Красное на красном - Вера Викторовна Камша

– Да, – засмеялся Дик, – но, как видишь, все пока живы. Куда поедем?

– Видите ли… – Наль замялся.

– Понимаете, дорогой сударь, – смущенно признался Норберт, чей акцент странным образом резко усилился, – мы очень извиняться должны, но мы имеем дело очень большое и важное. Мы имеем откланиваться и желать вам все самое лучшее.

Йоганн хотел было возразить, но, поймав взгляд «умного» близнеца, торопливо закивал и тронул вороного.

– Ты дружишь с такими медведями?

– Да, – Дику стало обидно, – и никакие они не медведи. Катершванц – благородная фамилия, они даже в родстве с фок Варзов. Мне про них говорил эр Август.

– Удачно вышло, что у них дела. С нами твои бароны ехать не могли. Ты догадываешься, кто нас ждет?

2

Штанцлер выглядел ужасно – бледный, отечный, под глазами мешки. Было видно, что кансилльер нездоров и очень, очень устал. Дику стало страшно – если со стариком что-то случится, Талигойе не воскреснуть, это знали все Люди Чести. Видимо, мысли юноши отразились на его лице, потому что эр Август делано засмеялся.

– Не все так плохо, как ты думаешь, Дикон. Садись, нам есть о чем поговорить. Ты, я вижу, по-прежнему не научился скрытничать.

– Научился, – расплылся в улыбке Дик, – но я так рад вас видеть…

– Арамона тебя еще не доконал?

– Нет.

– Но пытался?

– Да! Он меня обвинил в том, что на самом деле я – граф Медуза.

– Ты меня удивляешь. Что за Медуза, я не знаю такой фамилии. Кто это?

– Суза-Муза, – пробормотал Дик, понимая, что несет чепуху. – Эр Август, на самом деле граф никакой не граф, а кто-то из унаров. Он придумывал всякие смешные штуки и подписывался «граф Медуза». Видели бы вы, как Арамона бесился!

– Представляю, – довольно холодно сказал кансилльер. – Мальчишки! Всегда найдете, как нашкодить, хоть небо на землю падай. И кто же оказался шутником?

– Не знаю… Арамона объявил, что я, но это он со злости.

– Как же тебе удалось доказать свою непричастность? Что удалось, я вижу, иначе ты бы, к радости Дорака, уже был в Надоре.

– А… Кроме меня, признались еще пятеро.

– То есть? Странные дела творятся в Лаик… И что, никого не тронули?

– Ну… Сперва нас заперли в Старой галерее, мы видели призраков, там не только монахи… Потом пришел отец Герман и велел всем идти по своим комнатам. Ночью Паоло со священником уехали, а остальным ничего не было.

– Я что-то плохо соображаю. Ты видел призраков, и они не были монахами?

– Вы никогда не поверите…

– Поверю. Рассказывай.

– Это целая процессия… Сначала – аббат с совой, потом и правда монахи, по двое… За ними рыцари и унары, а в самом конце – отец и я.

– Не может быть! – И так измученный, кансилльер на глазах постарел лет на пять. – Этого просто не может быть! Тебе наверняка приснилось.

– Мы все видели, – словно извиняясь, прошептал Дик, – только немного по-разному. Отца и себя видел только я, Арно говорит, последним шел кто-то из Эпинэ.

– А остальные?

– Йоганн с Норбертом – герцога Ноймаринен, Альберто с Паоло только монахов.

– И они в самом деле шли по двое?

– Кроме аббата и последнего монаха. И еще все время колокол звонил.

– Опиши мне рыцарей.

– Ну, они очень разные, кто-то старый, кто-то молодой, богатые, бедные и одеты по-всякому. Первые как во времена узурпатора, а последние по-нашему.

– Это все?

– Нет. – Дик немного помедлил, но кто ему поможет, если не эр Август? – Перед тем как уехать, ко мне приходили Паоло и отец Герман и говорили… странные вещи.

– Что именно?

– Паоло сказал, что он мне должен передать нечто старое, что принадлежит мне. – Дик задумался. – Это не сам он придумал, так люди не говорят… Нечто вроде «их было и всегда будет четверо, но у них одно сердце, и оно глядит на Закат».

– Сердце глядит? Ты ничего не путаешь?

– Не знаю… Может быть.

Конечно, он был слегка пьян и очень устал, но Паоло на самом деле сказал об одном сердце на четверых.

– А что говорил олларианец?

– Чтоб я был осторожен и еще про то, что нет ничего тише крика.

– И все?

– Ну, он долго объяснял, он же священник, но смысл такой.

– Теперь помолчи, – резко сказал кансилльер, – мне нужно подумать.

Дик покорно замолчал. Эру Августу он верил; если кансилльер не поймет, в чем дело, не поймет никто. Штанцлер молчал довольно долго, потом вздохнул и внимательно посмотрел на Дика.

– О монахах Лаик я знаю. О них все слышали, но видел их мало кто, это тебе не Валтазар из Нохи, который является каждую ночь. Я не помню, чтобы призраки показывались сразу шестерым, и с ними никогда не было никаких рыцарей. У меня лишь одно объяснение: танкредианцев как-то разбудили, причем намеренно, но кто и зачем – не представляю. Единственное, в чем я уверен, – это в том, что ты видел не себя, а отца. Не смотри на меня с таким удивлением, мог бы и сам догадаться, хотя мне, конечно, проще. Я Эгмонта знал еще в твои годы, а ты – его отражение.

– Эр Август, этого не может… Как же так?!

– Подумай. Всегда по двое: рыцарь и унар. Две тени. Первая – юноша, пришедший в Лаик, вторая – он же, но в миг смерти. Почему – не скажу, тут нужно танкредианцев спрашивать.

– Эр Август, а почему все мы видели разное?

– Дикон, я не адепт Знания. Меня больше беспокоит история с клириком и унаром. Боюсь, Ричард, обоих нет в живых. Никогда б не подумал, что стану сожалеть об олларианце, но он советовал тебе быть осторожным и, похоже, понимал, что говорит.

– Откуда вы знаете?! – выкрикнул Дик, понимая, что в глубине души считал обоих мертвыми, но гнал от себя эту мысль. – Я же сказал вам только сейчас!

– Ричард Окделл, – покачал головой кансилльер, – я не могу рассказать тебе все, но у меня есть очень веские причины предполагать, что тебя хотят убить. Не знаю, как в этом замешаны олларианец и Паоло, но просто так в наше время люди не исчезают. Я займусь этим делом. К счастью, два исчезновения в одном выпуске себе не позволит даже Дорак, но за стенами Лаик будь очень, очень осторожен. Об этом я и хотел с тобой говорить. День святого Фабиана не за горами. Ты уже решил, что станешь делать дальше?

– Разве это зависит от меня?

– От нас зависит все даже тогда, когда кажется, что не