Шпион, который ее убил - Сергей Донской

«Вот до чего дожили, – подумал Бондарь. – Слово «честь» вызывает смех. Рефлекторный, как слюноотделение при виде баксов».

– Не буду, – равнодушно пообещал он.

– Хорошо, – произнесла Морталюк, сменив позу, чтобы погладить ногу любовника босой пяткой. – Надеюсь, ты знаешь, что такое Рождество Христово?

– Догадываюсь, – буркнул Бондарь.

– Я решила, что будет символично, если первую операцию проведут завтра утром. Такое своеобразное рождение…

– Не понимаю…

Врал Бондарь. Кривил душой. Все он уже понял. Мгновенно.

– Думай, Женя, думай, – хихикнула Морталюк.

– Ничего путного не приходит в голову.

– Беда с этими бывшими чекистами. Никакого воображения!

– Да ну его на хрен, воображение. Мы люди простые. Нам реалии подавай.

Бондарь представил себе окровавленные руки хирурга, извлекающие на свет божий скрюченную кроху. На божий ли свет? Человечка убьют, чтобы бесящаяся с жиру сука помолодела на сколько-то там лет. Малыш не прозреет, не отзовется счастливым агуканьем на материнскую ласку, не научится ходить… Сплошные «не»…

Бондарю стоило огромных усилий не ударить трущуюся об него тварь, которой по недоразумению был дарован человеческий облик.

– Так что за сюрприз? – спросил он, отвернувшись якобы в поисках сигарет.

– Мы проведем рождественскую ночь вместе, а завтра родимся заново, Женя, – мурлыкала Морталюк, перебирая жесткие волосы Бондаря. – Утром вертолет доставит священника, который нас обвенчает. Начало медового месяца будет скучноватым – мы проведем его на больничных койках, под присмотром врачей. Но зато потом – свадебное путешествие. Весь мир к нашим услугам. – Морталюк всем телом навалилась на спину Бондаря, давая понять, что ей не терпится перейти от слов к делу. – Где бы ты хотел побывать? Выбор за тобой, Женя.

Закурив, Бондарь встал с кровати и посмотрел на Морталюк сверху вниз. Она застыла на коленях – исчадие ада в молитвенной позе. Ее холеное тело конвульсивно подрагивало.

– Так не пойдет, – заявил Бондарь. – Ты все решила за меня.

– Значит, ты против? – процедила Морталюк, игривый блеск в глазах которой сменился тусклым выражением просыпающейся злобы.

– Я не сказал «нет», – возразил он.

– Ты не сказал «да»!

– Послушай, Марго. – Хотя на лице Бондаря отразилась мучительная внутренняя борьба, он уже принял решение и приступил к осуществлению своего плана. – Ты женщина, а я мужчина. Мне не нравится, когда мной помыкают. Ничего не могу с собой поделать. – Бондарь развел руками. – Мне нужна хотя бы видимость самостоятельности. Иллюзия.

– Пожалуйста, – заулыбалась успокоившаяся Морталюк. – Сколько угодно иллюзий. Повтори все, что я только что сказала, и спроси моего согласия. Устраивает?

– Нет, – ответил Бондарь, гася сигарету. – Вели отвести меня в мою комнату. Эту ночь я проведу один.

– С какой стати?

– Во-первых, я не собираюсь праздновать католическое Рождество. Во-вторых, я должен подумать. – Голос Бондаря приобрел задушевную интонацию. – Пойми меня правильно, Марго. Ты не та женщина, которую я хотел бы обманывать…

– Я не допущу, чтобы меня обманывали, – вставила Морталюк, поднимаясь с кровати.

– Погоди, – Бондарь положил ей руку на плечо. – Сначала выслушай до конца. Брак – это не шуточки. Такие дела с бухты-барахты не делаются. Я хорошенько подумаю, а утром отвечу.

– Вот как! А мне казалось, что между нами все уже решено.

– Почти.

– Если ты хотел меня оскорбить, то можешь быть доволен: ты своего добился. – Маргарита выставила палец и ткнула им в грудь Бондаря. – Тебя отведут в твою комнату. Но думать будешь не только ты один…

– Марго!

– Не перебивай!.. Думать будешь не ты один. Я тоже еще раз взвешу все «за» и «против». – Лицо Морталюк исказила мстительная гримаса. – Может быть, я действительно поспешила. Может быть, мне пришла в голову не такая уж замечательная идея.

– Марго!

Бондарь сделал вид, что не на шутку обеспокоен угрозой. На самом деле он торжествовал. Непомерное самолюбие Леди М было задето, и она жаждала сатисфакции. «Мол, ах так? Ладно, посмотрим, что ты запоешь, дружок, когда помучаешься в неизвестности!»

Этого-то Бондарь и добивался, применив хитрость, известную даже маленьким детям. Она описана в сказке про кролика, умолявшего лису делать с ним что угодно, но только не бросать его в терновые кусты. Она купилась, о чем впоследствии пожалела. Морталюк совершила ту же ошибку.

Так думал Бондарь. Он еще не знал, что его собственный просчет повлечет за собой куда более драматические последствия.

Европа встречала Рождество радостно. Люди обменивались подарками и улыбками, в небе не угасало сияние фейерверков, играла громкая музыка, шампанское лилось рекой, поджаривались на вертелах говяжьи туши, и дым стоял коромыслом, и мякоть мириадов устриц высасывалась со свистом, и деньги летели на ветер. Веселился и ликовал народ, распевая псалмы вперемешку с модными хитами, все приплясывали, повсюду устраивались карнавальные шествия, сверкали огни, гремела канонада петард.

Христос родился! В такой день не хочется думать, что по окраинам городов по-прежнему шныряют крысы и нищие, что люди мрут от голода и холода, что в десятках «горячих точек» идут военные действия, вспыхивают эпидемии, угасают больные, что сильные лупят слабых и по правой щеке, и по левой, что последнюю рубаху отбирают силой, и что сами судят, но остаются несудимыми, и что гордятся неправедно нажитым, и не скорбят по невинно убиенным. Рождество катилось по опустошенной, отравленной, вытоптанной, изуродованной планете.

Бондарь, неподвижно сидевший у телевизора, выключил его. Взглянул на золотой «Ролекс», подаренный Морталюк. Поднял глаза к видеокамере. Встал, потянулся, протяжно зевнул. Зашел в ванную. Тут то ли зеркальное отражение Бондарю подмигнуло, то ли он ему. Часы переместились с левой руки на правую, браслет обхватил не кисть, а пальцы – циферблатом наружу.

Выйдя в прихожую, Бондарь открыл дверь и бросился по коридору в ту сторону, откуда должен был выглянуть охранник. Тот появлялся из-за угла примерно через пятнадцать-семнадцать секунд после того, как срабатывала сигнализация. Бондарю понадобилось значительно меньше. Добежав до поворота, он замер, прислушиваясь к торопливым шагам. На сигнал открывшейся двери спешили двое. Это означало, что подозрительная Леди М на всякий случай распорядилась удвоить бдительность.

Бондарь не возражал. У него давно чесались кулаки, и он устал сдерживаться.

Внезапно выскочив прямо перед остолбеневшими охранниками, он на славу отвел душу. Когда молниеносная схватка закончилась, циферблат «Ролекса» выглядел так, словно его долго плющили молотком. Бондарь разжал пальцы, отпуская лопнувший в нескольких местах браслет. Золотые обломки еще только рассыпались по ковровому покрытию, когда ноги Бондаря пришли в движение, унося его прочь с места событий. Охранники, со сломанными переносицами и свернутыми челюстями, остались. Каждый получил по два удара, не успев ни пикнуть, ни воспользоваться электрошокерами или передатчиками. Для них счастливое Рождество закончилось. Для третьего охранника, дежурившего в холле, все только начиналось.

Он сидел за игровым автоматом, остервенело дергая рычаг. Музыка и азартный перезвон помешали ему вовремя отреагировать на стремительный топот за спиной. Парень только разинул рот, увидев на цветном мигающем экране постороннее изображение…

…изображение, смутно напоминающее фигуру человека…

…бегущего человека…

Лимончики, вишенки, семерки, тузы, сердечки – это да, с ними все понятно. Но при чем тут какой-то человек? Что ему тут пона…

– А? – вскрикнул охранник, ощутивший сильнейший толчок в спину. Такое привычное, такое знакомое окошко экрана стремительно надвинулось и с грохотом рассыпалось на тысячу осколков.

Охранник засучил ногами, опрокинул табуретку, а сам не упал, остался возле игрового автомата, до груди погруженный в его нутро, словно решил посмотреть собственными глазами на волшебную электронную начинку. Ничего он там не увидел. Бондарь извлек окровавленного охранника наружу, перехватил его за шиворот и за брючный ремень, приподнял…

– Мэрри крисмэс.

Набалдашник рычага, еще хранивший тепло ладони охранника, врезался ему в солнечное сплетение.

– Что в переводе означает: счастливого Рождества, – закончил Бондарь, ни к кому конкретно не обращаясь, потому что готовых внимать ему слушателей поблизости не было.

Переодевшись в соседней каморке в лыжный костюм и прихватив снаряжение, он вернулся к изувеченному парню. Пульс едва прощупывался.

– Перестарался, – пробормотал Бондарь.

О, нет, он не испытывал угрызений совести, не раскаивался, предпочитая заниматься этим в свободное от опасной работы время. Его огорчало, что наемник Морталюк не в состоянии самостоятельно приблизиться к двери, чтобы приложить ладонь к считывающему сканеру. Не то чтобы Бондарю было лень возиться с бесчувственным телом, но это требовало определенных затрат энергии, а силы следовало приберечь перед головокружительным слаломом.