?

— Похоже, у нас спустило колесо.

Я спешу к нему.

— Ничего удивительного, на таких дорогах да в такой машине этого следовало ожидать. У меня в багажнике есть ремонтный комплект, так что, если мы сможем найти дыру и она будет достаточно маленькой, я смогу…

Я замолкаю, когда вижу ее своими глазами. Найти прокол не составляет труда, потому что он размером с кулак. На резине красуется порез в форме улыбки: шина явно повреждена намеренно. Я уже замерзла настолько, что едва чувствовала и руки, и ноги, но холод, который я чувствую сейчас, распространяется по всему телу.

— Может быть, мы проехали по какому-нибудь битому стеклу? — предполагает муж.

Я не отвечаю. Знания Адама об автомобилях очень ограничены, поскольку у него их никогда не было. Раньше я находила это милым, теперь не слишком. Он начинает расчищать заднее колесо и резко останавливается. Снова.

— У тебя когда-нибудь спускали две шины одновременно? — спрашивает он.

Похоже, заднее колесо тоже порезано. Как и два оставшихся.

Кто-то действительно не хочет, чтобы мы уезжали…

Робин

Робин возвращается в коттедж и запирает дверь. Она снимает маленькое красное полотенце с крючка на стене, затем вытирает снег с лап и живота собаки, прежде чем заняться собой. Пес виляет хвостом, пока она вытирает его, а затем облизывает ей лицо. Робин улыбается, ей нравятся все животные, особенно такие собаки, как эта. Даже кролик Оскар тепло принял нового гостя.

К этому времени посетители наверняка уже в курсе, что часовня принадлежала Генри и что он мертв.

Робин хотела бы видеть их лица, когда они нашли надгробие, но к тому времени они с Бобом уже давно ушли. Он очень дружелюбный и ласковый пес, из тех, кто доверяет всем, даже несмотря на то, что иногда лает на ветер.

Холодно даже внутри коттеджа. Робин разжигает очаг и садится на коврик рядом с ним, пытаясь согреть кости. Она скучает по своей трубке, но ее уже нет, поэтому она открывает пачку «Джемми Доджерс». Пес плюхается рядом, кладет подбородок ей на ноги и, глядя, как женщина ест, надеется, что ему тоже что-нибудь перепадет. Робин любит грызть каждое печенье как можно дольше, растягивая удовольствие, откусывая крошечные кусочки от внешних краев, пока не остается только сердцевина с джемом.

Несмотря на то что она сидит очень близко к открытому огню, она все еще почти не чувствует своих рук. Ее пальцы приобрели красный, а затем синий оттенок после того, как она счистила ими весь снег с надгробия Генри. Не сделай она этого, посетители никогда бы не нашли его, а ей нужно, чтобы все шло своим чередом. Есть причина, по которой она пригласила сюда на эти выходные именно их.

Робин помнит, как умер Генри.

— Мне нужно, чтобы ты пришла.

Это все, что он сказал, когда позвонил. Ни «привет», ни «как дела?». Всего пять коротких слов. Мне нужно, чтобы ты пришла. Не было необходимости объяснять куда, хотя они очень долго не общались. Не было необходимости объяснять, почему, хотя он это сделал.

— Я болен, — добавил он, когда она не ответила.

Это оказалось сильным преуменьшением.

Она знала, что Генри к тому времени продал свою лондонскую квартиру и постоянно обитал в своем шотландском убежище. Он всегда был отшельником, предпочитавшим уединение. Только она никак не ожидала, что именно к ней он обратится в трудную минуту. Но в тот момент отсутствие кого-либо рядом оказалось тем немногим, что их объединяло. Писатели способны создавать самые сложные и популярные миры, оставляя себе порой лишь крошечный кусочек. Некоторым лошадям нужны шоры, чтобы делать то, что у них получается лучше всего, — выигрывать скачки. Им нужно чувствовать себя в одиночестве и ни на что не отвлекаться. Некоторые авторы такие же; это уединенная профессия.

Молчание не может быть неправильно понято. Это один из девизов Робин. Но поскольку она не отвечала, под треск телефонной линии снова заговорил Генри, чтобы затем повесить трубку.

— Я умираю. Хочешь, приходи, не хочешь, не надо. Только никому не сообщай.

Закрыв глаза, она все еще может услышать те прерывистые гудки.

Позже он объяснил, что у него просто закончилась мелочь для больничного телефона-автомата. Настаивал, что он не был намеренно драматичным или грубым. Робин ему не поверила. Никогда не верила. Но все равно села в машину, потому что жизнь может быть такой же непредсказуемой, как и смерть.

Она не узнала мужчину, сидевшего на краю больничной койки. Его последняя официальная фотография была сделана по меньшей мере десять лет назад. Генри серьезно постарел. Фирменный твидовый пиджак выглядел слишком большим, словно принадлежал кому-то другому, шелковый галстук-бабочка отсутствовал, и все, что осталось от копны седых волос, — это несколько тонких прядей, зачесанных на розовую лысину. Казалось странным, что его лицо больше не кажется ей хорошо знакомым. Но ведь люди постоянно теряют связь. И не всегда расстояние оказывается решающим фактором в таких вопросах. Даже соседи, живущие бок о бок, не всегда знают имена друг друга.

Приветствия не последовало. Никаких объятий. Никакой благодарности.

— Я хочу домой, — вот и все, что он сказал.

Робин