Русские на Мариенплац - Владимир Кунин

– Ну вот! Теперь у нас есть хоть четкая информация! – удовлетворенно произнес Нартай.

– Ничего не понимаю… – Катя ошеломленно оглядела всех сидящих за столом. – Какой «племянник»?!.. Почему «почтенная мисстрис»? И потом, я никогда не писала в Пентагон!..

– Насчет «племянника» и «почтенной мисстрис» Клаус свободно мог ошибиться при переводе, – сказал Эдик и спросил Клауса по-немецки: – Клаус, там так и написано – «Вашего племянника»? Ты не ошибся?

– Найн! Ганц генау! – рассмеялся Клаус.

– Странно… – Катя удивленно вертела в руках письмо из Америки. – Какой-то идиотизм! Что-то вроде «на деревню – бабушке…»

– Не «бабушке», а одинокой родной старенькой тете, которая сейчас временно живет в Германии и очень хотела бы увидеть своего племянника, – спокойно сказал Нартай.

– Так это твоих рук дело?! – ахнул Эдик.

– Не только моих, – со скромным достоинством ответил Нартай. – Я написал письмо по-русски, дал его тому чеху… Помнишь, аккордеониста Тони Мареша? Он перевел письмо на немецкий, и мы вместе попросили этого жонглера из Лондона – Стива Дэвиса переписать наше письмо по-английски. А когда я ему заслал бутылку «Корна», он и адрес точный узнал, и конверт сам надписал… Я только отправил.

Наташа в меру своих сил пыталась переводить Петеру и Клаусу историю появления американского письма в «Китцингер-хофе».

Все смотрели на Нартая. Наступила его звездная минута!

– Но почему я – «тетя»?!! – закричала Катя. – Зачем тебе нужно было врать в этом письме от моего имени?!

Тут Нартай не на шутку разозлился! Он посмотрел на Катю в упор и зло проговорил:

– Елки-палки! Чтоб не сказать хуже… Да, если бы я написал всю правду, разве они ответили бы?! Мало ли у них америкашек, которые делают детей по всему миру, а потом их только и видели?! Представляешь, сколько таких правдивых писем от этих несчастных дурочек идет в Пентагон? А если приходит письмо от пожилой, одинокой тети, которая всего лишь скучает по своему американскому племяннику, – тут просто грех не ответить. Это ты можешь понять своими куриными мозгами?!

Катя обняла Нартая, прижала его к себе и тихо спросила:

– Я надеюсь, ты не написал в этом письме, что к тому же старенькая европейская тетя уже пятый месяц беременна от своего американского племянничка?

И поцеловала Нартая в нос.

ЧАСТЬ ДВАДЦАТАЯ

(очень коротенькая), рассказанная Автором, – о том, как ему совсем не захотелось описывать события, которые потрясли весь мир…

Через два дня, восемнадцатого числа, теплым августовским вечером я улетал в Москву, увозя с собой собственноручно изготовленное Наташей и Петером салями, десяток писем Нартая во все советские инстанции, два письма Эдика, просьбу Кати попытаться узнать местопребывание Джеффа в России и, заранее заготовленный, официальный вызов немецкой киностудии, где меня просили «прибыть в Мюнхен для дальнейшего продолжения работы над фильмом в любое удобное для Вас время, начиная с 15 декабря этого года».

А ночью в Москву вошли танки…

Они шли мимо моего дома, по бывшей Дорогомиловской набережной, и грохот их двигателей и лязг гусениц рождали в моем спящем и усталом мозгу жуткие, вязкие и душные кошмары – Катя с мертвым младенцем на руках… Окровавленные Нартай и Эдик… И сам я отчего-то куда-то бегу, бегу, бегу…

Наутро нам были предложены – Новый Президент и Новая Чрезвычайная жизнь.

…………………………………………………

…………………………………………………

…………………………………………………

…………………………………………………

…………………………………………………

…………………………………………………

………………………………………!!!

«Короли и капуста»… «Короли и капуста»… Помните, как у О'Генри в «Королях и капусте»?

Только у нас это было совсем не смешно и намного страшнее.

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

рассказанная Автором, – о том, как ему жилось в новой Москве…

Пять писем Нартая со своими комментариями я разослал по нужным административным адресам, а пять – из рук в руки вручил самым большим в стране (на то время) военным и дипломатическим начальникам.

Теперь они запросто крутились в моем родном Доме кино, куда я десятки лет, чуть ли не ежедневно, заскакивал пообедать или поужинать, потрепаться с приятелями, а потом посмотреть зарубежный фильмик, не предназначенный для широкого показа здоровому советскому зрителю.

Дом кино неожиданно стал желанным местом околополитических тусовок. Президенты, министры, левые депутаты и юные миллионеры снисходительно и инфантильно рассуждали о необходимом сегодня искусстве, а представители этого искусства, почуяв слабое звено в цепи новой нарождающейся власти, также неквалифицированно, но чрезвычайно энергично рвались в политические и деловые сферы.

Журналисты радио «Свобода», которых прошлая власть сорок лет обливала помоями и общение с которыми могло стоить жизни, сегодня числились в безгрешных героях, заложивших свой краеугольный камень в фундамент новой русской демократии.

Такие тусовки напоминали заседания «Общества взаимного восхищения», с изредка прорывающимися склочными выяснениями типа «А ты где был в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое августа?!»

Время от времени выяснялось, что тот или иной сегодняшний руководитель страны в ту ночь был действительно по другую сторону баррикад и даже участвовал в подготовке переворота. Тогда он тихо исчезал с глаз тусующихся верных служителей новой волны, а на его месте возникал другой – с детства ненавидящий старый строй и до кончиков ногтей преданный новому.

Так у меня пропали четыре письма Нартая. Они исчезли вместе с людьми, клятвенно обещавшими мне разобраться в этом столь странном и некрасивом деле.

И только одно письмо, переданное мною одному очень большому военачальнику, который когда-то был консультантом на трех фильмах, снимавшихся по моим сценариям, в какой-то мере вселяло в меня надежду.

Мы с ним пили коньяк в ресторане того же Дома кино, и я рассказал ему всю историю похищения танка вместе с механиком-водителем, а затем все, что этому механику-водителю сказали в Генеральном консульстве Советского Союза в Мюнхене.

– Ну, сволочи! – возмутился мой старый знакомый. – Ну, что за трусливые сволочи?! Давай, давай письмо этого паренька! Пусть у меня будет. Но надо немножко подождать. Сейчас еще не время! Необходимо дождаться абсолютно полной смены всех кабинетов, а уж тогда!.. Тогда мы этим письмецом кое-кому так по шапке дадим, что, глядишь, и голова вместе с шапкой улетит!

Я отдал ему письмо Нартая и попросил выяснить, где сейчас может находиться американская экспертная Комиссия по разоружению, чтобы я мог найти там одного лейтенанта-переводчика.

Мой военный знакомый посмотрел на меня ласково и удивленно, как на пукнувшего ребенка, и с прощающей улыбкой сказал:

– Ну, кто же это тебе скажет?! Ты же понимаешь, что любой открытости – есть предел. Да, «холодная война» закончилась, но секретность еще никто не отменял. Будь здоров, старина! Лучше расскажи мне, над чем ты сейчас работаешь? Что сочиняешь? Чем в ближайшее время нас порадуешь?..

А я ни над чем не работал, ни черта не сочинял и не собирался никого ничем радовать.

Несколько раз звонили знакомые режиссеры, говорили:

– Давай, тряхнем стариной! Ты напишешь, я поставлю. Сейчас все можно! Ты даже не представляешь себе – какие открылись перспективы! Тут одно совместное, не помню с кем, предприятие – миллионы дает!!! Они на чем-то их заработали, а может, просто украли, и сейчас очень хотят вложить эти деньги в кино. Они тебе только за сценарий заплатят больше, чем ты за всю свою жизнь получил. И я буду в порядке… Они все оплачивают! И экспедицию, и съемочную технику, и актеров, и пленку… Когда я сказал, что хорошо бы получить на картину валютный «Кодак» или на худой конец «Фуджи» – они только спросили: «Сколько? Десять тысяч метров? Двадцать? Тридцать?» Какая-то новая генерация, у которой нет проблем!.. Ты помнишь, как надо было кровавыми слезами выплакивать каждые триста метров «Кодака» у нашего ожиревшего Госкино?! А тут – пожалуйста!..

– На кой черт им наше кино? – недоумевал я. – Не проще ли, как это делают сейчас все деловые люди – купить по дешевке десяток американских картин двадцатилетней давности, пустить их в прокат и заработать тучу денег, которых они никогда не соберут от нашего фильма?

– О, черт побери! – досадливо восклицали на том конце провода. – Они и не собираются зарабатывать на нашем фильме! Они его, может быть, вообще на экраны не выпустят. Им важно «отмыть» свои деньги! Так сказать – легализовать их… Чтобы потом, при случае, на вопрос – откуда у них деньги, они всегда могли бы сказать, что это доход от фильма, который они субсидировали. Нам-то с тобой что?! Ну, не впишем мы новую страницу в историю отечественного кинематографа. Но хоть выживем как-то в этой чудовищной ситуации. И учти, такие вещи надо решать как можно быстрее. Потому что эти ребята очень скоро найдут другой способ для отстирывания своих грязных миллионов, и мы окажемся не нужны никому. Наше кино попросту умрет!.. Мы с тобой сейчас не имеем права упускать свой шанс! Подумай! Умоляю, подумай…