Янтарное сердце - Елена Михалёва

class="p1">Дверь с тихим скрипом закрылась, оставив женщину в одиночестве в темноте остывающей комнаты.

Гвинейн неторопливо разожгла очаг и подкинула свежих дров. Она сняла халат и еще раз задумчиво расчесала волосы, сидя у зеркала. Ей до дрожи хотелось увидеть Ивроса. Но, увы, Крисмер был прав. Соваться к отцу посреди ночи не стоило.

Она зябко поежилась. Несмотря на огонь в камине, в комнате было прохладно. Особенно вот так, в одной тонкой сорочке, которая больше подходила для жарких летних ночей.

Адептка торопливо скинула туфли и забралась в постель, под ворох пуховых одеял. Удобно устроилась на мягкой подушке, уверенная в том, что ни за что не уснет. Но сон пришел довольно быстро, спустя всего несколько минут меланхоличного созерцания балдахина над головой. Только поспать все равно не удалось.

Стоило Гвин задремать, как дверь в комнату вновь приоткрылась. Совсем немного. Адептка напряглась, ожидая увидеть на пороге сердитого мужа. Но вместо него внутрь проскользнула Девана. На девочке была теплая голубая сорочка до самых щиколоток. Босые ноги прошлепали по холодному полу. Она быстро закрыла за собой дверь и торопливо забралась к Гвин под одеяло. Обняла.

Принцесса была тиха и бледна. Ее руки оказались ледяными. Но никаких заплаканных глаз или капризного гнева.

Гвинейн укутала девочку поплотнее. Обвила руками, чтобы поскорее отогреть. Погладила по голове. Пальцы наткнулись на косичку с маленькой металлической бусинкой. Адептка мягко улыбнулась, но не сказала ничего.

Девана заговорила сама спустя несколько минут, когда согрелась и успокоилась.

– Ты уедешь от нас, сестрица? – спросила она.

– Ты слышала слова моего отца. Я остаюсь.

– Но ты ведь хочешь уехать из Нордвуда?

Гвин тяжело вздохнула. Вопрос, который задала ей Девана, был страшнее сражения с Пастырем Проклятых. Женщина смотрела широко распахнутыми глазами прямо перед собой, но не видела вокруг ничего. Глубоко ушла в свои мысли. Какое-то время она меланхолично гладила девочку по распущенным волосам, мягким и послушным, как шелк. А потом снова вздохнула и произнесла вслух абсолютно честно:

– Я не знаю.

Принцесса обняла Гвин еще крепче. Словно не желала отпускать. Будто это «я не знаю» означало, что адептка все равно уедет, рано или поздно.

– Я вижу, что ты не любишь Кевендила, но попробуй дать ему шанс, – вдруг попросила девочка.

Пожалуй, это был первый раз, когда она слышала из уст избалованной принцессы столь искреннюю просьбу.

Гвин усмехнулась.

– Что? – Девана с непониманием покосилась на нее.

– Когда-то твой брат так же просил за тебя, – призналась Гвин.

Не так давно. Тогда принцесса капризно требовала обучать ее магии. В дни, когда Гвинейн Гарана скорее поставила бы несносную Мейхарт в угол, нежели стала ее обнимать.

– Он хороший, – заверила девочка. – Очень хороший.

Гвин ничего не ответила.

Она внимательно наблюдала за тем, как принцесса удобнее устраивает голову возле нее на подушке. Как опускаются длинные черные ресницы, девочка расслабляется и медленно погружается в сон.

Но неуютное чувство тревоги не давало Гвин уснуть. Она все гадала, связано ли это с отъездом Ивроса в Идарис или со словами Деваны. Или, может быть, просто с тем, что сама Гвин остается в Нордвуде разбираться с неизвестным месмеристом? Тянуть с этим тоже было никак нельзя. Он мог быть опасен и хитер. И чем дольше они с Крисом мешкали, тем больше людей рисковали пострадать. Да и кто знает, в чем его цель. Чего он добивается, подчиняя своей воле диких зверей.

Адептка почувствовала, как совесть вкрадчиво бранит ее распоследними словами. Отец был прав, как всегда. Это она допустила появление месмериста. Позволила ему зайти так далеко. И за всей своей любовью и страстью к Ивросу, за безоглядным погружением в прошлое, дабы найти виновного в смерти Ашады Норлан (и почему она была так уверена, что виновный действительно существовал и это не обыкновенное самоубийство?) в минувшие дни не сделала практически ничего, чтобы ему помешать.

Девана засопела во сне и снова расслабилась. Похоже, ей что-то снилось.

Гвин бережно убрала с лица принцессы длинную прядку и мысленно пообещала, что убережет Нордвуд во что бы то ни стало. Пусть Иврос уезжает. Пусть спокойно разбирается в том, что тревожит его разум. Она-то знает: его сердце остается с ней. И ее импери обязательно вернется. А до того момента Гвин приложит все усилия, чтобы защитить королевство и его жителей. Ни один безумный колдун с темным даром не посмеет нарушить этот сладкий детский сон.

За всеми размышлениями дремота подкралась невесомой тенью. Миг собственного засыпания ухватить невозможно. За тем редким исключением, когда его нарушают.

Тихо отворилась дверь. И в комнату зашел принц Кевендил Мейхарт.

Он сделал несколько шагов к кровати супруги, но замер на полпути.

Видимо, все это время принц тоже не смыкал глаз. Искал жену. Искал повсюду, от кухни до чердака чародейской башни. И вновь вернулся в ее спальню.

Гвин лежала, закрыв глаза. Делала вид, что спит. Она дышала глубоко и ровно. А подле нее спокойно лежала принцесса Девана, которая мирно спала по-настоящему.

Девочка обнимала адептку столь крепко, точно боялась потерять даже во сне. Так маленькие детки обнимают любимую игрушку. Набивной мишка или зайка – их главный друг, защитник от ночных кошмаров и хранитель всех их тайн. Девана давно выросла из игрушек. Но потребность держаться за самое дорогое осталась.

Адептка боялась даже немного приоткрыть глаза, чтобы не выдать себя. Но она вся обратилась вслух. Услышала, как изменилось дыхание мужа. Как выровнялось. Как он вздохнул.

Какое-то время принц просто стоял и молча наблюдал. И Гвин чертовски сильно хотелось узнать, о чем же он думает.

А потом Кевендил ушел, тихо закрыв за собой дверь.

Самый темный час – перед рассветом. Порой буквально. Темнота кажется плотной, словно можно протянуть руку и потрогать ее. Но чаще всего эта пословица означает, что даже самому плохому свойственно заканчиваться. Это может быть ночной кошмар или тягостное неведение. А может быть череда печальных событий, что ведут в бездну. И чем отчаяннее пытаешься все наладить, тем ближе оказываешься к краю. Но порой хватает лишь одного обнадеживающего события, чтобы не сорваться.

Неглубокий и весьма сумбурный сон прервался странным ощущением. Гвин отчетливо услышала свое имя. Но не вслух.

Адептка прислушалась. В замке царила тишина. Ни шагов, ни подозрительных шорохов. Но ощущение, что ее зовут, никуда не исчезло. Потому Гвинейн осторожно вылезла из постели, чтобы не разбудить Девану, надела ночные туфли и подошла к двери.

Она положила обе ладони на деревянную поверхность. Едва слышно пробормотала слова заклятия. Прислушалась к