Том 9. Драматургия (86) - Алексей Николаевич Толстой

меня, как кот, – курлы-мурлы, – мордой о коленку терся…

Штюрмер. Признавая, что через вас действует господь бог, и в этом случае…

Распутин. Помолчи… Так как же, старик, – доверились тебе, три министерства дали, а ты озорничать начал…

Штюрмер. Отказываюсь понимать…

Распутин. Опять помолчи… Без мамаши, без меня хочешь обойтись?.. Без моего благословения в ставку поехал, иностранные получил. Чепуху какую-то несешь в Совете министров… воевать, воевать! С Думой тошноту завел… Сказано тебе – распустить Думу, Дума вредная. А у тебя один глаз на нас, другой в Думу. Макаров, мошенник этот, давно его повесить надо, и мама его давно повесить просит али от крайности мундира лишить, орденов, и он – самый твой друг-приятель, канпания… И лучшие люди в тюрьме гниют через тебя же… Все ничего… Много я от тебя терпел… Мамаше говорю: «Подожди, одумается»… А ты что сукин сын…

Штюрмер. Нет, уж это…

Распутин (вплоть к нему, выставив бороду). Старикашка зловредный… Мухомор… Против Протопопова, нашего верного слуги, подкапываться стал. Тут тебе, старый кобель, крышка. Тебя бог убьет…

Штюрмер медленно, закрыв глаза, взялся за голову.

Сволочь!

Штюрмер. Григорий Ефимович… вы отлично понимаете, что я могу немедленно приказать арестовать вас за нанесение оскорбления высшему должностному лицу империи… Материалы, имеющиеся против вас настолько ужасны, что если бы я их передал военному министру, военно-полевому суду… Вы сами понимаете. Но из горячей любви к государю и государыне я готов оставить без последствий… если вы одумаетесь.

Распутин. Со мной бороться? (Берет его за плечо.) Вот тебе бог, а вот тебе дверь… Морда мне твоя опротивела… Иди., знаешь куда?.. По-русски-то понимаешь?.. И на этом твоя карьера конченная… (Толкает его в дверь.) Сам отставку подай, а то стыдно будет.

Штюрмер, издав хлипнувший звук, исчезает за дверью. Распутин кидается к телефону.

Царское Село. Вырубова… Да скорее, барышня, дура сопатая… Аня, ты?.. Немедленно приезжай, как можно скорей… Штюрмера сейчас выгнал… Он мне полевым судом грозился… Вот тебе святой крест… С ума спятил. Орал на меня, у него два раза зубы выскочили… Тут против мамаши весь Петроград поднимается… Один только Протопопов за нас… Надо мамаше самой в ставку ехать… Тут – час дорог… Скорее, жду… (Вешает трубку, бежит к столу, наливает рюмку, закусывает огурцом, с полным ртом кричит.) Симанович, Абрашка!

Из спальни выходят Симанович и Добровольский.

Симанович. Ну, вы, знаете, Григорий Ефимович, довольно резко обошлись с его высокопревесходительством…

Распутин. Еще резче будет, дай срок. Пейте водку. (Добровольскому.) Ну ты, что приуныл, – заробел, что ли, испугался?.. (Идет к граммофону, ставит Камаринского.) Надо тебя, милай, дорогой, развеселить… В государстве нужны люди веселые… Плясать можешь?

Добровольский. Не пробовал, святой отец, не приходилось…

Распутин. Учись… Эх, музыка хороша… Сами ноги ходят… Какой же ты русский человек, если у тебя ноги невеселые… Пляши, тебе говорят… (Хлопает в ладоши.)

Добровольский, крайне смущенно, начинает притоптывать.

Жги, чеши, Добровольский!.. Веселей выковыривай!

Занавес

Действие третье

Картина первая

Ставка Верховного главнокомандующего. На стене огромная карта военных действий. Сквозь окна в той же стене видны сотни аппаратов Морзе и телефонов. Перед картой, спинами к рампе, стоят: царь, Алексеев и три военных агента – французский, английский и японский. У телефонов – генерал-квартирмейстер Пустовойтенко.

Алексеев. На Стоходе – бой на фронте: деревня, пруды, деревня, барская усадьба.

Дежурный офицер (читает листки сводки). Карпаты. Высота 5781…

Алексеев. Слушаю…

Дежурный офицер. Противник теснит наши части на всем участке.

Алексеев. Это здесь. (Указывает на карту.) К югу от Кирлибабы. 18 и 65 пехотные дивизии. Кирлибаба была очищена нами в среду главным образом из-за недостатка снарядов.

Дежурный офицер. Липница Дольная, Свистельники. Упорный бой. 133 пехотный полк штыковым ударом занял окопы врага.

Царь. Где это?

Алексеев (указывает). Липница Дольная. Свистельники. 133 пехотный. Здесь – фанагорийцы. Здесь – лес, ручей. Удар – так. Со вчерашнего дня 133 пехотный в третий раз штыковым ударом занимает окопы врага, но удержать их будет трудно из-за недостатка снарядов.

Царь. Какие потери в 133 пехотном?

Пустовойтенко. Справка имеется. К первому ноября в 133 пехотном числилось 3485 нижних чинов, 72 офицера. По сведениям вчерашнего дня в 133 пехотном значилось 710 нижних чинов, 14 офицеров.

Алексеев. Я полагаю – за текущие сутки 133 пехотный будет уничтожен целиком.

Царь. Превосходно… Где еще у нас бои?

Алексеев. Наиболее оживленным в настоящий момент является румынский фронт. Румыны продолжают отходить в районе Предеал, обнажая наш правый фланг, вследствие чего мы также принуждены отходить в районе Добруджи.

Царь. Гм… Румыны, что же это?

Алексеев. Ваше величество, я всегда был против удлинения нашего фронта румынским фронтом.

Дежурный офицер (читая рапортички). Румынский фронт… В долине реки Альпы 1 и 7 румынские пехотные дивизии продвинулись с боями на 10 километров.

Царь (перебивая). А, вы видите – мои румыны продвигаются. (К Пустовойтенко.) Телеграфируйте в Петроград румынскому посланнику мое поздравление.

Пустовойтенко. Слушаюсь, ваше величество.

Алексеев (усмехаясь). Но в целях выпрямления общей линии фронта 1 и 7 румынские дивизии принуждены покинуть занятые позиции и оттянуться.

Царь. Ага… Что же, они успешно отступили?

Пустовойтенко. Потери 500 человек убитыми и ранеными… взятыми в плен – 18 тысяч человек…

Царь. То есть – обе румынские дивизии попали в плен?

Алексеев. Так точно, ваше величество.

Царь. Ага… Румыны… сдались… Ага… Мои солдаты не сдаются, а умирают… (Пустовойтенко.) В таком случае вы повремените посылать телеграмму румынскому посланнику.

Пустовойтенко. Слушаюсь, ваше величество.

Царь. Еще что на фронтах?

Алексеев. На сегодняшний день – все. (Ставит кий в угол.)

Царь (агентам). Буду рад видеть вас к завтраку. (Подает каждому руку.)

Трое агентов уходят. Царь ходит по комнате.

Нельзя ли как-нибудь этих румын подбодрить? Чтобы они дрались…

Пустовойтенко. Ваше величество, генерал Аршаулов только что оттуда, – рассказывает: румынские офицеры на фронте – все в корсетах, нарумяненные, с дамами… Разумеется, драпают при первом выстреле…

Царь. Крайне неприятно. Я вас больше не задерживаю, генерал.

Пустовойтенко кланяется и уходит.

Алексеев. Румынский фронт был и будет нашим больным местом.

Царь. Я с вами не согласен, Михаил Васильевич. Я верю в румынский фронт. Если мы бросим туда еще два корпуса, мы легко зайдем в тыл, проникнем в Венгрию, и австрийцы, а за ними и немцы, покатятся. Все внимание должно устремить на юг. (Вынимает телеграмму.) В подтверждение – вот что телеграфирует Григорий: «Твердость – стопа божия. Против немцев не наступайте. Держись румынского фронта. Оттуда слава воссияет, господь укрепил