Бродяжка (СИ) - "MelodySky"

========== 9 Искупление (Брайан) ==========

Комментарий к 9 Искупление (Брайан)

Tokio Hotel - Chateau

Словно со стороны я наблюдал, как он одевался, неуклюже засовывая руки в рукава куртки, как с трудом совладал с будто нарочно заевшей молнией, как со злостью дергал шнурки на кроссовках… Как медленно обернулся, окатив холодом потемневших глаз, и вышел вслед за своим отцом. И вся его скорбно ссутуленная фигурка была пронизана такой безысходностью, что у меня дыхание перехватило. А резкий грохот захлопнувшейся двери долго еще звучал в ушах. Я замер, как истукан, не в состоянии вымолвить ни слова, и не мог поверить, что это конец.

Все, что мне осталось — это смотреть на закрытую дверь, бездумно разглядывая светлые облицовочные панели и слушая неестественную тишину, от которой уже успел отвыкнуть, и упрямо убеждать себя, что все сделано правильно. Роджер вернется в семью к своим родным, которые любят его и смогут позаботиться о нем. И со временем он забудет меня как короткий эпизод своей юности, возможно, как дурной сон, поскольку я до сих пор убежден, что вряд ли являюсь подходящей компанией для подростка, у которого столько всего впереди.

Почему же тогда я чувствовал себя таким виноватым? И почему так хотелось завыть от досады и бессилия? Ведь не он от меня ушел, я сам его отпустил, понимая, что без меня ему будет лучше. Но в глубине души копошились назойливые подозрения, что причина не в этих смехотворных и от того особенно жалких оправданиях. Я ненавидел ложь в любом ее проявлении, а в последнее время, получается, только и делал, что сам себя обманывал… Очевидно, правда, неудобная и потому еще более невыносимая, заключалась в другом? Может я попросту струсил, испугавшись потерять свою сытую и устроенную жизнь?

Не помню, сколько я тогда стоял в холле, прислушиваясь к шагам, которые давно стихли. Пока не затекли мышцы, и я не перестал ощущать пальцы ног. Взгляд зацепился за пакет со сладостями, никому теперь не нужный, и я еле сдержался, чтобы не разодрать его в клочья. Медленно, словно изнемогая от усталости, я поднялся в спальню Роджера. Привыкший к постоянному бардаку, из-за которого мы частенько спорили, я удивился, что в его комнате было непривычно чисто. Хотя, что в этом удивительного, раз он буквально поселился в моей постели и прошлую ночь тоже спал со мной. Вернее, почти не спал…

Домашняя одежда аккуратно висела на спинке стула, теплые шерстяные носки, связанные моей матушкой и которые я подарил Роджеру, валялись возле кровати на полу — и это, пожалуй, единственное, что выбивалось из общего порядка; все остальное находилось на своих местах, словно он не ушел, а где-то на кухне тайком таскал конфетки. Книга с заломанными уголками страничек и одним загнутым, именно на том месте, где Роджер остановился, лежала на тумбочке, возле светильника. Я знал, что это роман Булгакова, мы вместе его читали, футляр с очками там же. Телефон, оставленный на письменном столе на крышке ноутбука… А ведь это была единственная возможность связаться с ним, услышать его, поговорить… Странно, почему он ничего не взял?

Кинувшись к шкафу, я рывком отодвинул створку: одежда вся на полках, даже новые, еще не распакованные футболки, носки, белье… Какого черта? Мой взгляд наткнулся на его старый свитер с дурацким забавным пингвином во всю грудь, который он почему-то тоже не забрал. Взяв в руки, я поднес его к лицу и вдохнул. За резкой химической вонью почти ничего не чувствовалось, даже шерстью не пахло, все бесследно вытравили стиральным порошком. Словно и этот свитер никогда не принадлежал Роджеру.

Остались лишь безликие предметы, до которых он дотрагивался, но ничего действительно напоминающего его самого. Он все оставил, потому что каждую из этих вещей подарил ему я!

Опустившись рядом с кроватью на пол, я схватил подушку и уткнулся в нее лицом. Я, как голодный наркоман, жадно вынюхивал знакомый до мельчайших оттенков запах. Едва уловимо перемешивались ароматы шампуня и геля для душа, но сильнее всего ощущался тот неповторимый нежный запах молодого мужского тела. Меня окутала неожиданная кусачая боль, горло сдавило спазмом, и предательские слезы полились из глаз. Я с детства никогда не плакал, стойко выдерживая все трудности взросления. И даже десять лет назад, когда казалось, что жизнь из-за несчастной любви и разбитого сердца кончилась, не возникало желания рыдать от потери. Но в тот вечер мне было так больно, что я не смог сдержаться. И все из-за какого-то мальчишки…

Все эти чувственные порывы были мне чужды и пугали своей внезапностью и настойчивостью. Но в моей одинокой душе накопилось столько невысказанных, годами подавляемых эмоций, что они безжалостно рвали меня изнутри. Я понял, что то нежданное счастье, которое в шутку предрекал себе, все это время было рядом, а я, как последний мудак, упустил его. А еще понял, что, несмотря на собственные запреты, на укоры совести, на голос разума, на всю ту чушь, что намертво засела в моей голове, я уже давно был влюблен.

Мне с трудом верилось, что это происходило со мной. Как я допустил такое? Где совершил ошибку? Когда это превратилось для меня в нечто большее, чем в обычную благотворительность? В какой момент он стал настолько важен? Раз за разом анализируя все, что случилось, я никак не мог найти ответов. Произошедшее вышибло меня из колеи.

Еще совсем недавно я вообще не представлял, каково это — жить с неугомонным подростком, у которого к тому же бешеный темперамент. Но он что-то такое незаметное сделал с моим сердцем и полностью покорил своей воле. Мне было так непривычно, что он поминутно трогал меня, без раздумий, нарушая личные границы. Даже будучи в разных местах, я всегда чувствовал его присутствие. Он звонил, когда вздумается, писал сообщения, если внезапно появлялась необходимость рассказать о чем-то «важном». За такой короткий срок он слишком глубоко проник в мою душу. И только потеряв его, я осознал, насколько сильно меня мучил тактильный голод, гнетущая тишина и отсутствие простых человеческих эмоций.

Мне не хватало его рядом. Тех ярких ощущений, того хаоса, того уюта, которые он принес в мою жизнь. Небрежно брошенного пледа, забытой на диване книги, оставленной на столике грязной чашки со следами засохшего чая и намертво прилипшим к фарфоровым стенкам чайным пакетиком, горы фантиков и крошек, раскиданных на ковре, заразительного смеха, сонного утреннего ворчания, бесконечных вопросов, да даже повседневных разговоров или вечно занятой ванной — всего, что бы указывало на то, что я не одинок.

Я провел отвратительную ночь. Спать на холодном полу, привалившись спиной к кровати — не самая удачная идея. Сквозь сон мне постоянно мерещился стук в дверь; я вроде бы просыпался, прислушиваясь к шорохам и звукам, издаваемым в темноте, и улавливая далекий голос Роджера. Хотел впустить его, обнять, но меня все глубже затягивало в вязкую бездну этого странного сна. Наутро я очнулся раньше будильника от жуткой ломоты во всем теле, а еще потому, что замерз. Стоя под душем, я понемногу приходил в себя и безостановочно думал. Не мог же он вернуться ко мне ночью. Его у меня забрали, и сейчас он, скорее всего, уже дома со своей семьей…

Но когда я собирался на работу, попутно допивая кофе, неожиданный визит еще более разъяренного мистера Тейлора поставил меня в тупик. Принесла же его нелегкая! Не хватало только на лекции опоздать. Выдавив скомканное приветствие, он с порога попытался накинуться с упреками, но я не позволил ему снова меня обвинить.

Сбежал! Этот настырный мальчишка снова сбежал! Ну конечно, он же грозился, но я не обратил тогда внимания на его слова, считая их пустыми угрозами. Как же я, оказывается, плохо его знал. Господи, ведь он один, без денег, без одежды, без крыши над головой. И если с ним что-то случится, то виноваты будем мы — взрослые! Волна безудержного гнева поднялась в моей душе. Я никогда не повышал ни на кого голос, считая, что крик — это низшая форма общения, но на стоящем передо мной растерянном отце, который никак не ожидал от меня подобного обращения, я оторвался вволю.