Судьба в руках твоих - Ена Вольховская

свободных дней, но ни тогда, ни сейчас ничего конкретного он не услышал. Едва ли кто-то из обывателей мог четко ответить, что там происходило, и все же люди бежали оттуда сломя голову.

За размышлениями Сун едва не вышел из своего укрытия, не сразу заметив, что они уже прибыли на место, благо громкие детишки, облепившие Мессию, отвлекли на себя все внимание. Перекинувшись с ним еще парой фраз, мать-настоятельница отправилась в здание неподалеку, где проводили занятия для сирот.

Сун стоял в тени деревьев, смотрел ей в спину и искренне недоумевал: как можно оставить присматривать за детьми СЛЕПОГО?! Вряд ли она не знала о недуге своего помощника! Ну и что, что дети его любили! Это вовсе не значило, что они будут беспрекословно слушаться его! О чем они вообще думают?!

Чувствуя, как закипает, Сун отошел глубже в сад. Вдох и выдох. И чего он только завелся? Право слово, что случится с этими детьми на территории храма? Это же не скит уединенной общины, отрезанный от мира проклятым лесом… Парень вздрогнул всем телом, прогоняя навалившийся липкий ужас из не столь далекого прошлого, и перевел взгляд на видневшуюся сквозь листву беседку, где Мессия что-то показывал детям. Сун с интересом наблюдал из кустов за милейшей картиной, но из-за расстояния и листьев видно было плохо. По широкой дуге он пошел, пытаясь найти место с лучшим обзором, когда вдруг услышал приближавшиеся к нему мягкие шаги.

В страхе быть раскрытым Сун тут же отступил назад, задерживая дыхание.

Как он узнал? Услышал? Но Сун довольно далеко от беседки… Почему же так страшно? Мессия ничего не видел, Сун мог представиться, кем угодно, однако мелкая дрожь все также пробирала тело до кончиков пальцев. Его будто застукали за совершением тяжкого преступления, а не за прогулкой по саду!

Древко посоха отодвинуло заросли кустов, и Суна будто ледяной водой окатили.

Мессия остановился всего в нескольких шагах от Суна и покрутил головой то ли по привычке, то ли прислушиваясь, а Сун все продолжал, не мигая, смотреть на него широко распахнутыми глазами. Забыв, как дышать, он вглядывался в мягкие черты лица, не озаренные более улыбкой. Происходившее парню явно не нравилось, и он нахмурено будто вглядывался в застывшую фигуру Суна.

Что делать? Что говорить? Нужно ли что-то говорить?

Не замечая, как качает головой из стороны в сторону, Сун медленно отступал к ближайшим деревьям, что, впрочем, не укрылось от внимания Мессии. Тот уже собирался подойти ближе, но, на счастье Суна, его окликнула вернувшаяся мать-настоятельница и увела назад к беседке.

Ощущая, как от волнения подкашиваются ноги, Сун стал быстро пробираться к тропинкам сада. Словно ужаленный, под удивленные взгляды толпы он вылетел с территории храма и, глубоко дыша, побрел в гостиницу.

Он не спеша шел по мощеным улочкам. Отстраненное лицо не выражало ничего, но внутри разрастались до селе неизвестные и противоречивые чувства. И зачем только он пошел в храм Элиос? Он ведь так ничего и не узнал, только и сделал, что поглазел на хорошенького парня…

Сун резко себя одернул, ощущая, как лицо наливается краской.

Какие же глупости лезут в его голову!

Войдя в гостиницу, он постарался незаметно пройти мимо обсуждавших планы на день женщин. Но то ли актер из него никудышный был, то ли свои читали его, как открытую книгу

— Сун? Сун! — парень вздрогнул и остановился. — Что с тобой? — Нэна приподнялась из-за стола. — Все лицо красное! Не заболел случаем?

Сун энергично помотал головой, не сумев выдавить из себя ни слова.

— Смотри мне! У нас еще дел — не переделать.

— Все нормально. Я буду в комнате, если вам понадобится помощь, — неловко пробормотал он и поднялся по лестнице.

Голос. Часть 4

Странное, очень странное… С самого утра Йозэля изводило непонятное ощущение, которое он едва ли мог описать. Это было похоже… На что же это было похоже? Наверное, если бы человек мог чувствовать отделенную от него конечность, это ощущалось бы примерно так же. Только без боли.

Странное чувство исчезло тем же утром, и, вероятно, Йозэль забыл бы о нем столь же быстро, сколь и днем ранее, но дурацкий голос в голове будто с цепи сорвался! На время затихнув, пока мать Кассия раздавала бесценные указания, он просто взорвался словесным потоком какой-то бессмыслицы на неизвестном языке, когда Йозэль ненадолго остался один. От бесконтрольной тарабарщины разболелась голова, но уйти без разрешения парень не мог, да и от этого голоса все равно не сбежать, а потому Йозэль стоически выполнял свою часть работы, любезно встречая прихожан и принимая пожертвования.

Работенка простейшая, и время за общением с людьми обычно пролетало незаметно. Но не сегодня. Голова раскалывалась, голос продолжал трещать, будто ему платили за каждое слово, а от опостылевшей слащавой улыбки сводило скулы. Еще до полудня парень так вымотался, что хотел просто забиться в самую темную и глухую щель, дабы никто его не трогал хотя бы пару минут. Как назло, именно в этот момент голосу приспичило поговорить не просто так, а с ним.

«Кто-то принес сюда вещь, которая принадлежит мне, — в голосе стальными нотками звенело напряжение, но Йозэль лишь мысленно фыркнул. — Ты ведь тоже это почувствовал. Вчера, сегодня… Кто-то таскает мои реликвии, как дешевый талисман!»

Йозэль закатил глаза, но удивительным образом продолжил приветливо улыбаться, встречая прихожан. Отвечать голосу он не собирался. Кто знает, вдруг он обидится и заткнется, наконец?

«Чего ты молчишь? Тебе нужно найти святотатца и забрать у него реликвию!»

«Святотатца? Тоже мне божественный посланник нашелся! Я даже не уверен, что ты не плод моего воображения!»

Йозэль чуть воздухом не поперхнулся, машинально прижав ладонь к груди. Заметивший это послушник тут же отвел его в сторону.

— Брат, с тобой все в порядке? Выглядишь неважно, — обеспокоенно проговорил он, мельком коснувшись теплой ладонью лба Йозэля.

— Не стоит вашего беспокойства, святой брат, — вновь строя из себя смиренность, Йозэль завел привычную песню. — Просто немного болит голова.

— Может, пойдешь отдохнешь?

Йозэль покачал головой.

— Как я объясню это матери Кассии? Мне и так дают самую простую работу, если я буду отлынивать даже от нее… — он опустил голову.

Парень действительно побаивался, что его прогонят из храма, ведь за эти месяцы он так и не придумал, как еще заработать себе на жизнь в его состоянии, и все же изрядно кривил душой, заметно преувеличивая свои опасения в глазах остальных. Мать Кассия — суровая женщина, но не жестокая,