Переворот - Эдвард Люттвак

Тезис, что государство принадлежит народу, относится к разряду идеологических и нормативных утверждений, в действительности все обстоит несколько иначе. Для того чтобы использовать административную мощь государства, в демократических странах вовсе не обязательно пытаться захватить в свои руки рычаги управления ее бюрократическим аппаратом. Динамика развития современных экономики, техники и технологий бизнеса приводит к тому, что на международной арене появляются субъекты действия, сопоставимые по мощности с государством, во всяком случае, вынуждающие государство считаться с их существованием и с реализуемой ими активностью. В свою очередь, эти субъекты понимают, что государство — это сильный ресурс и при поддержке его геополитически активной бюрократии можно добиться большего, чем в противном случае. Появление транснациональных корпораций и создание условий для ведения бизнеса без привязки к какой-либо конкретной территории поставило перед государствами ряд проблем, а также открыло для них новые возможности. В своих книгах и статьях Люттвак как раз и обращает наше внимание на этот круг проблем и возможностей.

Динамика трансформации административной системы современного западного государства

Та государственная машина, основы которой до сих пор присутствуют в административных системах современных западных стран, сформировалась в эпоху развитого феодализма и представляла собой именно «централизованное государство». Прототипом для формирования организованной армии чиновников послужила модель военных образований[134]. Изначально высшие эшелоны гражданских служб, так же как и армейских подразделений, были заполнены в основном представителями дворянского сословия. По мере разрастания административной системы и усложнения стоящих перед ней задач на высшие посты в бюрократической иерархии стали попадать и образованные представители низших сословий. С какого- то момента критерий образованности стал обязателен для занимания командных постов в государственной системе: вне зависимости от того, к какому сословию принадлежали претенденты на тот или иной пост, они должны были быть образованными людьми.

Поначалу демократизация западных обществ и появление парламентов не изменили принципа отбора кадров для бюрократической системы: «руководящий состав» должен был обладать уровнем образования более высоким, чем среднестатистические представители населения. Вдобавок к этому было желательно, чтобы чиновник принадлежал к высшему сословию, происходил из богатой или знатной семьи, имел на территории данной страны какую-то собственность (землю, недвижимость, производство) или, по крайней мере, обладал высоким уровнем профессионализма. И армейское, и чиновничье «офицерство» являлось если не привилегированной, то, во всяком случае, почетной частью общества: и по уровню занимаемого статуса в социальной иерархии, и по уровню материальной обеспеченности.

Развитие капитализма и дальнейшая демократизация общества привели к тому, что социальный статус военных и гражданских «офицеров» в современном обществе существенно снизился. Работа на частные коммерческие структуры стала не менее престижна и чаще — более доходна. Бюрократия из элиты превратилась в «слуг народа», среднестатистический образовательный уровень современного чиновника сегодня уже не выше, чем у работников частных компаний, и считается, что эффективность его труда ниже, чем в частном секторе.

Таким образом, административные системы сохранили прежнюю квазивоенную логику организации, но утратили свой социальный статус, перестали быть образованной элитой общества и, как ни странно, — в какой-то мере потеряли идеологическую лояльность по отношению к представителям власти. Они все еще подчинены властной и политической элите, но у них нет с ними «классового единства», нет общности интересов, нет безусловной преданности: бюрократы могут служить любой политической силе, которая придет к власти, представителем каких бы социальных слоев общества эта власть ни являлась.

Сопоставление бюрократии с представителями политических и властных элит

В разных странах существуют свои принципы восхождения по карьерной лестнице или свои секреты пользования «социальным лифтом», но далеко не всегда они предполагают обязательное постепенное восхождение с самых низших должностей на все более и более высокие. Представители властных элит далеко не всегда являются представителями бюрократии, дослужившимися до «генеральских чинов». Политическая карьера отличается от административной, во всяком случае, она не тождественна ей. Чиновники, занимающие выборные должности, чаще всего сделаны из иного «человеческого материала», чем те их коллеги, которые постепенно взбираются по карьерной административной лестнице. Постепенно меняются и приоритеты наиболее амбициозных и успешных представителей бюрократии. В каждой стране сложилась своя ситуация, но в государствах с повышенной «геоэкономической активностью» уже не модно выбирать военную или классическую дипломатическую карьеру, более престижной считается работа в сферах, обслуживающих эту самую геоэкономическую активность[135].

Что собой представляют держатели власти и чем они отличаются от армии чиновников и «day to day» политиков, занимающих выборные посты, точно определить трудно. Как уже говорилось, предполагается, что власть принадлежит народу, но по факту — ею пользуется не вполне прозрачное разношерстное сообщество, состоящее из избранных представителей высших чинов бюрократии и выборных политиков, а также представителей бизнеса, способных лоббировать свои интересы, адвокатских контор и ассоциаций, — далее открываются просторы для конспирологов.

Внутренняя политика

В ряде своих книг и статей Люттвак отмечает постепенную коммерциализацию государственной административной системы, которая приводит к ряду последствий[136]. Начиная с 80-х годов XX века в мировой экономике появился устойчивый крен к новой форме либерализма, который предполагал снижение роли государства в экономике, тотальную приватизацию[137], снятие государственного контроля со многих типов коммерческой и финансовой активности, сокращение расходов на социальные нужды.

Снижение уровня государственного регулирования экономики, особенно финансовой сферы, действительно способствовало быстрому росту некоторых ее отраслей: высоких компьютерных и биотехнологий — и новых типов банковских и финансовых услуг, которые позволили осуществлять быстрый доступ к быстро концентрирующемуся капиталу. Этот механизм быстрой концентрации и сжатия капитала, втягивающий в финансовую сферу все те ресурсы, которые ранее были распылены или заморожены в производственных, дистрибутивных, логистических и социальных структурах, позволяет осуществлять быстрый рост экономики в каких-то определенных высокотехнологичных сферах и, кроме того, быстро капитализировать новые технологии и инновации. Все это напоминает работу турбореактивного двигателя. Возможно, по аналогии с ним Люттвак и ввел термин «турбокапитализм»: капитализм, стремительно меняющийся и развивающийся.

С точки зрения Люттвака, такие эксперименты с организацией системы функционирования государственной и международной экономики являются экстремистскими. Он сравнивает их с идеями социализма и коммунизма: «…удивительно, но этот новый турбокапитализм имеет очень много общего с советской версией коммунизма. Он также предлагает единую систему, модель поведения, одинаковый набор средств и правил для всех стран по всему миру, игнорируя любые различия в социальной организации, традициях, культуре и национальном темпераменте»[138].

Основной принцип турбокапитализма — это концентрация, сжатие и быстрое «сжигание» денег для выхлопа деловой и финансовой активности, которая обеспечивает быстрый прирост капитала и втягивание в этот процесс еще большего количества денег. Это что-то наподобие тех «огнен- ных вихрей», при помощи которых американцы и англичане в конце Второй мировой войны сжигали немецкие города. Но только военные стратеги в своих схемах делали ставку на изменение направления воздушных потоков, которые начинали двигаться к эпицентру пожаров, вспыхивающих при бомбардировках городов, и чем сильнее бушевали эти пожары, тем большее количество воздуха они в себя втягивали. В результате в этом огненном смерче выгорали целые города[139]. Финансисты же вместо огненных вихрей запускают вихри финансовых потоков. Разработка механизмов быстрой концентрации капитала, быстрой выдачи кредитов и получения быстрых дивидендов или иных форм прибыли приводит к эффекту всасывания все большего и большего количества денег в «эпицентры финансового горения». А эти эпицентры находятся в зонах, максимально освобожденных от контроля со стороны государства, то есть в англосаксонских странах.