47-й самурай - Стивен Хантер

Боб постарался отыскать ритм, который иногда к нему приходил, а иногда — нет. Он пытался видеть перед собой не «ее», то есть не маленькую девочку; он сосредоточил свой взгляд на боккене, потому что на самом деле тот и был его главным врагом.

Досю встал между ними, поднял руку — и уронил ее.

Боб плавным движением шагнул вперед, девочка чуть отступила влево и вдруг подобно ртути взмахнула мечом снизу вверх — «дракон, выныривающий из воды», — и Боб не успел достаточно быстро поставить блок. С поразительной силой выкрикнув «Хай!», Суэко выбросила боккен вперед в классическом йокогири, и Боб ощутил жалящее прикосновение кончика белой дубовой палки к ребрам. Господи, как же больно!

Боб сообразил: его только что убил ребенок. Если бы это были настоящие мечи, Суэко выпотрошила бы его.

— У Суэко один. У Свэггера ничего.

Его захлестнула ярость, красная и обжигающая. Он чуть было не поддался порыву положиться на свою бычью силу, взреветь и броситься на Суэко, запугивая ее своей тушей, но вовремя сообразил, что ему не хватит скорости и проворства. Искать ответ в стране гнева бесполезно. Девчонка хладнокровно его уничтожит.

Суэко перешла в нападение, Боб отступил, отразив два ее удара. Затем, гибкая и проворная, она распласталась чуть ли не на уровне пола и рубанула его по щиколоткам, однако реакция Боба на этот выпад пришла одновременно с ним самим. Боб осознал, что находится в воздухе, он понимал, что отрываться от земли — большая ошибка, один из «трех запретов», нарушать которые нельзя ни в коем случае, однако в данной ситуации избежать этого было нельзя. Уклонившись от горизонтального удара, он при приземлении ткнул девочку в плечо, покрытое толстым слоем защиты, рядом с шеей, выполнив довольно вялый кесагири.

— Плохой удар, Свэггер. Но все же ты зарабатывать очко. Один — один.

Следующие две серии стремительных ударов были выполнены на гиперскорости. Бобу не удавалось отражать подряд больше трех ударов, а Суэко, напротив, лишь набирала скорость по мере того, как он двигался все медленнее. «Хай!» — и боккен с силой обрушивался на него, один раз по запястью, вынуждая его выронить синсу, другой раз по здоровому бедру — дерево по кости, больно, очень больно. О-ой, мамочка, боль была просто невыносимая.

Пот затуманил Бобу взор, и он заморгал, очищая глаза. Однако они снова заполнились влагой, лишая его остроты зрения.

Боб ощутил страх.

Он попробовал рассмеяться: «В меня стреляли десять тысяч раз, и шесть раз мне доставалось по полной, и вот сейчас я боюсь маленькую девчонку!»

Что сыграло свою роль — страх, смех или и то и другое вместе? Боб почувствовал, как по всему его телу начинает разливаться что-то необычное. Быть может, дело было в затуманенном взоре, быть может, в том, что в спорте называется «вторым дыханием», быть может, он наконец проникся мыслью, что все предыдущее не имеет значения, а есть только настоящее. Однако следующая ката Суэко словно заранее объявила о себе. Боб перехватил ее боккен в нижней трети лезвия, опуская его к полу, пришел в себя на мгновение раньше и полоснул ее синсой по груди — кесагири. Девочка ничего не почувствовала, защищенная толстой курткой, однако от опытного взгляда Досю ничего не укрылось.

— Хай! — торжествующе провозгласил Боб.

— Слишком поздно. Нужно наносить удар и кричать в один время. Смысл нет.

Неудачная попытка. Это поединок, это не война. Но каждый спортсмен знает, что нужно поскорее забывать про неудачную попытку. Когда Суэко снова бросилась вперед, Боб заранее почувствовал, что удар будет нанесен слева, поскольку все предыдущие разы она ударяла справа налево. За долю секунды до того, как девочка сделала замах, Боб сам нанес рубящий удар, возникший из ниоткуда, поскольку он о нем не думал, не готовил его. Удар получился сам собой, и он стал самым быстрым, самым лучшим ударом за весь сегодняшний день, а может быть, и за всю неделю. Боб выкрикнул «Хай!» в тот самый миг, когда кончик синсы как можно мягче и нежнее скользнул по левой стороне головы Суэко, натыкаясь на шлем.

— Убивать, Свэггер.

Отступив назад, Боб снова принял сеган-камаэ. И тут он понял, что было у Суэко такое, чего недоставало ему. Дело не в том, что она сильнее или проворнее. Просто она достигает максимальной сосредоточенности гораздо быстрее, чем он, и ее удары стремительно вытекают один из другого. Ему удается отразить первый, второй, может быть, третий, но к четвертому он уже теряет ритм и пропускает удар.

Однако ответ не в скорости.

Нельзя заставить себя двигаться быстрее, приказав: «Уф! Я должен!» Так ничего не добьешься.

Так где же ответ?

Маленькое чудовище переменило стойку. Суэко приняла ками-хасо, подняла боккен вверх и чуть наклонила его в сторону (так держит биту отбивающий в бейсболе), непрерывно вращая им, поскольку неподвижность означает смерть.

Девочка двинулась вперед, плавно приближаясь к Бобу, а он, уже очень уставший, понял, что потерял быстроту и, если нанесет удар первым, ему не хватит скорости — Суэко без труда заработает четвертое очко, после чего добьет его за считанные секунды, и все будет кончено.

«Так где же ответ?» — размышлял Боб, лихорадочно копаясь в запасе старых приемов и ничего не находя.

Проклятье!

Где же…

Он попытался прочесть ее глаза, но не смог разглядеть их в тени забрала, попытался прочесть движения ее меча, но увидел лишь мелькающее лезвие, попытался прочесть ее позу, но тело девочки оставалось непроницаемой тайной. Вот она перед ним — смерть, враг, все те, кто пытался с ним расправиться и потерпел неудачу, но сейчас они хлынули на него на волне адреналина и целеустремленности, внутренне уверенные в себе, сознающие, что ему не остается ничего другого, кроме…

«Луна отражается в холодном ручье, как в зеркале».

Мусаси произнес эти слова четыреста лет назад; почему они сейчас вдруг всплыли у Боба в памяти? В них не было никакого смысла тогда, нет никакого смысла сейчас и…

Внезапно Боб понял, в чем заключается ответ.

Какая разница между луной на небе и луной в воде?

Никакой.

Они слились воедино.

Нужно слиться воедино с врагом.

Нельзя его ненавидеть, ибо злость есть сентиментальность. Необходимо превратиться во врага. А когда ты станешь им, ты сможешь им повелевать.

Боб тоже опустился в ками-хассо, чувствуя, как его тело начинает подражать телу девочки, следить за каждым ее движением и словно впитывать их, и наконец ощутил, что он чувствует Суэко, понимает ее. Он наперед узнал, когда она собирается нанести удар, потому что почувствовал ту же самую нарастающую волну, и без участия сознания первым полоснул своим коротким мечом. Если бы лезвие было настоящим, оно отсекло бы девочке обе руки. Это сделал меч. Меч увидел шанс, меч нанес удар, и все это — в долю секунды.

— Удар, Свэггер. Три — три.

Казалось, Боб нашел волшебную дверь, ведущую в сознание девочки. Следующий его удар был еще более стремительным. Пробив блок, меч коснулся солнечного сплетения, так мягко, что Боб даже не смог вспомнить, как нанес удар, но все же он ощутил легкую дрожь расщепленной бамбуковой палки, выгнувшейся, чтобы поглотить энергию столкновения.

— Укол, Свэггер. Четыре — три.

Внезапно Суэко охватила злость. Чемпионы не должны проигрывать. Боб ее сломал, она ведь ребенок. Девочка бросилась вперед, объятая яростью, нанося удар сверху. Однако какой бы она ни была быстрой, Боб спокойно ждал приближения ее боккена, летящего к нему в безукоризненном синдзёкугири, чувствуя, что времени у него достаточно. Развернувшись, он снова без каких-либо усилий полоснул девочку под подбородком. Такой удар настоящим мечом, вероятно, снес бы ей голову с плеч.

— Матч закончен! — заорал Досю.

Отступив назад, Боб выпрямился и отвесил низкий поклон. Превратившись в Суэко, он ее любил. Превратившись в Суэко, он вместе с ней испытывал горечь поражения. Радости у него не было. Сейчас не время торжествовать. Боб был польщен тем, что ему выпала честь сражаться с таким мужественным и достойным противником.

Стряхнув с головы шлем, Суэко снова превратилась в ребенка: лицо, не тронутое морщинами, не сформировавшееся, хотя и покрытое каплями взрослого пота, гладкая кожа, проницательные черные глаза. Девочка ответила на поклон.

Она что-то сказала.

— Она говорит: «Гайдзин сражаться хорошо. Я чувствовать, как он учиться. Я чувствовать его сила и честь. Он есть достойный противник».

— Пожалуйста, передайте, что я очень тронут ее великодушием и восхищаюсь ее талантом. Для меня было большой честью учиться у нее.

Они снова поклонились друг другу, и девочка направилась к выходу. На полпути она, еще совсем ребенок, побежала, как школьница, которую отпустили с занятий.

— Что ж, получилось. Я кое-чему научился. Эта штука с луной. Я наконец понял, в чем ее смысл.