Репетитор для оторвы - Юлия Оайдер

ты не нервничала, и все было хорошо, просто представь, что никого в зале нет… Никого, кроме Славы и мамы. Только они, ты выступаешь для этих людей, рядом с которыми твое сердце пылает.

Соберись!

Ты лучшая. Ты все сможешь!

Выстраиваемся к выходу и ждем, пока нас объявят. Я закрываю глаза и пытаюсь дышать ровнее. Нервно поправляю костюм, хоть и знаю, что он сидит на мне идеально, потому что его шила моя мама.

Ты лучшая. Ты все сможешь!

Вспоминаю про скейт в руках и в сотый раз проверяю крепления и колеса, я так боюсь упустить какую-то мелочь…

– Не психуй, выдохни, – равняется со мной Флай и пихает плечом. – Что бы ни случилось – я поймаю.

– Я знаю, – нервно киваю я.

Звонкий голос Таисии оповещает зал о нашем выходе, занавес поднимается, и включается громкая музыка. Мы выходим к публике, и я буквально глохну и слепну от лишнего шума, от яркого света, к которому еще не успел привыкнуть взгляд. Ставлю скейт у своей позиции возле передвижного халф-пайпа, созданного специально для нашего номера, и натягиваю на лицо широкую «цирковую» улыбку, вместе со всеми делаю круг по манежу и раскидываю руки в стороны, как меня учила Таисия.

Аплодисменты по-настоящему глушат, но я вижу маму и Славу, как она и говорила – прямо напротив нашего выхода. Их лица, пусть и едва различимые в общей массе из-за манежного освещения, вселяют в меня уверенность, и мы начинаем наш номер.

Роллеры танцуют под музыку, я же пока катаюсь по кругу, избегая главной махины посреди манежа, продолжая улыбаться и показывать минимум из того, что я умею делать на автоматизме. Флай и Женя уже взмыли вверх и начинают раскачку, демонстрируют несколько своих опасно красивых поддержек на качелях. Сейчас, когда парень вернет девушку на ее «качель» и ее поднимут чуть выше, а его ниже, на уровень моего прыжка, я должна буду выйти в центр. Роллеры продолжат отыгрывать свое шоу на грани клоунады, а я буду раскачиваться на рампе и готовиться к ответственному прыжку.

Пора? Да, черт возьми, уже пора…

Стараюсь не думать о полном зале людей, не сводящих с меня глаз, и начинаю раскачку. Параллельно со мной наверху начинает набирать амплитуду Флай: его задача – уловить мое движение и двигаться навстречу. Прокат – взлет, прокат – снова взлет, и меня уже начинает выносить за пределы, а это значит, что скоро все произойдет. Захватываю с балкончика рампы нашу «жмякалку» с магнезией, чтобы не скользили руки, подбрасываю ее Флаю, и он ловит.

Он раз от раза наверху двигается по уже отлаженной траектории, и я цепляюсь за его взгляд – он готов.

Взлет, поворот, скоростной спуск и… Прыжок! Оставив скейт на манеже, я прыгаю, попадая в цепкие руки Флая. Напрягаю все тело и ноги, чтобы все выглядело красиво, а не как «макаронина под куполом», как назвала меня однажды Таисия. Флай раскачивает меня и, получив мое короткое «готова» одними губами, отпускает, придавая мне импульс для сальто. Я идеально приземляюсь на скейтборд, который держат внизу две роллерши, и наш трюк замыкается в кольцо. Я снова разгоняюсь, снова спускаюсь и снова готовлюсь взмыть вверх.

Но самое главное, то, что я слышу, – это чистый восторг! Им понравилось, они восторженно свистят, ахают, хлопают в ладоши! Волнение уходит на второй план, и я понимаю, что нашла баланс.

Баланс с собой. Баланс с манежем.

За весь номер мы должны проделать наш трюк три раза, и я уже смело иду на второй и третий заход. Взлет, поворот, скоростной спуск, прыжок – сальто, приземление и овации!

Я хочу это слышать снова и снова!

Но номер подходит к концу, и нам традиционно нужно сделать обкат по кругу, позаигрывать с публикой, не показывая усталость. Я катаюсь, улыбаюсь и на каждом из секторов останавливаюсь, чтобы сделать сальто назад с бортика на скейт.

Теперь я отчетливо вижу лица людей и подпитываюсь их реакциями, словно аккумулятор от розетки. Пожилые, взрослые или дети – неважно, потому что они все улыбаются и пребывают в полнейшем восторге.

Когда я останавливаюсь напротив главного сектора, я вижу Райского: на его лице волнение, но искренняя радостная улыбка разбавляет его, превращая для меня в ничто. Я вижу маму: на ее лице растерянность и гордость, она явно не ожидала от меня того, что я ей показала.

Я лучшая. Я все смогла.

Ставлю скейтборд и делаю шаг на бортик, раскидываю руки и улыбаюсь людям, стараясь на каждом зрителе остановить взгляд хотя бы на секунду. Начинаю готовиться к прыжку на сальто, и в последний момент мой взгляд цепляется за лицо человека, которого здесь быть не должно… Меня простреливает лютым ужасом, но уже слишком поздно, чтобы остановиться.

В прыжке назад я едва успеваю захватить ноги, но из-за заминки колени расходятся и баланс теряется. Мне не хватает совсем чуть-чуть, и я падаю, лишь только успев перевернуться, не дотянув каких-то сорок пять градусов.

Болью обжигает левую руку и плечо, на которые я фактически приземляюсь всем весом. В голове туман, во рту привкус крови, кажется, что я немного стукнулась то ли о борт, то ли о скейт или банально прикусила язык… По трибунам разносится испуганный вздох, именно он отрезвляет меня, и я, превозмогая боль, встаю на ноги и продолжаю улыбаться. Делаю вид, что все хорошо. Поднимаю правую руку, машу публике и переминаюсь с ноги на ногу, ощущая боль еще и в колене.

Я должна красиво закончить номер, вот и все. Соберись, Мия!

Я лучшая. Я все смогу!

Глаза застилают слезы, и я не вижу ничего отчетливого, лишь пелену и силуэты. Последний поклон, и наша команда уходит за кулисы.

– Что случилось?

– Ты как?

– Где болит?

На меня обрушивается просто шквал вопросов, а я только и могу, что замереть на месте, глядя на смазанные лица. Меня отводят в гримерку, сажают на стул, я слышу голос Флая, который пытается до меня достучаться, а в мыслях лишь одно: Ярик следит за мной, он все еще следит.

Был ли рядом с ним отец? Не помню, кажется, что нет. Видел ли он маму на трибунах? Не знаю…

– Мия! – вздрагиваю, услышав голос мамы. – Что случилось, что с тобой?! Ты меня слышишь?!

– Слышу, – выдавливаю из себя ответ.

Фокусирую взгляд на маме и тянусь к ней, чтобы обнять, но резкая боль в левой руке пронзает нервные окончания. Мне очень больно двигать этой рукой, и мысль, что