Польская карта - Андрей Готлибович Шопперт

стволом короткой, как штуцер почти, кавалерийской пищали без штыка, неудачно перенёс тяжесть на левую ногу. Брехт, уклонившись от тычка в живот, кортиком ногу эту уколол. Грузный лях выпустил пищаль и стал заваливаться, Иван Яковлевич ему помог, пихнув ногой в другую ногу. Всё же момент силы, это не придумка Леонардо да Винчи — это факт. Брехт был на двадцать сантиметров выше драгуна и килограмм на двадцать тяжелее. Плюс сам пинок. Ляха просто снесло в овраг. При этом пару раз развернув. А чего ещё Архимед рычаг клянчил. Сам же Иван Яковлевич, нагнувшись подхватил вражескую пищаль за ствол и почувствовал себя былинным богатырём. Махнул налево — улица. Махнул направо, а приклада нет уже. Ничего хорошего не вышло, уж переулочка точно не получилось. Лях отбил своей пищалью брехтовский огрызок и допустил ту же ошибку, что и предыдущий драгун. Он ткнул стволом Брехту в живот. Вот что муштра делает с человеком. Обучили его штыковому бою, а нет штыка. И что, всё одно пытается уколоть.

Не пропали всуе действия ляха, он метил в солнечное сплетение высокому Брехту, но тот сумел почти увернуться от удара, да, даже полностью увернулся. Ствол чиркнул по материалу, сверху покрывающему бронежилет, и… попал в самый край приклёпанной к толстой коже металлической пластины. В результате Ивана Яковлевича развернуло ещё и от удара он стал заваливаться назад. К счастью, ворог успел за это время сделать шаг следующий и оказаться прямо над поверженным им врагом. Брехт, хватаясь руками за воздух, увидел ремень пищали на антабке, присобаченной к цевью, и ухватился за него. В результате драгун плюхнулся на живот рядом с герцогом. Тот в подставленный бок кортик и сунул. Так, хорошо сунул, по самую рукоять и шестидесятисантиметровое лезвие пройдя польскую тушку насквозь высунулось с другого бока. Сунул-то хорошо. Высовывать плохо. Того самого рычага не хватает, вплотную же почти лях прикорнул.

В это время Семён Андреевич Салтыков тоже в бой вступил и тоже вполне удачно, он саблей отбил в сторону пищаль высокого поляка и красивым выпадом, чуть сбоку всадил ему кончик сабли в кадык, полностью после горло распоров.

Лях, обливаясь кровью, как в фильмах Тарантино, схватился руками за горло и упал прямо на герцога Бирона. Заливая его кровью с ног до головы. И тут кто-то невидимый Брехту прямо над ним ещё одного драгуны штыком проколол. Прямо в пузо и провернул ещё штык там, разрывая и брюшину, и кишки. Этот тоже свалился сверху на министра Обороны, окончательно того похоронив.

— Герцога убили! — заорали над головой, и гвардейцы в едином порыве опрокинули оставшихся драгун и сбросили их в овраг.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество! — орал как заполошный Салтыков.

— Кха, кха. Да жив я не ори, — на льющаяся прямо на лицо ему кровь помешала это вразумительно произнести. Тем не менее гвардейцы герцога услышали и сбросил с него двух кровеизвергающих поляков.

— Убили! Бирона убили! — нет, джигу никто танцевать от радости не стал. Это они за глаза ругали проклятого фаворита и за форму некрасивую, и за тренировки, и за порку позорную дворян, да за всё ругали, даже за запрет курить вначале. А вот теперь, пройдя целую компанию почти понимать начинали, что богом им послан этот немец. Так можно воевать, ни в какое сравнение с теми битвами, что Пётр вёл. И сытно и тепло и ты бьёшь ворога, а не он тебя. Потерь-то нет почти.

— Кха. Кха. Семён не голоси, жив я…

— Ранен⁈ В крови весь…

— Чужая. Мне бы умыться, как обосссссанный себя чувствую.

Глава 24

Событие шестьдесят четвёртое

Граф Гуттьере Фернандес — комендант крепости Мазаган с радостью оглядывал горизонт, затянутый чёрными — свинцовыми низкими тучами.

— Юлий, будет буря. Настоящая буря. Нельзя выходить в море. — Русские фрегаты должны были утром идти на Танжер. Ох, уж эти русские, не живётся им спокойно. А тут словно Пресвятая Дева Мария услышала его молитвы образумить русского адмирала и решила послать тому предостережение.

— Сам вижу. Плохо. Застрял я тут, то одно, то второе, то опять одно. Хорошо, дон Фернандес, тогда завтра свадьба. Что нужно от меня? — а чего время терять?

— От тебя? — такой крутой поворот фордевинд на пару минут выбил коменданта крепости Мазаган из колеи. Он-то сам хотел сейчас издалека начать подводить к тому, что раз Господь против их похода по устрашению неверных, то надоть подумать о свадьбе и начать к ней готовиться.

— Ну, там, побриться… Шучу, подарки какие… Церемонии… Не женился я ещё ни разу. И это, я ведь православный. У нас есть священник…

— Ты же не русский? — схватился за голову граф.

— Мать русская, да у меня крестным сам император Пётр был!!! В детстве… я… нас в протестантизме… Ну, наверное, не помню. А когда мне было лет пять или шесть, то крестили в православие в Санкт-Петербурге. На всю жизнь запомнил. И меня и брата. Царство ему небесное. Император Пётр Алексеевич крёстным был. Нужно Амалию тогда сегодня же в православие… Там какая-то длинная процедура, нужно… Ох. Блин, пойду к епископу нашему. Мы же епископа целого везём. Новое епископство Синод постановил открыть в Охотске.

— Ох-хо, Юлий, не серьёзный ты человек. Как я свою единственную дочь отдам за схизматика⁈ А титул? Как я могу титул передать человеку чуждой веры?

— Это у вас тут чуждая вера. Мне герцог Бирон что говорил! — поднял палец вверх Вильстер.

— Что?

— А то, что православие идёт от Константинополя. Это вы себе пап всяких придумали и отошли от истинной веры. Индульгенции за деньги продаёте, — Юрий Данилович вдруг остановился, заметив, как наливается кровью лицо тестюшки будущего. — Дон Гуттьере, к чему эти философские споры. Мы военные. Пусть попы занимаются вопросами религии. Завтра в двенадцать свадьба. Подарки будут.

Адмирал Вильстер о подарках мог не беспокоиться. Богатую добычу они взяли на тех трёх галерах. Особенно на одной из тех, что стояла в порту Касабланки. Они, по словам гребцов освобождённых, только что ограбили два голландских судна, следующих из Западной Африки. И в Касабланку пришли сбыть товар. В трюме была слоновая кость, кость носорога, шкуры леопардов и тигров, черное дерево (Эбеновое дерево), а так же необработанные самоцветы. Большинство было фиолетовыми аметистами из Намибии, камни не смотрелось так красиво, как в серьгах или перстнях, но Юрий Данилович вполне себе осознавал, что любой необработанный самоцвет смотрится блёкло, для того и существуют ювелиры, чтобы придать природным камням красоту. Кроме серо-фиолетовых аметистов были и серо-зелёные камни с Мадагаскара. При этом отдельно от остальных лежало пять очень крупных камней, какой размер они будут иметь после обработки адмирал не представлял, не был ювелиром, но что это целое состояние, вполне себе осознавал. Изумруды дороже всех остальных самоцветов. Словом, даже если бы только эту одну галеру захватили, то уже бы добычи любой пират позавидовать мог, а тут целых три. И не хуже ведь добыча была на стоящей в порту рядом галере — там были специи. Корица, гвоздика, шафран.

О такой возможности, как обзавестись добычей, у него, перед отплытием из Риги, был разговор с министром Обороны герцогом Бироном.

— Я не силён в морском праве, потому если на вас нападут, и вы захватите пиратов по дороге, то половину денег или товаров принадлежит казне, а половину участникам сражения. Из них десять долей — капитану, по пять офицерам и по одной матросам, сколько бы их не было. Из государственной доли — десять процентов лично тебе, Юрий Данилович. Если получится продать выгодно по дороге, то продайте. Нет, так везите в Китай. Естественно, если это не хлопковая или шёлковая ткань. Эти вещи постарайтесь реализовать. Чай тоже. Чай в Китай точно незачем назад тащить. Да, разберёшься. Купцов поспрошай.

И вот они захватили три галеры. И при этом их фрегаты, если и не перегружены сверх меры, то груз с трёх галеотов на них точно не войдёт, ведь эти корабли по размерам не сильно уступали его