Немой Голос - Василий Минский

и тем самым сохранить жизни еще многих и многих ее сограждан. Но такие слова не шли армейскому псу, майору разведки. Да, за ту операцию, которая хоть и выглядела совсем провальной, ей присвоили новый чин и даже приезжал именитый кабинетный генерал, лично вручал медаль. Ей и Бруму, больше-то никого почитай и не осталось. Не считая нескольких минеров, которые, к слову, и выловили тело девушки из реки. Она пыталась навести справки прямо из больничной палаты, да так и не смогла их отыскать.

Еще неделю спустя пришла похоронка на Ульриха. Оказывается, он погиб еще в начале июля, но из-за неразберихи, ее прислали только сейчас. Если бы в этот момент рядом с ней не было Брума — она бы точно вскрыла себе горло книжным ножом. Тот сумел ее удержать, обняв что есть силы, стерпев удары маленьких кулачков, крики, ругательства, угрозы, переходящие в скулеж. А потом не осталось ничего, просто полость внутри, зияющая пустота, подобно черной дыре пожирающая сама себя. Ей еще долго после этого приходили его старые письма. Не в силах прочесть их, она складывала их в тумбочку, до лучших времен.

В один день к ней заявился мужчина в штатском и предложил некое секретное задание, способное спасти тысячи жизней асторских граждан. Лаура фон Шлейц без раздумий ответила — да. Ей слишком хотелось хоть чем-то отвлечь себя, а ничего кроме служения своей стране и своим людям она не умела.

Йозеф Фишер, немолодой мужчина пятидесяти пяти лет, сидел сейчас в плетеном кресле, на заднем дворе своего дома и медленно попивал кофе, почитывая свежий выпуск «Эйсенрейхского вестника». Летний ветер играл с кронами яблоневого дерева, пели птицы, не было ни звука большого промышленного города. Они переехали в этот дом около двух лет назад, как раз после войны. Астория, несмотря на свою величественную боевую машину, не смогла одержать верх, а когда экономика начала трещать по швам — начались бунты. Это все, в совокупности с поражением по всем фронтам, заставило подписать унизительный мир, который лишил страну части приграничных территорий и обязал выплачивать огромные репарации.

Йозеф вел свою спокойную жизнь, стараясь держаться подальше от этого всего. Денег вполне хватало, чтобы с достоинством встретить старость, не боясь оказаться на улице. Он подумывал, чтобы с осени пойти преподавателем в университет. Эта должность прельщала его. А как тут можно было спорить? Что еще остается человеку его возраста, кроме как стараться всеми силами передать накопленные знания подрастающему поколению? Однако, каждый раз беря в руки скальпель он вспоминал полевой госпиталь и тот ужас, что в нем творился. А также молодую девушку, сестру милосердия, которую он нес на руках до операционного стола. От этого у него кровь стыла в жилах и он сжимал зубы так крепко, что казалось они готовы раскрошиться в любой момент.

— Папа! — на террасу выбежала маленькая девочка в голубом платьице с синим бантом в светлых волосах, — Там пришла какая-то странная тетя, говорит, что знает тебя. Я ее не пустила, сказала, что тебя позову.

Холодный пот в миг прошиб старого доктора. Будто пораженный молнией, он замер, не зная, что ответить. «А может быть, это не она?» — мелькнула в его голове мысль, когда он медленно поднимался с кресла.

— Здравствуй, Лора, — только и смог вымолвить тот, — Давно не виделись.

На пороге его дома стояла стройная высокая черноволосая девушка в темно синем платье чуть ниже колена и темных пустынных очках.

— Здравствуй, Йозеф, — мило улыбнулась та, — Настало время возвращать долги.

На балконе номера фешенебельного отеля стояли двое: мужчина и женщина. Оба одетые неряшливо, как будто в спешке, они молча курили, смотря на просыпающийся город. Женщина облокотилась на перила, мужчина же стоял ровно, не сутулясь, они не смотрели друг на друга.

Утренний рассвет озарял собой улицы, залитые кровью, бензином и машинным маслом, заваленные покалеченными телами людей баррикады, разбитые стекла и поврежденные дома. Он обнажал то, что так послушно скрывала от взгляда ночь.

По улицам больше не сновали люди — они попрятались в своих жилищах, не желая попадаться никому под горячую руку. Город будто вымер, лишь вооруженные люди заполонили его, выполняя свои приказы: снимали потрепанные триколоры и заменяли их на однотонные голубые флаги, сшитые незадолго до мятежа. На окраинах еще слышны были выстрелы — это были последние сопротивляющиеся революции полицейские и военные, их сопротивление сейчас казалось абсолютно бесполезным. С севера в город входила танковая дивизия под тем же голубым флагом — это были свои. На главной улице уже строили виселицы, они предназначались для неугодных чиновников, полицейских и военных, отказавшихся поддерживать восставших.

Время тянулось очень медленно, люди молчали, так продолжалось уже около часа. Оба не знали, как подобрать слов, чтобы выразить свои чувства, вдруг нахлынувшие на них. В этот момент, стоя на балконе, мужчина чувствовал себя до ужаса одиноким, брошенным, и обманутым. Он не мог понять, что же обуревает его: злость, сожаление или, может, разочарование? Но кто его обманул — он не мог найти ответа на этот вопрос. Командир — он был всегда честен с ним, никогда не отдавал приказа, не зная результата и последствий. Его спутница — так это была именно что его спутница. Разве она утаила от него то, что могло повлиять на ЕГО решение? Наверное, нет. Неужели он сам себя обманывал? Он всегда поступал как должно, как того велит воспитание каждого добропорядочного человека. Он хотел донести правду людям, остановить опасное производство роботов во что бы то ни стало! Во что бы то ни стало… Но стоило ли оно того, чтобы нести смерти и разрушения своему народу? А был ли этот народ своим? Конечно был, что за вопросы! Это его народ, и он хотел уберечь своих сограждан. Ну что, уберег? Какой ценой ты достиг своей цели? Может ли такая высокая цель оправдывать такие жестокие средства как воровство, саботаж. убийство? Как мог он в пылу своих страстей забыть о том, что единственной его целью было сохранить чужие жизни, а не забирать их? Его родной город лежит в руинах, его страна охвачена гражданской войной, тысячи убитых и раненых по всей стране, нет, десятки тысяч! Когда произошла эта подмена понятий? Рассвет расставлял все на свои места, мысли прояснялись, доводы уже не казались ему такими убедительными, когда мужчина увидел, к чему это привело. Но время вспять уже не пустить, надо идти дальше. А хочет ли он идти дальше? Может, стоит повернуть? И как