Ничего не говори. Северная Ирландия: Смута, закулисье, «голоса из могил» - Патрик Радден Киф

к историям о двух ирландских девушках, объявивших голодовку, так, будто речь шла не о ней самой, а о ком-то другом. Она не могла поверить, что говорят о ней. Тем не менее она понимала пропагандистскую ценность освещения ситуации в прессе. Она знала, что те письма, которые она пишет домой, тоже публикуются в газетах. Всю предыдущую жизнь она была одной из «дочек Альберта», а сейчас приобрела собственную славу. Она подшучивала по этому поводу над Альбертом, спрашивая Крисси в одном из писем, «нравится ли ему быть отцом «Долорс и Мариан».* * *

С момента взрывов прошел почти год, и сестер кормили принудительно, как вдруг дело приобрело странный оборот. В феврале 1974 года из музея в Хэмпстеде похитили картину XVII века, написанную Вермеером, на которой была изображена молодая девушка, играющая на узкой гитаре[58]. В «Таймс» пришло два письма, отпечатанных на машинке, в которых содержались требования вернуть Долорс и Мариан Прайс в Северную Ирландию и угроза, что если это не будет сделано, то полотно «сожгут в ночь на Святого Патрика самым ужасным образом». В качестве доказательства в одно из писем вложили обрывок холста Вермеера. По странному совпадению Долорс, отправляясь в Лондон двумя годами раньше, посетила «Кенвуд Хаус», где висели работы Вермеера, и останавливалась именно у этой картины. Крисси Прайс обратилась к похитителю (кем бы он ни был) с просьбой вернуть произведение искусства в целости и сохранности. Она заметила, что Долорс, «являясь студенткой факультета искусствоведения», лично просит сохранить картину.

Одним майским вечером на церковном дворе около Смитфилд Маркет в Лондоне появился подозрительный пакет. Он был завернут в газету и связан веревкой. В церковь Святого Варфоломея Великого прибыла группа офицеров. В атмосфере нарастающего напряжения пакет посчитали бомбой. Но нет, это была картина, которую вернули сразу же, как об этом попросила Долорс.

В то же самое время произошла и вторая кража, связанная с искусством и именем сестер Прайс. Из дома в графстве Виклоу, что в Ирландии, похитили коллекцию старых мастеров, стоящую миллионы фунтов. Среди пропавших произведений искусства числились работы Веласкеса, Вермеера, Рубенса, Гойи и Метсю[59]. И снова появилось письмо с требованием «немедленно» вернуть голодающих сестер «отбывать срок в Ирландию». Эти картины позже тоже нашлись.

Однажды июньским вечером пожилой английский граф, возвращаясь с женой домой в Типперери после официального ужина, вдруг увидел, что на подъездной дорожке скрываются в засаде несколько незнакомых мужчин. Один из них навел на графа пистолет, а другие поволокли жену прямо по гравию, и так все вместе проследовали к автомобилю; затем обоим супругам завязали глаза, и машина тронулась с места. Похищенным сообщили, что они взяты «в заложники по поводу дела сестер Прайс». Несколько дней пожилую пару держали в темной комнате под дулом пистолета, но в конечном итоге узники начали чувствовать симпатию к своим охранникам и воспринимать всю ситуацию как некое приключение. «Похитители были к нам очень добры», – вспоминал впоследствии граф и добавлял, что их хорошо кормили сытным ирландским завтраком, а на обед приносили стейки и котлеты. Супругов даже обеспечивали сводками по итогам скачек. А затем графа с женой отпустили из-за драматического поворота в деле.

* * *

В мае британское правительство приняло решение о приостановке принудительного кормления сестер Прайс. До определенного момента девушки стойко и достойно переносили процедуру. Они не хотели показывать и тени страха. Но затем они, похоже, дошли до точки: принудительное кормление наверняка несло как психологические, так и физические травмы, однако именно оно не давало им умереть. Итак, не желая дальше страдать от принудительного кормления, сестры решили изменить стратегию. Однажды они проявили «максимальное сопротивление», как отмечала Долорс в письме, «во время привычных унизительных сцен борьбы, удерживания на стуле, стальных зажимов и» – как в ее случае – «визга и крика». «Потому что, поверьте мне, – писала она, – стальные зажимы сильно травмируют десны». Это была битва. Сестры боролись так отчаянно, что доктора едва ли могли протолкнуть им трубки в желудок и при этом не нанести серьезную травму. Девушки сказали врачам, что они предоставляют им «почетное право убить» их, если что-то пойдет не так. После нескольких попыток невероятного сопротивления доктора просто остановились и отказались продолжать процедуру, поскольку это было слишком опасно. Клиническое, а не политическое решение привело к прекращению принудительного кормления.

Рою Дженкинсу пришлось объяснять изменения в политике, и он объявил, что после «неприятной работы» по искусственному кормлению в течение 167 дней доктора в «Брикстоне» отказались от процедуры, потому что «для нее нужно хотя бы минимальное сотрудничество со стороны сестер». Дженкинс переложил часть вины на Альберта и Крисси Прайс, которые вместо того, чтобы отговорить дочерей от «медленного самоубийства», «поощряли их поведение».

Долорс и Мариан испытывали тревогу. После прекращения принудительного кормления они практически сразу начали терять по одному фунту[60] в день. Взвешиваясь при возможности и контролируя свое состояние, Долорс учитывала каждый фунт. «Сейчас мы дошли до такого момента, что уже больше не испытываем голода и желания есть», – писала она другу. Она начала относиться к своему организму как к чему-то медицинскому и механическому. «Я сейчас сама себе инструмент, – размышляла она. – Я также и ремесленник, владеющий этим инструментом. Я вырезаю сама по себе».

В «Брикстоне» говорили, что там есть место под названием «последняя палата». Для Долорс это всегда звучало зловеще, но, когда их с Мариан в конце концов перевели в это помещение, они очень обрадовались. Сестры теперь жили не в отдельных камерах, а в одной комнате. Туалет находился рядом, поэтому, когда они хотели писать (а сейчас их тела вырабатывали больше мочи), им не нужно было пользовать тюремным горшком. «Мы почти в раю!» – шутила Долорс. Здесь было зеркало, и она разглядывала себя: смотрела, как ночная рубашка болтается на скелетоподобном теле; ей казалось, что она похожа на привидение прежнего узника, бродящего в этом крыле здания.

Согласно оценке одного из врачей, наблюдающих за девушками, в этот момент сестры Прайс «жили