Римские термы: Гладиатор (СИ) - Алекс Разум

Глядя на плакальщиц, она подумала: «Хорошо бы и мне поплакать. Плохо если вдова не проронит ни слезы, такое запомнят».

Она попыталась вспомнить прожитое время с Луцием. Его издевательства и побои. Это решительно ничем не помогло. Ее глаза оставались сухими. Тогда она вспомнила, как они с Фелицей спасали Сиру. Потом, саму пострадавшую Фелицу. Еще в памяти всплыла горечь, от обиды за предательство Сиры. Теперь слезы выступили из обоих глаз. Стала вспоминать, как сирийка под страхом смерти выручила ее. Еще о Клеменсе, перенесшем и спрятавшем ее в конюшне. Он тоже рисковал оказаться в опале у Луция. Наконец, как Сира извинялась и раскаивалась, объясняя причину предательства.

Ей так стало жаль своих рабынь и себя. Слезы уже ручьями текли не переставая. Она даже стала всхлипывать и вытирать их согнутым указательным пальцем.

Наконец костер погас, лишь на углях вспыхивали небольшие языки пламени. Атилия и Секст стали раздавать хлеб и монеты собравшимся. Пышные лепешки из телеги подносили рабы на разносах. Все нуждающиеся выстроились в очередь.

Старшины кварталов следили за порядком. Всех, кто толкался и пытался пролезть — выгоняли. Городские вигилы таких оттесняли дальше.

Круглые хлебцы, с рисунком похожим на ромашку, она отдавала лично в руки. Секст давал каждому по медному сестерцию. Обычай раздавать куски мяса уже давно заменили деньгами, для упрощения. Получившие кланялись и уходили. Присутствие императорской гвардии и городской стражи присмирило тех, кто думал потребовать «долг за покойного».

Атилия смело, без стеснений, заглядывала в глаза каждому. Ни один не проронил лишнего слова, только благодарность. После такого желающих посплетничать о ней, как о неблагодарной вдове, станет меньше.

Все закончилось, и толпа разошлась. Она стояла возле Секста в ожидании. Жрецы собирали кости покойного. Омыли их вином, вытерли насухо и сложили в керамическую урну. Останки сын должен захоронить рядом с отцом Луция, в семейном склепе недалеко от виллы, у дороги на Остию.

— Ты не поедешь туда? — спросил Секст.

— Нет. Много дел, и нету ни какого желания, — ответила она глядя на закат, туда же смотрел и он, — Знаешь, Луций так и не познакомил меня с ней. Со своей матерью. Я ни разу не была в его поместье. А теперь и не хочется. Ты можешь жить там. И в моем доме всегда есть для тебя место. Это и твой дом.

— Мне в нем никогда не нравилось — там не было счастья. А у бабушки я любил гостить — там хорошо, спокойно.

Холодный пронизывающий ветер заставил их поежиться. Солнце скрылось за Авентином. Город стал погружаться в сумерки. Она, вдруг неожиданно, взяла его за руку. Он стоял не шевелясь. Каждый из них думал о своем. Жалел о прошлом и надеялся на будущее. Так, совершенно посторонние, они стали друзьями. Оба понимали друг друга, и не спрашивал лишнего. По крайней мере, ей так казалось.

Жрецы принесли урну с останками. И куски жертвенного барана, зарезанного на месте погребального костра. Из этого мяса требовалось приготовить поминальную пищу на ужин.

— Пора, — сказал он и отпустил ее руку.

— Да, — ответила она, — Пора.

Они ушли в разных направлениях. Атилия, укрывшись в паланкине, приказала носильщикам нести ее домой. Секст отбыл хоронить прах отца.

Зайдя в большую гостиную, она застала там Клеменса. Он сразу встал со стула, как только увидел ее.

— Что хотел, Клеменс?

— Госпожа Атилия, прибыли двое мужчин: Дакус и Германус. Как вы и говорили, один ранен. Я разместил их в гостиной спальне наверху. Верно?

Она задумалась. Их бы переселить в крыло для прислуги… Вот только Германуса лучше не трогать — лишний раз, чтобы не растревожить раны. Это не пойдет ему на пользу.

— Хорошо. Что-то еще?

— Да, хозяйка. Этот Дакус просит разрешить ему ухаживать за Фелицей. Ему можно?

— Пусть ухаживает. И, Клеменс, если кто будет интересоваться — они наши гости по просьбе императора Адриана.

— Ясно, госпожа.

Он не уходил и мялся на одном месте.

— Спрашивай, что хотел, — она очень сильно желала подняться к себе и прилечь, день измотал ее.

— Мне бы помощника, грамотного. Читаю неплохо, но пишу не очень.

— Найми учителя и обучи кого считаешь подходящим из домашних. И сам доучись. Писаря покупать я не хочу. Мне и вас будет много. Вот еще что, Клеменс — с этого дня я назначаю тебе жалование. Такая же сумма, как получал Азий. Так что старайся, и сможешь стать и свободным и обеспеченным.

— Благодарю вас, госпожа, но…

— Никаких «но»! Я все сказала. За сегодня очень устала и иду спать. Сира, неси воду ко мне в спальню.

Проснувшись утром, она поняла, что этот день также сулил оказаться ничуть не легче. Надо было перестраивать всех рабов на новый уклад жизни в доме. Начиная с ежедневных покупок и готовки, заканчивая конюшней. Атилия решила вернуться к тому рациону, к которому привыкла в доме отца. Мясо у них готовили лишь один-два раза в неделю. Рыбу также. И количество той еды и вина, что потреблял, Луций ей никогда не нравилось.

Большая конюшня теперь была ни к чему. Она решила оставить только одну лошадь для посыльного. Остальных продать, вместе с колесницей.

Выходило, что надо переделывать все в доме. Еще необходимо найти тайник мужа с деньгами. Те, что хранились в кабинете, использовались на текущие нужды.

Атилия суетилась с самого раннего утра. У нее не оказалось времени навестить ни Германуса, ни Фелицу. Столкнувшись в коридоре с Дакусом, она услышала, как он стал рассыпать благодарности. Видимо, он подбирал слова, но у него это не очень получалось.

— Прости, Дакус, давай в другой раз, — прервала она его, — Совсем нет времени. К тебе огромная просьба — не появляйся сегодня внизу без особой надобности. Используй только маленькую лестницу. Не хочу лишних слухов.

— Я все понимаю, матрона, — ответил и поклонился тот.

Ближе к обеду пришел юрист из храма Юпитера. Он вел дела Луция. Секст все еще не появился, и она сама