Нация прозака - Элизабет Вуртцель

был самым красивым человеком на планете, с манящими карими глазами и неотразимой улыбкой – сочетание, от которого мне захотелось, встретившись с его нескромным и странно трезвым, несмотря на всю выкуренную им траву, взглядом, – сделать что угодно для него, что угодно ради него. А еще я в ту ночь обкурилась, лезла ко всем подряд и была готова раздеться догола прямо там, в грязном переулке, в нескольких шагах от мусорной свалки и какой-то стройки – попытки облагородить этот район. Мы начали целоваться, его рубашка куда-то испарилась, и вот он уже пытается залезть мне под блузку и поглаживает мою грудь, обводя пальцем сосок. А я лезу к нему в штаны, от моих прикосновений его вяловатый член встает, а я неожиданно понимаю, что так не хочу.

Не прошло и года с тех пор, как я потеряла девственность с выпускником Йеля, которого встретила на обеде, посвященном вручению студенческой журналистской награды журнала Rolling Stonе. Не прошло и года с тех пор, как я решила, что мои губы слишком устали и потрескались от частых минетов и что было самое время начать заниматься сексом, как обычная девушка девятнадцати лет. Не прошло и года с тех пор, как завершилась моя сексуальная инициация, и пока я не могла вот так легко перепихнуться с незнакомцем – и, позвольте добавить, с незнакомцем, с которым – с точки зрения профессиональной этики – я не должна была развлекаться в случайном переулке. На меня снизошло неожиданное озарение, и я решила, что не хочу всего этого, не хочу так жить, что я должна немедленно свалить оттуда. Я оставила в покое его ширинку, натянула рубашку и бросилась бежать, только вот бежать было некуда. Для начала мне нужно было вызвать такси. В голове мелькнуло: «Вот так ты и понимаешь, что влипла. Влипла, потому что не можешь даже сбежать».

Вот тогда я и поняла, что все пошло не так. Чего я вообще хотела от этого парня? Зачем вытащила его на улицу? Похоже, это превратилось в привычку – начинать обжиматься с кем-нибудь, а потом останавливаться, точнее вот так сбегать, будто мне стыдно или страшно, и я вообще не хочу здесь находиться, я чувствую, что попала в ловушку, что у меня судороги. Я так хотела забыться в случайных связях, хотела вконец превратиться в шлюху, что трахается со всеми подряд. В безбашенную оторву. Но стать такой в самом деле у меня не получалось, я не могла заставить себя ложиться под каждого встречного. Мне не нравился бесхитростный, быстрый секс. Для этого я оказалась слишком сложной, умом и телом. Я смотрела фильмы вроде «Девять с половиной недель», завидовала героине Ким Бейсингер, ее способности испытывать оргазм – или оргазмы – даже под дождем, прижавшись спиной к кирпичной стене в темном тупике, пока их с Микки Рурком преследуют уличные головорезы с ножами и пушками, а мимо крадется бродячая кошка с дохлой крысой в зубах. Я мечтала о том, чтобы превратиться в женщину, которую все это заводит. Но, честно говоря, окажись я на ее месте, я бы предпочла зонт, а еще вернуться в теплую комнату, насухо вытереть заледеневшие руки и ноги, и, само собой, никакого секса.

Я годами пыталась превратить отчаяние в сексуальную распущенность, пыталась перестать быть собой и наперекор же себе стать чьей-нибудь игрушкой. Лучшее, что со мной когда-нибудь случалось, – те робкие первые попытки с Абелем, когда мне было двенадцать. Он был так нежен, он показал мне, что мое тело способно доставлять удовольствие себе и другим, он столькому меня научил, он делал меня счастливой. Рядом с Абелем я таяла, как мороженое, и хотя я знала, что все это ненадолго, я не возражала против того, чтобы он облизывал, поглощал меня, если это доставляло ему такое же удовольствие, как и мне. Ничего подобного со мной с тех пор не случалось.

«Господи, – думала я, дожидаясь такси в Дип-Эллуме. – Господи, мне нужно выпить».

Когда после всего мне удается заснуть, время исчезает. Я не могу вспомнить, брала ли я интервью у Butthole Surfers вчера или позавчера, работала ли над статьей о Сюзанне Вега[217] на прошлой неделе, или же прошел год, или только день, и когда я, черт побери, была на рэп-концерте, ощущение, что сто лет назад. Завтра суббота или понедельник? Надо вставать рано утром или можно поспать? И если так, заметит ли кто-нибудь мое отсутствие? Я могу лажать и вести себя как угодно до тех пор, пока я все делаю вовремя, а я всегда все делаю вовремя, и все списывают мои причуды на гормоны.

В Далласе всем плевать на меня. Я чужая в этом городе, в этом мире. Как бы я ни старалась убедить себя в обратном, этого не изменить. Я везде чужая, потому что я сама себе чужая. Мой разум делает все, что хочет, не задаваясь вопросом, правильно так жить или нет. Я постоянно вижу себя со стороны, словно стою в нескольких метрах от самой себя, наблюдая, как я делаю, говорю или чувствую что-то, чего не хочу, что-то, что мне даже не нравится, но я не могу перестать. Лучше всего я владею собой, когда пьяна. Если вина было прилично, мне удается даже заснуть. Интересно, что надо сделать, чтобы какой-нибудь врач поверил, что я правда не в себе, что это единственное объяснение моей легкой голове, легкой, как пластиковые сувенирные шары с блестками, где идет снег, если перевернуть, их еще продают в Дисней Уорлде или на стоянках для грузовиков. Так и в моей голове постоянно идет снег, постоянно непогода – метель, циклоны. Я гребаный волшебник из страны Оз. Я так больше не могу. Почему врачи не хотят мне помочь? Я столько раз к ним ходила, а они все твердят: «Тебе нужно чувствовать себя любимой» или «Тебе нужно выговориться». Они что, не видят, что пока они раздают мне советы, я падаю, я знаю, что падаю?

К тому времени, когда мама выбирается ко мне в гости, мне уже не кажется ненормальным проводить рабочую неделю, надираясь день за днем, а все выходные расслабляться у бассейна в доме кузины. Я перестала замечать, что часто забываю поесть. Я была шокирована, когда мама с ужасом сказала, как сильно я похудела.

Еще больше меня удивило ее желание устроить вечеринку в честь моего дня рождения в доме кузины. В целом идея звучала неплохо, хотя если бы я хорошенько подумала, я бы наверняка поняла, какая это огромная ошибка. Какой бы идеальной