Чернокнижники - Александр Бушков

Поручик нетерпеливо вскочил с постели и, не озабочиваясь домашними туфлями, схватил подсвечник, в одних чулках пошел по прохладному полу к посланцу из его настоящего. Он и не подумал оглядываться на дверь: наблюдали не только за ним, но и за всем домом, и, коли уж выслали почту, значит, персидское зелье подействовало наконец должным образом, и дом теперь похож на дворец Спящей Царевны из немецкой сказки братьев Гримм. И заниматься делами можно бесцеремонно, беззастенчиво — конечно, не оставляя следов…

Он присел на корточки, протянул руку к четырем дискам с циферками, привычно набрал услышанный от Калязина код. Распахнул выгнутую дверцу, посветил внутрь — пистолет с глушителем, сильный электрический фонарь (вот это как нельзя более кстати!)… а там? Ага, с десяток отмычек на стальном кольце, гораздо более сложных, чем подсунутые Кушаковым. Больше ничего — а ничего больше и не нужно, именно то, что необходимо, хорошая экипировка…

Дождался, он когда «почта» исчезнет, словно не бывало. Привычно застегнул ремни кобуры, загнав патрон в ствол, приладил пистолет под мышкой, надел камзол, сунул ноги в разношенные домашние туфли. По обеим карманам позвякивали отмычки.

С Богом, что ли?

Резко выдохнув сквозь зубы, не включая пока что фонарика, он выскользнул в коридор, в кромешную тьму, на ощупь захлопнул за собой дверь, прислушался. Тишина стояла — слышно будет, если птичье перышко на пол упадет…

Надавил кнопочку — и, освещая себе дорогу широким, ярким лучом, свернул налево. Ох, как странновато смотрелся электрический свет в семьсот сорок четвертом году от Рождества Христова, а если еще вдобавок учесть, что фонарь позаимствован в савельевском грядущем, и его современники удивились бы такой штуке ничуть не меньше, чем здешние обитатели…. Интересная и замысловатая все же вещь — путешествия по времени…

Увидев распахнутую дверь столовой, не колеблясь, посветил туда — предусмотрительно следя, как его обучили, чтобы луч не поднимался выше подоконника, а то снаружи заметят здешние крестьяне. Никто, разумеется, не сунется в барский дом любопытствовать, что это за странный свет за такой — но сплетни непременно пойдут, а это лишнее, следов лучше не оставлять, никаких…

Ну да, понятно… На диване в углу, в обнимочку, мирно спали его сиятельство князь Барятьев и госпожа очаровательная террористка, из всех видов человеческой морали познававшая лишь революционную, с настоящей моралью, в общем, и рядом не стоявшую. Голова красавицы идиллически покоилась на плече любовника, она тихонько посапывала, князь басовито похрапывал.

Сузив луч так, что он теперь был не толще мизинца (там имелось для такого приспособление), Савельев подошел, остановился прямо перед ними, по-прежнему светя в пол. В полный голос, ради последней проверки позвал:

— Федор Федорыч! Татьяна!

Ни малейшей реакции, с тем же успехом можно обращаться к бронзовой статуэтке оленя в углу. Засиделись после ужина, до спальни дойти не успели… Ну, спите, хорошие мои, и пусть вам что-нибудь приятное приснится…

Вернувшись в коридор, прикинул направление и двинулся в правое крыло дома. Путешествие проходило никак не по прямой — приходилось то подниматься, то спускаться, то, следуя за изгибами коридора, делать изрядный крюк — полное впечатление, что возводивший сие строение архитектор был в нешуточном изумлении от водки…

Дважды он натыкался на спящих лакеев — один, похрапывая с присвистом, полулежал в расшатанном кресле, другого сморило, когда он куда-то шел — и холоп прикорнул прямо на полу. Ни один не пошевелился, когда Савельев проходил мимо. Надо же, персюки… И от технического прогресса поотстали, и от наук, зато зелья намешивают полезнейшие… Пожалуй, надо бы упомянуть в рапорте, что стоит вызнать рецептик, мало ли где пригодится… А это еще что?

Савельев посветил на непонятный темный предмет, наполовину перегородивший коридор. Все непонятности тут же пропали: это оказался Мокей. По пояс он в коридоре, в распахнутой двери, а остальное в комнате. Расслабившиеся пальцы правой руки держат длинный кривой нож, остро заточенный, отсверкивающий в луче фонаря.

Задумчиво глядя на распростертого колдуна, Савельев подумал, что с этим обстояло самую чуточку иначе. В отличие от всех прочих, колдун, должно быть, ощутил действие снотворного, и, совершенно справедливо полагая в происходящем чей-то умысел, вооружился тем, что имел под рукой, и кинулся искать виновного — но тут и его сморило, болезного, слабы оказались его чародейные умения против персидского зелья… Вот и славно. Потому что поручик опасался одного: вдруг на колдуна зелье не подействует, и он именно что будет где-нибудь во мраке поджидать виновника, а то и какие-нибудь свои искусства против такового в ход пустит… Уладилось…

Он шел то по совершенно темным, то чуточку освещенным падавшим в окна лунным светом коридорам, поднимался и спускался по скрипучим ступенькам, давно требовавшим заботы столяра, сворачивал, стало казаться даже, что он все же угодил в некую ловушку, и оказался опутан чьим-то дурацким колдовством — и это будет продолжаться до утра. До рассвета он так и будет петлять по бесконечным коридорам, скрипеть ступеньками…

Нет, приблазнилось. Настал момент, когда он сразу понял, что добрался до цели: очередной коридор заканчивался не тупиком, как показалось сначала, а невысокой, узкой, в одну створку дверью. Над круглой ручкой в строгом геометрическом порядке, на одной линии, располагались замочные скважины — не одна и не две, а целых три… И это, конечно же, цель…

Поставив фонарик перед дверью так, чтобы светил в потолок, Савельев полез за отмычками, сначала — за кушаковскими.

Он оставил карманные часы в комнате и потому не мог засечь время — но, по прикидкам, прошло не менее четверти часа. Первый снизу замок поддался, как шлюха драгуну — третьей по счету кушаковской отмычке. Со вторым снизу пришлось поработать — Савельев испробовал все до единого кушаковские «воровские ключи» — без всякого успеха. Принялся их перебирать по второму кругу — и четвертый, после долгой с ним возни, замок все же отпер. А вот последний оказался крепким орешком: кушаковские отмычки против него оказались бессильны, хотя Савельев каждую пробовал раза по четыре, так и сяк. Даже вспотел в прохладном коридоре… Ругаясь про себя последними словами, сердито спрятал связку в карман, достал вторую, батальонную.

Далеко не сразу, третьей по счету отмычкой — но наконец отпер. От радости шепотом гаркнул самому себе: «Виват!». Потянул дверь на себя. Она не открылась. Потянул сильнее — без толку. Цепенея от безнадежности, разочарования, злости, нацелился было упереться ногой в косяк и рвануть что было сил — ну ведь все замки отперты!