Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл

P. S. Мистер У. выступил еще раз – в Механическом институте в Китли130. Там же выступал и папа. Их обоих очень высоко оценили в газетах и даже добавляли: это настоящее чудо, что такие кладези знаний появляются из деревни Хауорт, «расположенной среди болот и гор и до самого последнего времени считавшейся находящейся в полуварварском состоянии». Так и было сказано в газете.

Чтобы закончить рассказ об этом внешне лишенном событий годе, добавлю еще несколько выдержек из писем, врученных мне их адресатом.

15 мая 1840 года

Не позволяй никому убедить себя выйти замуж за человека, которого ты не можешь уважать, – я не говорю любить; поскольку, как мне кажется, если ты уважаешь человека до брака, то некая, пусть и небольшая, но все-таки любовь появится потом. Что же касается сильной страсти, то я убеждена, что это чувство нежелательно. Во-первых, оно редко или даже никогда не вызывает встречное чувство. Во-вторых, если это и происходит, то оба чувства оказываются недолговечными: они длятся во время медового месяца, а затем могут уступить место отвращению или еще хуже того – безразличию. Это касается, конечно, прежде всего мужчины. Что же до женщины, то помоги ей, Господи, если она страстно влюбляется, не находя отклика.

Я вполне убеждена, что никогда не выйду замуж. Это говорит мне разум, и я не сильно зависима от чувств, хотя время от времени и слышу их голос.

2 июня 1840 года

М. все еще не приехала в Хауорт, но должна приехать при условии, что я первой отправлюсь и проведу несколько дней в гостях у нее. Если все будет в порядке, я отправлюсь в следующую среду. Я могу остановиться у Дж. до пятницы или субботы, а в начале следующей недели буду с тобой, если ты примешь меня. Последнее замечание – настоящая чепуха, потому что как я буду рада видеть тебя, так и ты, я знаю, будешь рада мне. Все это продлится недолго, но это единственный возможный для меня в нынешних обстоятельствах вариант. Не убеждай меня задержаться дольше двух-трех дней, поскольку мне тогда придется отказать тебе. Я собираюсь пройтись пешком в Китли, а там доехать на дилижансе до Б. Там я найму кого-нибудь понести мою коробку и пешком дойду до Дж. Если все это получится, значит я все правильно рассчитала. В Б. я должна быть около пяти дня, и значит, будет прохладно – как раз для вечерней прогулки. Весь этот план я сообщила М. Очень хочу увидеть вас обеих. До свидания.

Если у тебя есть лучший план, то я открыта предложениям при условии, что он будет осуществим.

20 августа 1840 года

Видела ли ты в последнее время мисс Х.? Хотела бы я, чтобы ее семейство или какое-то другое предложило мне место гувернантки. Я без конца рассылаю отклики на объявления, но мои предложения не имеют успеха.

Дж. прислала мне кучу книг на французском – что-то около сорока томов. Я прочитала примерно половину. Все они похожи: умные, злые, софистические и аморальные. Лучшие из них дают представление о Франции и Париже и помогают заменить общение на французском.

Мне решительно нечего больше тебе сказать, поскольку я нахожусь в некотором отупении. Прости, что это письмо оказалось не таким длинным, как твое. Я постаралась поскорее написать тебе, чтобы ты не ждала напрасно почтальона. Сохрани эту записку как образец каллиграфии: мне кажется, она исполнена изящно, – все эти блестящие черные кляксы и совершенно нечитаемые буквы.

«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит»132. Это, надо полагать, из Писания, хотя я не могу вспомнить, из какой книги и главы и правильно ли я цитирую. Тем не менее этой цитатой приличествует начать письмо к одной молодой леди по имени Э., с которой мы некогда были знакомы, в начале жизненного пути, «когда дух мой был юн». Эта молодая леди желала, чтобы я писала ей время от времени, но мне было нечего сказать, и я откладывала это день за днем, пока наконец, убоявшись, что она «проклянет меня своими богами», не заставила себя сесть и написать несколько строчек, которые она может считать или не считать письмом, по своему усмотрению. Итак, если молодая леди ожидает какого-то смысла от этого произведения, то она будет жестоко разочарована. Я предложу ей блюдо сальмагунди, приготовлю ей хэш, сделаю рагу, наскоро приготовлю omelette soufflée à la Française133 и пошлю ей с наилучшими пожеланиями. Ветер, который дует очень сильно в горах Иудеи, но совсем не силен, я полагаю, в обывательских низинах б-го прихода, произвел на содержание моей коробки знаний такой же эффект, который чаша асквибо134 производит на большинство других двуногих. Я вижу все в couleur de rose135 и испытываю сильное желание станцевать джигу, хотя не умею этого делать. Полагаю, в моей природе есть нечто от свиньи или осла: оба животных сильно подвержены влиянию ветра. С какой стороны дует ветер, я сказать не могу и никогда в жизни не могла, но мне очень бы хотелось знать, как работает огромный перегонный куб в Бридлингтон-Бей и какой вид дрожжевой пены поднимается сейчас на его волнах.

Женщина по имени миссис Б., похоже, хочет нанять учительницу. Мне бы хотелось занять это место, и я написала мисс В. с просьбой сказать ей об этом. Воистину прекрасно жить здесь, дома, наслаждаясь полной свободой делать все, что захочешь. Однако мне вспоминается жалкая старая басня про кузнечика и муравья136, написанная старым жалким мошенником Эзопом: кузнечик пропел все лето и голодал зимой.

Мой дальний родственник, некто Патрик Брэнвелл, подобно странствующему рыцарю, отправился искать счастья на железной дороге между Лидсом и Манчестером в совершенно диком, авантюрном и романтическом качестве клерка. Лидс и Манчестер – где они? Ведь это же первозданные, затерянные в зарослях города, как Тадмор, иначе именуемый Пальмирой, не так ли?

В характере мистера У. есть одна черточка, о которой я узнала только недавно и которая дает представление о светлой стороне его натуры. В прошлую субботу вечером он просидел целый час в гостиной с папой. А когда он выходил, я услышала, как папа говорит ему:

– Что с вами? Похоже, вы сегодня совсем пали духом?

– О, я не знаю, – ответил он. – Меня сегодня пригласили к бедной юной девушке, которая, боюсь, умирает.

– Вот как? И как же ее зовут?

– Сьюзан Блэнд, дочь Джона Блэнда, управляющего.

Сьюзан Блэнд – моя самая давняя и лучшая ученица по воскресной школе. Услышав это известие, я решила, что надо как можно скорее повидаться с ней. В воскресенье, во второй половине дня, я отправилась к Сьюзан и нашла ее уже на пути туда, «откуда нет возврата». Посидев с ней некоторое время, я спросила у ее матери, не дать ли больной немного портвейна, – может быть, от этого ей станет лучше? Мать ответила, что доктор рекомендовал это и что мистер У., когда заходил в последний раз, принес бутылку вина и банку варенья. Она добавила, что он всегда был очень добр к беднякам и, похоже, у него доброе сердце. Без сомнения, у него есть определенные недостатки, но есть и хорошие качества. <…> Да благословит его Бог! Хотелось бы мне увидеть человека, который обладал бы его достоинствами, но был бы лишен его недостатков. Мне известно множество его неправильных поступков, много слабостей, но при этом во мне он всегда найдет скорее защитницу, чем обвинителя. По-видимому, мое мнение относительно его личности скоро сформируется окончательно. Следует поступать правильно настолько, насколько возможно. Ты не должна, однако, заключать из всего вышесказанного, что мы с мистером У. находимся в очень дружеских отношениях, вовсе нет. Мы держимся друг от друга на расстоянии, мы холодны и сдержанны. Разговариваем мы очень редко, а когда говорим, то всего лишь обмениваемся самыми банальными замечаниями.