Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век - Джеймс Л. Мак-Клейн

и Сацума большинство реформ в других доменах завершились провалом. Одной из причин этого явилось то, что даймё, осуществлявшие реформы, боролись со следствием, а не с причиной. Слишком многие из них прибегли к традиционным мерам — регулированию расходов, урезанию выплат самураям и отказу от возвращения долгов. Все это могло, в лучшем случае, лишь временно помочь в решении налогового кризиса доменов. Более того, тем реформаторам, которые грубо вмешивались в политическую экономию и создавали новые монополии, обычно не хватало опыта и знаний. Как следствие, их новаторские эксперименты довольно часто заканчивались хаосом, дефицитом, взлетом цен, короче говоря, всем тем, чего они как раз стремились избежать. На национальном уровне попытки Мидзуно были не более успешны. Его действия не остановили инфляции и роста дефицита бюджета, не обеспечили процветания экономике. Его план по конфискации земель даймё вокруг Эдо и Осаки вызвал беспорядки, приведшие к отставке Мидзуно с должности осенью 1843 г.

Реформы эры Тэнпо имели два долгосрочных следствия. Многие даймё утратили веру в сёгунат, который с настойчивостью, достойной лучшего применения, пытался навязать свою волю правителям доменов, угрожая конфискацией их владений. В народном сознании глубоко укоренилось ощущение «краха надежд». Это свидетельствовало о начале утраты простыми людьми доверия к правительству. Горожане и крестьяне уже не считали сёгунат или даймё способными найти выход из катастрофической ситуации, сложившейся в социальной и экономической сферах жизни. Со временем эти «беды изнутри» усугубились «бедами снаружи», породив, с одной стороны, отчаяние, а с другой — поиски более радикальных путей решения тех проблем, которые навалились на страну в XIX в.

Беды снаружи

С севера пришли русские. На протяжении XVIII столетия российские исследователи и правительственные чиновники двигались на восток, заполучив богатства Сибири, высадившись на островах Курильской гряды и осваивая североамериканское побережье в поисках мехов, торговли и приключений. По мере расширения российского присутствия на тихоокеанском побережье, чиновники в Санкт-Петербурге решили создать Российско-Американскую компанию, что и было сделано в 1799 г. В ее функции входило как управление этими территориями, так и эксплуатация ресурсов региона. К этому времени в умах многих россиян засела мысль, что открытие торговли с Японией должно принести огромную выгоду. В связи с этим Екатерина Великая поручила лейтенанту Адаму Лаксману возглавить морскую экспедицию и попытаться установить официальные торговые отношения с этой страной. В Шестом месяце 1792 г. Лаксман вошел в бухту Немуро. Однако Мацудайра Саданобу, главный советник и регент при сёгуне, до осени 1793 г. не давал никакого ответа. В письме, наконец полученном российскими моряками, Мацудайра писал, что обычной японской практикой является уничтожение или захват судов, прибывших из тех стран, с которыми у Японии нет дружественных отношений, а экипажи кораблей должны отправиться в тюрьму. Однако, поскольку Лаксман «не знал японских законов», продолжал Мацудайра, он принял решение разрешить русским вернуться домой. Вероятно, чтобы смягчить жесткость своего ответа и избежать излишней конфронтации, главный советник пошел на еще одну уступку. Он заявил, что один российский корабль сможет через некоторое время зайти в гавань Нагасаки. Таким образом он дал понять, что установление торговых отношений вполне возможно.

Россия, озабоченная революционными событиями, происходящими во Франции, на некоторое время забыла об этой возможности. Вспомнила она о ней лишь осенью 1804 г., когда Николай Петрович Резанов, директор-распорядитель Российско-Американской компании, прибыл в Нагасаки для формального открытия торговли. Шесть месяцев ожидал он, находясь либо на корабле, либо в крохотной резиденции на берегу, ответа японских властей. Наконец ему было сообщено, что единственными чужеземцами, которым позволено ступать на землю Японии, являются китайские и голландские купцы, а также посланники Кореи и островов Рюкю. «Это древний закон, призванный защищать границы нашей страны, — говорилось в послании. — Как может наше правительство изменить древний закон ради вашей страны?»{74} Письмо резко обрывалось фразой: «Вам следует немедленно плыть домой». Резанов, возмущенный до крайности, отправился на север, к ближайшему российскому поселению. Однако затем он резко изменил курс и в конце 1806 — начале 1807 гг. совершил несколько нападений на японские поселения на Сахалине и Южных Курилах. На дымящихся развалинах одной из рыбацких деревушек русские оставили медную табличку с надписью следующего содержания: «Если японцы и далее будут сопротивляться справедливому требованию начала торговли, то русские опустошат север Японии».

Красноволосые угрожали тем же, только на юге. После заключения союза между Голландией и наполеоновской Францией Британия начала охоту за голландскими судами. В 1808 г. британский фрегат «Фаэтон» ворвался в гавань Нагасаки в поисках голландских торговцев. В гавани голландских кораблей не оказалось. Тогда матросы «Фаэтона» насильно затащили на свой фрегат голландских чиновников. В ответ на приказ сёгунатского начальника городской администрации немедленно покинуть воды Японии девятнадцатилетний капитан британского корабля нагло потребовал воды, провизии и корабельных снастей. Понимая, что маньяку-англичанину хватит ума повернуть все свои пятьдесят пушек против японских и китайских судов, стоявших в гавани, японский чиновник обеспечил «Фаэтон» всем необходимым, а затем совершил самоубийство, поскольку он не смог защитить Нагасаки от чужеземцев.

Та легкость, с которой «Фаэтон» прошел сквозь оборонительные сооружения порта, показалась чиновникам из Эдо унизительной. И еще более напугали их слухи о том, что англичане могут надавить на Японию с целью добиться разрешения на торговлю. Благодаря информации, полученной от голландцев, сёгунат был полностью в курсе насчет того, как Британия взяла под свой контроль большую часть северной Индии. Опиум, выращиваемый там, англичане сбывали в китайском Кантоне, а на вырученные деньги приобретали чай, шелка и фарфор. Торговля через Кантон развивалась стремительными темпами, и с 1800 по 1832 г. объем продажи опиума англичанами увеличился в пять раз. Многие торговцы при этом разделяли экспансионистские устремления британского Министерства иностранных дел, которое в 1834 г. громко высказало мысль: «А что, если установление торговых связей с Японией вовсе не невозможно?»{75}.

С 1839 по 1842 г. Британия воевала с Китаем. Это была так называемая Опиумная война, вызванная попыткой китайских властей пресечь распространение наркотиков. Победа Британии в этой войне явилась дополнительным поводом для волнения японских чиновников относительно намерений красноволосых. Договор, подведший черту под конфликтом, предусматривал передачу Британии Гонконга, а также установление системы открытых портов. По его условиям, пять китайских портов объявлялись открытыми городами, в которых британские подданные могли селиться, торговать и пользоваться правом экстерриториальности, то есть вести себя в соответствии с британскими законами и отвечать перед английским консульским судом, а