Фиктивная семья отца - Елена Левашова

верит в это. Она знала о многочисленных изменах Николая, да и сама поддерживала близкие отношения с настоящим отцом своего сына – Шаровым. Ей была на руку смерть Артеменко. Я почти уверен, что легкие шаги, которые слышал Жуков, принадлежали ей. Она приехала на завод, чтобы удостовериться, что все произошло. И не звонила мужу… Мы проверили данные сотового оператора, Наталья звонила в тот день Шарову. Если бы делом занимались, их причастность установили уже тогда.

– Санта-Барбара, а не завод, – хмурится Родион. – Мы можем подписать протоколы и навсегда забыть обо всем этом?

– Не забывайте, что впереди суд, – протягивает Журавко. – Вас пригласят как свидетелей. Никуда от этого не деться, придётся еще раз посмотреть на лица преступников.

– Боже… А мы не можем нанять Караваева? Он адвокат и… – спрашиваю я.

– Мы так и сделаем, Степан. Не хочу беспокоить жену лишний раз. Где нам расписаться?

Эпилог

Полина.

Кухня наполняется звуками умиротворения… Из крана журчит вода, а в распахнутое окно рвутся звуки улицы – чириканье воробьев, смех и голоса, скрип качелей и потрескивание дров в костре. Занавески колышатся от августовского ветра, а лучи закатного солнца раскрашивают цветы на подоконнике в золотой цвет. Мне так хорошо сегодня… Вру, мне теперь всегда хорошо, но сегодня сбылась моя мечта – на воду спустили яхту «Полина», спроектированную мной и другими инженерами завода.

После ареста Шарова и его сына, мы с Родионом обновили штат сотрудников завода. Наверное, это прозвучит жестоко, но мы уволили всех… Казалось, Шаров пропитал своим ужасным запахом и влиянием все… Проник в голову каждому работнику, как экстрасенс или вампир. Вы не представляете, сколько людей поддержали его в суде! Они пришли на заседание и рассказывали о честности и порядочности Алексея. Уговаривали судью помиловать Шарова и его нерадивого сына. Мы с Родионом посетили заседание лишь один раз – когда преступникам вынесли приговор. Убийство Николая Артеменко и Ларисы, покушение на Родиона и меня, незаконное проникновение в мой дом и фальсификация документов… Пятнадцать лет показалось мне ничтожно малым сроком. Егор Артеменко получил восемь лет лишения свободы. Лжецы и негодяи – наконец они были наказаны. А Наталья Артеменко приговорила себя сама, умирая в страшных муках от яда, приготовленного для Кирилла. А ведь как они играли на публику! Изображали скорбь и желание справедливого суда над убийцей Артеменко. Она даже согласие на эксгумацию тела подписала, уверенная в том, что Журавко ни на что не способен. Представляю, как они насмехались над Степаном и нашими безрезультатными попытками разгадать эту тайну.

– Поленька, ну чего ты с этой посудой! Я бы Ольку заставил, – мысли прерывает вошедший в кухню Родион. Он кладет ладони на мой округлившийся живот и зарывается носом в волосы. – Когда уже Филипп родится и разбавит ваше бабское царство! Никто меня в доме не слушает.

От него пахнет шашлыком и свежей зеленью и только его, неповторимым запахом, который я так люблю.

– Родя, мне не сложно. И я не инвалид, а беременная женщина, – улыбаюсь, вытирая руки полотенцем.

– Идем, родная. На улице так хорошо. Кирюха выпил и собирается петь, а Караваев поддерживает эту идею. Ты срочно должна вмешаться, не то соседи вызовут полицию.

– Я тоже хочу петь! Знаешь, как я пела в школьном хоре? Идем скорее.

Грудь наполняется чистейшим эликсиром счастья, когда я вижу своих родных и друзей – Оленьку, Кирилла, Маришку, Караваева… Мою маленькую дочурку Фису, широко улыбающуюся при виде меня… Она уверенно топает и падает в объятия Родиона. Как часто мы собственными руками лишаем себя счастья… Не разговариваем, доверяя глупым догадкам и слушая людей. Мы не умеем слушать, но виртуозно умеем осуждать. Вьем в душе сомнения, страхи, непонимание… Позволяем плохому проникнуть в сердце и завладеть им, прорасти в нем и отравить все тело… Сами… свои руками. Потому что не хотим или не можем посмотреть человеку в глаза и выслушать. Смотрю на смеющегося Кирюху, вспоминая, как плохо думала о нем – осуждала, подозревала в братоубийстве, боялась… Вина обжигает душу горечью, а сердце ускоряет ритм.

– Привет, дорогие! Кому еще шашлыка? А в холодильнике вас ждет торт. Мы с Олей сами испекли, – спрашиваю, бросая взгляд на компанию. Глубоко дышу, стремясь привести себя в чувства. Да, я стала чрезмерно плаксивой и сентиментальной. Но, что поделать – рождение детей требует жертв. А уж как рождения братика ждет Олька!

– Садись, невестушка, – Кирилл поднимается с садовых качелей, уступая мне место возле Марины. Я давно заметила, как он на нее смотрит. Да и моя подруга при виде Кира краснеет и стыдливо опускает глазки. Похоже, скоро нас ждет не только рождение сыночка, но и свадьба.

Я вступила в наследство и подарила долю в бизнесе Кириллу – он взял на себя руководство производственным отделом и связи с общественностью. К слову, его работа уже принесла результат – судостроительный завод получит в будущем году федеральное финансирование и крупный заказ на изготовление военных кораблей.

А Родион отказался от доли… Сказал, что доверяет мне и не хочет ничего делить. Он купил нам дом, а я сдала свою квартиру Петру. Он восстановился на заводе и по-прежнему работает охранником.

– Полька, я хочу петь, но твой строгий и скучный муж против! – Кирилл растягивает губы в улыбке. – Уверен, он привел тебя, чтобы нам помешать. Караваев знает «Ты постой, постой, красавица…», а я голосую за «Ой, мороз, мороз…».

– А я предлагаю другую. И сама спою с вами, – отвечаю, встречая улыбку Кира и Караваева. – У нас же «Полина» на воду спустилась, так и песня должна быть в тему.

– Я знаю, знаю! – хлопает в ладоши Маришка. Встает с места и запевает, наполняя летний воздух звуком высокого чистого голоса:

Издалека долго

Течет река Волга

Течет река Волга

Конца и края нет

Среди хлебов спелых

Среди снегов белых

Течет моя Волга

А мне семнадцать лет (слова Л. Ошанина)

Кирюха подпевает ей, Караваев громко вторит, а я выдыхаю слова песни, глотая слезы умиления.

– Поляшка, ну чего ты? – обнимает меня Родион.

– Просто… Я так счастлива, Родь. Хоть бы так было всегда – ты, близкие и друзья рядом. И любимые песни, – добавляю усмехнувшись. – Может, спроектируем большой белый корабль и назовем его «Филипп»?

– Ну ты даешь! Кирюха проболтался? Я два месяца работаю над этим с инженерами. Втайне от тебя между прочим.

– Серьезно? Значит, ты читаешь мои мысли.

– Потому что я люблю тебя, Поль. Люблю, даже когда не помню… Вернее, не помнил.