Мы – люди! - Владимир Подольский

Когда на планете в тех местностях, над которыми мы пролетали, портилась погода, экипажам приходилось переключаться на другие виды деятельности, кроме несения вахт: профилактика и регламенты закреплённого оборудования, изучение материальной части, очередные и внеочередные тренировки. В том числе учебные тревоги. Всё это гарантировало людей от расслабленности, которая в реальном бою могла дорого обойтись. Но случалось и свободное время, которое тоже было нужно куда-то девать.

«У солдата должен быть досуг, но он не должен бездельничать!» Так говорил старшина нашей группы и его дела не расходились со словами. Похоже, у Кондратенко тоже был когда-то такой же старшина. Но к счастью большинство ребят в наших экипажах были организованные, проблем с проведением досуга у них не возникало. Тем не менее, «адмирал» предлагал постоянно и нечто новое. Был сыгран шахматный матч, в котором с большим перевесом победила команда «Алебарды». Вне конкурса играли судовые компы. Впрочем, все их сто игр закончились вничью. А затем все желающие сразились в компьютерный «Встречный бой». В первой игре мы разгромили немцев начисто, во второй, почив на лаврах, потерпели позорное поражение. Теперь обе команды готовились к решающей схватке, проводили рекогносцировки виртуальной местности, обсуждали стратегию и тактику грядущей битвы. Мы с Тамарой тоже участвовали и заимели неплохие рейтинги. Кроме того, Кондратенко узнал, что в экипаже «Меча» есть трое саблистов, четверо вообще-то, но Сколик участвовать в матче отказался, ссылаясь на детренированность. Слукавил, наверно, он командир, и этим всё объясняется.

К тому времени опытным путём выяснилось, что «Пончики» не обращают внимания на перелёты челноков между судами, и к нам прибыла делегация немецких спортсменов. Договорились сражаться без скидок на пол и возраст. «Алебарду» раскрутили, и в спортзале установилось одна пятая «g». Конечно, это были не классические схватки, когда спортсмены твёрдо стоят на полу, а какой-то космический сабельный бой, с невероятными прыжками, управляемыми отскоками от потолка и фехтованием в полёте. Но тем он и был интересен. Судили бой компы, поскольку человеку уследить за всеми его перипетиями было невозможно. Из девяти разыгранных очков мы взяли шесть: я выиграл две серии, Тамара полторы, а тётя Лена две с половиной. Немцы уехали, соответственно, с тремя очками, но нас ждал ещё матч-реванш на территории соперника.

После окончания поединков Тамара неожиданно стала пользоваться большой популярностью на «Мече». Ей звонили, поздравляли с успешным выступлением. Всё же полтора очка из трёх возможных, да ещё против мужчин! Кое-кто, как смеясь, рассказала мне Тома, даже в гости приглашал, на Земле, конечно. С мамой познакомить! Для чего, интересно? Ну понятно, в экипаже полно молодых ребят, многие неженатые. Кому им симпатизировать, если не такой спортивной, отпадной девчонке? Я тоже посмеялся. Но слегка и ревность затаил, эдакую братскую. Пусть кто только попробует там руки распустить, когда мы на «Меч» отправимся.

Ну помянули Учителей, да и поехали снова по прежнему маршруту. Смотрю, Кривой дёргаться перестал, только иногда машинально попону трогает, там, где у него под ней ножик. Точно этот ножик в деле участвовать будет. Я и сказал ему ещё про одеяние: «Сними!» Дескать, жарко, ветер от солнца. Нет, не снял, хотя перья, вижу, топорщит, и рот раскрыл. Ну а мне-то что, привычный я.

Едем, только я шнурок в укладке распустил слегка, да в три трубки пистоны незаметно вставил. Хоть и не положено их со вставленными пистонами возить: мало ли что? Зато теперь выхватить, взвести и пальнуть недолго. Да, все эти трубки дробом заряжены были. Дробом для ближнего боя лучше. Мы и в армии так часто нарушали, потому, что правила правилами, а война войной. Я раз и живым остался только потому, что нарушил, а мой противник напротив. Но я ещё про первый случай не досказал.

«Так вот, сижу я на корточках на своей позиции, как стрекотун в уютном гнёздышке, и ругательски ругаю своих бестолковых однополчан, так и не понявших моего плана и не воспользовавшихся возможностью уберечь последние перья на общипанных задницах. И ретироваться, пока я отвлекаю противника на себя. Над головой посвистывают болты, пока не страшные, порохового боя у мятежников, похоже и нет совсем, а если и есть, то на ходу трубки несподручно заряжать.

Приподнялся я чуток да тряханул кусты слева от моей лёжки, а когда на беззащитные ветви обрушился шквал стрел, тут же повторил провокацию и справа. На этот раз стрел почти не было. Будем считать, что сейчас все или большая часть солдат противника заряжает самострелы. Мне это и надо, то есть, чтобы им стрелять было нечем. Вообще, зарядка должна происходить, пока сержант считает до пяти. Не успел – сделай кружок вокруг казармы. Ещё попытка – ещё кружок. Кто так и не уложится, тренируется вместо приёма пищи. По крайней мере, нас так учили в сержантской.

Это я долго рассказываю, а тогда было ещё только «два», когда я просунул меж веток трубку, покрепче вколотив рога в почву, и саданул сверху вниз дробом по цепи спешно перезаряжавших самострелы сепаратистов. В ответ раздались проклятья и крики боли, но я уже схватил вторую трубку и где-то на «четыре» или на «пять» пальнул ещё раз. Трое здорово посечённых свинцом затрепыхались, оглашая окрестности воплями, остальные залегли. Ни одна стрела не прилетела мне в ответ. Эх вы, ещё солдаты называется!

Нет, всё-таки стреляют! Одна стрела взвизгнула над головой, другая более точная пробила попону и вскользь задела плечо. Не остаться раненым и беспомощным мне помогло то обстоятельство, что моя форменная одежда изнутри обшита костяными пластинками. Уже гораздо позже мне удалось повстречаться с носителями этой чешуи вживую, а тогда я только возблагодарил коллег настоятельно советовавших потратить первые полученные футы проволоки на покупку этой брони. Стрела скользнула по пластине, вырвала её с положенного места и, потеряв на этом всю свою силу, только слегка поцарапала меня. Конечно, пластинки здорово истирают в некоторых местах перья, но те-то отрастут и вообще: по сравнению с возможностью остаться в живых, это ерунда и даже некоторый форс в обществе гражданских.

Так, те, которые пошли в обход по флангам доберутся сюда не ранее, чем через тысячу сердечных биений. До этого времени нужно постараться нанести максимальный ущерб противнику. А там уж… Я осторожно выглянул и увидел, что теперь сепаратисты ползут вверх по склону на корточках. Моя эффективная стрельба, сделавшая их такими осторожными, тем самым прибавила мне ещё несколько мгновений жизни. Вдобавок им и стрелять труднее. А мне – легко! Я наверху. Приготовив пять или шесть трубок, я открыл огонь по тем, кто вжимался в землю недостаточно тщательно. Свидетельством того, что дроб точно задевает противников, стали доносящиеся до меня ругательства, да взлетающие вверх фонтаны клочков униформы и драных перьев. Это были явно не смертельные ранения, настоящего солдата они делают только злей. Но среди мятежников таковых было, к счастью немного, и я с радостью заметил, что, несмотря на понукающие команды, эти раненые отползают обратно к подножию холма.

Внезапно, справа в кустах раздался явственный щелчок и возня. Неужели враги уже рядом? Тут же перекатился набок и схватил первую попавшуюся трубку, готовый разрядить её в нападающих. Но вместо атаки из кустов донёсся громкий шёпот:

— Бел, не стреляй, это я!

Ветки раздвинулись, и в ложбинку скатился рядовой с моего батальона Гребешок, прозванный так, ну вы понимаете? — за странную форму и размеры гребешка, которые, как почему-то считается, гарантируют обладателю успех у женщин. Вместо этого, хотя он, похоже, и старался быть хорошим солдатом, Гребешок постоянно влипал в какие-то истории. Вот и в этот раз он скороговоркой поведал мне очередную. Перед спуском к реке у него разболелся живот, и он отпросился у сержанта задержаться в леске у дороги. Тот разрешил, благо парома ещё не было видно. Потом началась стрельба и Гребешок, похоже, немного струсил. А может и не струсил, просто самострел и меч он оставил для удобства на повозке, а какой бы ты ни был герой, отсутствие оружия гарантирует тебе в этой ситуации не только бесполезную, но и бесславную гибель. Один нож, это не оружие. В общем, солдатик не убежал, но подполз поближе к полю боя и замаскировался в кустах в двух десятках саженей от меня. Ждал грозы или иного случая, чтобы миновать вражескую цепь и воссоединиться с полком. Услышал мою стрельбу и пополз к своим. Ко мне, то есть.

Вот и хорошо! Я приспособил парня заряжать мне трубки и присматривать за флангами. Особыми способностями в огненном бое он не отличался, но уж выпалить во врага сумеет. А я рядом, поддержу».

Адмирал, к моему удивлению, приказал мне явиться к нему на «предполётный инструктаж». Хотя, как вы понимаете, командующему эскадрой не по чину лично инструктировать каждого лейтенанта. Больше никого не было, не было, впрочем, и инструктажа, как такового: мы просто попили кофе из «груш», поговорили с Василием Петровичем «за жизнь», я погладил благосклонно подставлявшего бока, мурчащего Маркиза. И пошёл собираться, под напутствие: «Дерзай, лейтенант, всё будет хорошо!» Впрочем, меня не оставляло чувство, что нечто всё же осталось недосказанным.