Небо примет лучших - Ирина Сон

Услышав о недостатке жизненной силы, я не выдержал и влетел в дом.

– Я могу поделиться жизненной силой!

Там стоял такой густой запах крови, боли и ужаса, что к горлу подкатила тошнота. Всюду были раскиданы окровавленные тряпки, а посреди всего этого кошмара лежала Ло, раскрытая, с бесстыдно задранной юбкой. Я вознёс благодарности и Небесам, и демонам, и Нищему принцу отдельно за то, что Чёрный певец стоял так, что я не видел самого страшного. Но прийти в себя и отдышаться никто не дал – повитуха сразу схватила за руки и подвела к изголовью.

– Ну, делись, давай! – рявкнула она.

А я… я вдруг понял, что точки на спине недоступны – Ло рожала на спине!

– Я… У меня не получится, – залепетал я и попятился. – Я раньше никогда так не делал… Я только через спину и постель…

– Спокойствие! Только спокойствие! – скомандовал Чёрный певец. – Как там тебя, жрец, на меня не смотри, смотри на неё. В лицо бабе смотри, я сказал!

Вздрогнув от окрика, я покорно уставился на искажённое от боли лицо.

– Отлично. Вдох. Выдох. Сейчас тебе покажут точки.

Мои немилосердно дрожащие руки накрыли другие, женские, морщинистые. Накрыли – и подсунули под плечи Ло.

– Вот, сюда, под хребет, – ласково забормотала на ухо повитуха, направляя мои ладони по потной спине. – Считаем позвонки. Семь, восемь… Пятнадцатый позвонок… Вот примерно здесь, чуешь? Вот сюда силу и направляй.

Я надавил и нащупал под пальцами знакомые по спине принца Чана узелки. Подушечки закололо, стоило лишь надавить, и по жилам потекла струйка силы. Ло вздрогнула и задышала ровнее. Краем глаза я уловил взмах руки Чёрного певца и блеск ножа.

– Это мы сейчас убрали боль. Вот так и держи, – наставительно сказала повитуха и восхитилась: – Впервые вижу настоящий источник!

Я не ответил – меня немилосердно мутило. Чёрный принц копался внутри Ло долго, бесконечно долго, а она в это время моргала и тяжело дышала, облизывая губы. Живая! Не чувствующая!

– Ох ты ж, ё! – воскликнул Чёрный певец и от души выругался на неизвестном языке. – Глянь, чего!

Раздался странный звук, совсем не похожий на плач младенца. Ло обеспокоенно дернулась. Я попытался поднять голову, но повитуха ловко отвесила мне подзатыльник, не дав посмотреть.

– Чего глаза таращишь? Давай сюда и зашивай! – велела она Чёрному певцу и отошла.

Я не смотрел, что делал Чёрный певец – я смотрел в обеспокоенные, отдающие желтизной глаза Ло, и бешено боялся соскользнуть с заветных точек. Стоять было неудобно – спина затекла, ладони не чувствовались. Было слышно лишь, как ругается Чёрный певец, плещет вода, да странно плачет ребенок.

– Дайте мне его! – попросила Ло.

– Погоди. Сейчас с тобой жизненной силой поделятся, – ответила повитуха и велела мне: – Всё, отпускай и делай, как привык.

Из моей груди вырвался истерический смешок. Для того, чтобы я мог передать силу так, как привык, Ло была не в состоянии! После секундной растерянности я придумал: наклонился и заскользил поцелуями по лбу и вискам, осторожно разминая напряженную, взмокшую шею. Под сбившимся платком топорщились волосы, и я пригладил их. Под ладонью проскользнуло нечто упругое и мягкое, но я был сосредоточен на другом и не обратил внимания. Тепло сильнее заструилось между нами. Ло изумленно моргнула, но мгновение спустя расслабилась и опустила веки.

– Какой ты, Октай, оказывается… – прошептала она сорванным голосом.

А я был настолько погружён в дело, которое привык делать в спальне, что отозвался соответствующим тоном – мурлыкающим и соблазнительным:

– Какой я?

– Ласковый. Как Юан, – Ло вздохнула, и из её прикрытых глаз покатились слёзы. – Где мой малыш?

– Малыш? – нервно хохотнул Чёрный певец и тут же перевёл тему: – А ничего так заживает! Быстро. И кровь остановилась. Нормальный такой поцелуй в лобик у тебя!

– Какие у тебя любопытные приёмы, жрец, – заметила повитуха. – Отодвинься-ка, дай матери взглянуть на ребенка.

Она бережно положила Ло на грудь ворох тряпок, из которых выглядывал… лисёнок.

Я моргнул.

Лисёнок! Самый настоящий рыжий лисёнок с очаровательной полосатой мордочкой лежал на руках Ло и удивлённо хлопал звериными жёлтыми глазами. Точно такими же глазами, какие были у Ло совсем недавно. А она с умилением тискала его и целовала в нос!

– Ху-яо! – выдохнул я. – Лиса-оборотень! Вот почему…

Вот почему заклинатели всё-таки убили Юана! Он не просто стал отступником – он связался с нечистью!

Но если ху-яо – нечисть, то как Ло умудрялась ходить по освящённому тракту?

Я вспомнил все её прогулки, свидетелем которых стал, и чуть не рассмеялся. А Ло и не ходила! Она и не ступала на тракт! В нашу первую встречу она ехала на осле, а в Цаган – на телеге!

– Да! – Ло с вызовом прижала лисёнка к груди. Её глаза по-звериному блеснули. – Но ты не тронешь меня, жрец, ведь так? Моё дитя невинно и не выживет без меня!

– Не трону, – согласился я. – Юан, конечно, знал?

Ло растеряла весь свой пыл и печально кивнула.

– Я полюбила его. А он меня. Несмотря ни на что. Он замечательный… был, – она всхлипнула и прижалась к лисёнку.

В доме наступила тишина, и я расслышал голоса на улице. Кто-то переговаривался, громко и, похоже, уже долго.

– Нельзя… – узнал я голос Тархана.

– …Препятствие заклинателям! – воскликнул Байгал. – Палач не имеет права вмешиваться в это дело! В сторону!

Я напрягся. А Ло, словно не слыша, всё обнималась со своим лисёнком:

– Я назову тебя в честь твоего отца, мой маленький…

– Не думаю, что ему понадобится имя, – произнесли прямо за дверью.

Байгал шагнул в дом как к себе домой и потянул меч из ножен.

– Нужно было тебе выпить свою воду, лисица!

Следом появился злой Тархан. Он буравил спину заклинателя мрачным взглядом, но больше ничего не делал. И я заступил дорогу, изумившись собственной храбрости.

Байгал остановился.

– Октай, это ху-яо, – повторил он. – Не поддавайся её чарам! Дай мне убить её!

– Мужик, а ты берега не попутал? – возмутился Чёрный певец, встав рядом со мной. – Мы её тут спасали, как могли, вообще-то! Не дам угробить мою пациентку!

– Это ху-яо! – повторил Байгал.

Мне стало интересно, когда и чем Ло выдала себя. Ведь ничего в ней не указывало на нечеловеческую природу! Разве что они увидели её без платка? Та странная упругость, которую я ощутил среди волос – явно уши.

Я собрал волю в кулак:

– Дело не в том, что это ху-яо, Байгал. А в том, как тот, кто следует пути высокой морали, духовности и чистоты, не должен поступать! Вы подставили постороннюю