Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов

В то время, когда весь трудовой люд прожигал свой законный выходной либо на шашлыках, либо на грядках, в душном начальственном кабине конспиративной квартиры Мешечко и Жмых, давясь никотином, обсуждали текущие стратегию и тактику. Хотя какая тут на фиг стратегия, когда от щедрот душевных они сдали областникам подозреваемого в серии зверских убийств (бери его тёпленьким!), а те в ответ, выражаясь новорусским, «просрали все полимеры»[2]?

– Ориентировки на него самого, на тачку его разослали? – скорее для проформы уточнил Жмых.

– Разослали. А что толку? Он за это время мог до канадской границы доехать! Кстати, Пал Андреич, ты ж мне так и не рассказал, что там коллегам удалось в Вологде нарыть?

– Эта твоя вологодская Даша…

– А почему моя?

– Так ведь это ты на неё вышел? Короче, Даша эта – девка, что и говорить, безмозглая. Примерно через неделю после прошлогоднего убийства студентки в парке Авиаторов она получила по электронной почте фотографии трупа. Что называется: во всех ракурсах. Естественно, сразу смекнула, от кого пришла сия поздравительная открытка, но вот в милицию не пошла.

– Чем объясняет?

– Поскольку убитая была на неё похожа, решила, что этот гусь Гронский просто взял ее старую фотографию и на компьютере отфотожопил.

– Отфотошопил.

– Я так и сказал. Словом, Даша предположила, что снимки – это заурядный фотомонтаж, присланный в качестве своеобразной психологической атаки. Но вот, когда на днях ей пришла вторая порция снимков, она уже серьезно призадумалась. Но тут как раз по нашей наводке вологодские опера сами на неё вышли.

– А по поводу знака бесконечности есть какие-то версии?

– У Даши на правой груди, над соском, две крупные родинки. Если смотреть издалека, вроде как действительно напоминает перевернутую восьмерку…

– Проверяли? – хмыкнул Мешечко.

– Поверили на слово. Так вот, с её слов, когда Гронский это дело увидел, то окончательно умом тронулся. Дескать, это ему знак свыше. И что теперь они будут жить вечно: вместе умирать и вместе перерождаться. И буквально на следующий день сделал себе такую же наколку. Только я не понял, почему именно на руку. Колол бы уж тогда себе тоже над сиськой.

– «Сумасшедший, что возьмешь?» – спародировал Высоцкого Андрей.

– А чёрт его разберёт, сумасшедший он или так, прикидывающийся. Со слов коллег-журналистов, в последние годы Гронский серьезно увлекался эзотерикой, ведами и прочими подобными вещами. И это есть факт, потому как свои проповеди за вечную жизнь он не одной только Даше втюхивал.

– Ага. А когда та свинтила, решил с вечной жизнью малость обождать и наколку, как особую примету, после первого убийства свёл. Эзотерик хренов! Я к тому, что один мой знакомый психолог утверждал, что в тот день и час, когда ты сможешь представить бесконечность, тебе пора собираться в тёплую компашку к Наполеонам, Казановам, Лениным, Гагариным и им подобным. В дурдом, короче… Интересно, на почве чего у журналюги сей сдвиг образовался? Может, какие шизики-параноики в роду были? Опять же, с учетом его весьма извращенных пристрастий в сексе.

– Да там вроде какие-то детдомовские комплексы. Растудыть их! У Гронского родители в ДТП погибли, вот он с девяти лет по приютам и околачивался.

Жмых поднялся и, смешно отфыркиваясь, передвинул работающий на полную вентилятор как можно ближе к столу. По причине немаленькой комплекции он весь вспотел, полковничьи спина и подмышки взмокли и потемнели.

– За эту печальную историю я знаю. А что за комплексы?

– По словам Даши, после одной их постельной близости Гронский как-то разоткровенничался, что случалось с ним крайне редко, и рассказал, что в тринадцать лет влюбился в молоденькую воспитательницу. В Веру Васильевну. Один раз его одноклассник украл у соседа шоколадку и свалил это преступление века на Гронского. Воспиталка не нашла ничего умнее, как выпороть лжепохитителя. А Гронский от этой порки – возьми да кончи. И после этого он уже намеренно взялся воровать-хулиганить. Дабы регулярно огребать и получать от этого сексуальное удовольствие.

– То есть воспиталка стала его сексуальной музой?!

– Типа того.

– Однако! Я, в принципе, слышал про подобного рода извращения и патологии, но вот на практике встречать как-то не приходилось. Бог миловал… М-да… В этой ситуации наш без четверти минут психолог Кульчицкий многозначительно сдвинул бы брови и изрёк что-нибудь типа: «Сложное психологически взаимодействие между учеником и учителем может нести и сексуальный подтекст».

– Не произноси при мне этого имени! – умоляюще попросил Жмых. – Дай хотя бы в субботу от него отдохнуть. Кстати, про воспиталку – это ещё не конец истории.

– Даже так? Любопытно. И чем же завершилась эта романтическая любовная связь?

– Ни хрена она не романтическая. В общем, после интерната Гронский поступил в Университет, на журфак. А когда ему стукнуло восемнадцать, заявился к Вере Васильевне с предложением руки и сердца. Ну, та его, естественно, послала куда подальше. Гронский огорчился и решил, что будет искать себе другую, хотя бы внешне похожую на свой подростковый идеал. Вот и искал. Вплоть до того момента, пока в их редакции не появилась Даша.

– И что же тут «не-романтичного»? По мне, так напротив…

– Даше он про такие вещи, естественно, не рассказывал. Но вот ребята из УРа вчера вечером подняли архивы, чтобы заполучить адресок этой воспиталки. И выяснилось, что Веру Васильевну в 1996 году нашли изнасилованной и убитой. Но дело так и осталось «глухарём». Смекаешь, о чём речь?

– Ни фига себе темка! – искренне изумился Мешечко. – Ну, с воспиталкой, допустим, более-менее понятно: та ему отказала, а он, соответственно, обиделся. Вот только, почуяв запах крови и, пардон, спермы, в маньяка почему-то не превратился, а напротив – сделался востребованным, небесталанным журналистом. И следующий срыв у него случился лишь десять лет спустя. Когда Гронский снова обиделся, но теперь уже на Дашу. Только на этот раз убийства поставил на поток… Это что, влияние умных эзотерических книжек? Или еще какая мозговая загогулина? Да тут сам старик Фрейд клешню сломит!

Павел Андреевич шлёпнул ладонью по столу и рыкнул с нарастающим раздражением:

– Вот и я тоже, как Фрейд, ни хрена не понимаю! Да и понимать, если честно, не хочу! Комплексы, блин! Да у нас в стране каждый второй с комплексами. Да что там – каждый полуторный! И что, теперь им всем тоже насиловать-убивать? Тьфу ты, пакость какая!

Выпустив пар, Жмых подошел к сейфу и предложил уже вполне миролюбиво:

– Ладно, давай-ка, Андрюх, коньячку дернем, что ли? За то, чтобы всё это поскорее закончилось?

– Если только чисто символически. Слишком жарко сегодня для коньяку. К тому же мне вечером ещё к Ольге ехать.

– Так я тебе много и сам бы не предложил. Знаешь, какой у меня коньяк? Французский «Арди». Бутылка почти две тысячи стоит.

– Ого! А откель такое богатство?

– Взятка, естественно. – Павел Андреевич достал из сейфа бутылку и стопки, жестом профессионала разлил: себе – побольше, Мешку – чуть-чуть. – Ну, давай! Да, а Ольге скажи, что она – большая молодец. И вообще, похоже, нам с этой девкой здорово подфартило. Когда этого нашего садиста-извращенца отловят (в чём я, к слову, отчего-то ничуть не сомневаюсь), надо будет премию ей выписать.

– Согласен. Но уж тогда и Северовой, за компанию.

– А ей-то за что?

– Да кабы Натаха не перестаралась с полученным заданием, я бы этим Гронским ни в жисть бы заниматься не стал.

– Чтобы Северова, да перестаралась! А впрочем, – Жмых посмотрел на Андрея с лукавством, – это, конечно, смотря для кого стараться.

– Что за странные усмешечки, товарищ полковник?

– А разве не вас, товарищ майор, в разгар вечеринки, посвященной Дню, не побоюсь этого слова, Защитника Отечества, я застал в темном коридоре в объятиях товарища старшего лейтенанта?

– «Приношу свои извинения. Я был нетрезв»[3].

– Ладно, проехали. Ну, prozit!

– Prozit!..

Ленинградская обл.,

дер. Даймище,

учебная база Гидромета,

11 июля 2009 года,

суббота, 22:45

На этот раз с обратной дорогой Ольге не подфартило. Не встретились ей по пути ни главные редактора на «опелях», ни бомбилы-старички на «москвичонках». Пришлось добираться на общественно-транспортных перекладных, так что на базе в конечном итоге она оказалась лишь в начале одиннадцатого. «Райка там небось вся извелась, меня дожидаючись», – подумала Прилепина, поднимаясь в барак, но сразу заглядывать к студентке не стала. Сейчас первым делом ей хотелось переодеться, а главное – снять наконец пыльные, полные песка туфли и сунуть ноги в удобные шлепки-вьетнамки.