Антропология власти. Юлия Тимошенко - Тамара Гузенкова

Юлия Тимошенко почти полностью заняла собой мифологическое пространство. Её «благодатная и преображающая мир» деятельность распространяется на всё, что можно назвать Украиной. И если даже олимпийские боги имели свои специфические обязанности и определенные зоны ответственности, то Тимошенко стремится отвечать за все и даже бросить вызов истории — исправить собственной рукой её «страшные ошибки».

Из интервью Юлии Тимошенко.

«Люди часто не представляют себе, как много значит их голос и их решение. Ведь в случае ошибки выбора они предают не политиков, а самих себя.

К сожалению, наша отечественная история с завидным постоянством демонстрирует незыблемость действия этого трагического правила. Начиная с XV века, с борьбы за независимость 1648-1654 годов, народ Украины, введенный в заблуждение властной элитой, действовавшей в сугубо личных интересах, выбирал такие, с позволения сказать, пути развития, которые на столетия обрекали нацию на прозябание, то и дело ставя вопрос о самом её существовании. Как бы это страшно ни звучало, но, по сути, мы сами себе выбирали разруху, голодомор, геноцид и коллективизацию со всеми страшными последствиями.

Именно поэтому я хочу, чтобы мы больше не повторяли таких фатальных ошибок. Необходимо, чтобы люди знали, что они голосуют не за Тимошенко, Мороза или Ющенко, а за здоровую, реальную альтернативу своей сегодняшней безрадостной и тяжелой жизни. Голосуют за себя и за свое будущее. Мы вместе в состоянии обеспечить достойную конкуренцию власти, победить на выборах, сформировать новую Верховную Раду, дать нации нового президента, сформировать новое правительство, привести к власти людей, которые смогут, наконец, сделать Украину подлинно европейским государством...

Я считаю, что Украина сейчас переживает переломный период своей истории, когда уже достаточно всего разрушено и утрачено, но всё-таки еще не поздно исправить ситуацию. Еще не поздно! И каждый шаг политиков, определяющих ситуацию в стране, превращается в судьбоносный, исторический поступок. В такой ситуации политик сродни нейрохирургу, который движением скальпеля может вернуть или отнять человеческую жизнь»[291].

Миф о Голгофе. Согласно канонам мифологического жанра героя ожидают тяжкие испытания. Именно преодолевая непреодолимые для обыкновенного человека препятствия, мифологический персонаж и становится истинным победителем и приобретает ореол героя. Поводом для конструирования такого мифа стало полуторамесячное заключение Тимошенко в Лукьяновском СИЗО в феврале—марте 2001 года по обвинению в даче взятки бывшему премьер-министру Павлу Лазаренко, в контрабанде газа, а также в уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах.

Из интервью Юлии Тимошенко.

«Я была готова к тюрьме и всегда возила с собой сумку с вещами для тюрьмы, на всякий случай...и не была застигнута врасплох. Но к этому ощущению невозможно привыкнуть. Что-то в жизни появляется, что никуда потом уже не денется, останется с тобой.

...Становится страшно мгновенно. Как только предъявляют постановление об аресте, когда сажают в машину, когда вокруг много больших мужчин из ОМОНа — с ледяными глазами... Когда начинают брать отпечатки пальцев и захватывают краской так помногу, что они превращаются в отпечатки чуть ли не половины тела...

— Потом Вы заходите в камеру...

— Я захожу в камеру, и дверь за мной захлопывается, и тут же гаснет свет. Я даже шагу не успеваю ступить. И что делать? Хочется сразу заколотить в дверь обеими руками, закричать им, чтобы включили свет.

— Тут они и поймут, что с вами можно иметь дело.

— Да, мне тоже потом это объясняли. Это такой тест. Но я не стала колотить, села на сумку, с которой пришла, и просидела так полчаса, пока они не включили свет. На самом деле я просто шаг боялась ступить, потому что, когда входила, не успела даже рассмотреть эту камеру.

— А когда рассмотрели?

— Она, конечно, маленькая... В этой камере, как мне рассказывали, содержали раньше политических заключенных. Очень грязная. Я сразу попросила своего адвоката принести мне резиновые перчатки и тряпку и отдраила полы и стены и особенно отхожее место. Иначе я бы там не смогла быть.

— Вы привыкли?

— Как привыкнуть? Я пыталась. Но то, что связано непосредственно с пребыванием в самой камере... Когда в камере все открыто, вы же понимаете?.. Все потребности человека на виду. Двери с огромными глазками, в которые можно видеть все и всегда.

— В конце концов, это же тюрьма. Не Вы же устанавливаете правила.

— Почему? Я в конце концов заткнула этот глазок полотенцем. Тапком вбила полотенце в щели между глазком и дверью и сказала, что если они уберут полотенце, то я объявлю голодовку. Они оставили.

— Это была победа?

— Одна из главных в моей жизни.

— Сами Вы не собираетесь никуда уезжать. Сдали два своих паспорта в Генпрокуратуру. Что Вы хотите продемонстрировать? Готовность еще раз сесть в тюрьму?

— Это демонстрация того, что Леонид Данилович Кучма и его окружение от меня не избавятся. Если они надеются, что я куда-нибудь выеду, и создают мне все время возможности для этого, хочу, чтобы они лишний раз не утруждали себя.

...Мне нечего, некуда и незачем бежать. Тем более от такой власти, от такого режима»[292].

Этот рассказ был нужен для того, чтобы никто не смог ни на минуту усомниться в исключительных качествах героини. Юлия Тимошенко позаботилась, чтобы эти уже препарированные и соответствующим образом осмысленные факты стали достоянием широкой общественности. Очень скоро они были положены в основу различных мифологических построений, в которых по контрасту фигурировал то морально сломленный во время ареста Берия (в отличие от хрупкой, но такой неустрашимой Юлии)[293], то перепуганный Кучма. «Она геройски томилась в тюрьме, а Кучма, загнанный в угол «кассетным скандалом», тосковал на воле»[294]. Это наделяло ес в глазах сторонников дополнительным правом управлять большими группами людей, передавать им свою железную волю, заставляло верить в неё, легитимизировало её оппозиционную борьбу.

Героико-романтический миф о Юлии Тимошенко получил также и поэтическое воплощение: о ней пишут стихи и лирические песни. Иногда в них, как, например, в «Песне о Юлии Тимошенко»[295] (музыка и слова «народные»), без труда угадываются приемы и мотивы гимнов вождям:

Святыми словами женского родаНам стали «страна», «свобода», «земля».Ты — гордость и совесть всего народа,Удивляют мужество и мудрость твоя.

С тобою — надежда на счастье, на долю,На мир в Украине, согласие в ней.И держишь ты в нежных женских ладоняхСердца украинцев — дочерей и сыновей.

Припев: Юлия, в сердце твое имя.Юлия, с нами судьба твоя.Через годы, лета наша мечтаБудет, как светоч, пылать она.

Гордиться может народ УкраиныДочерью своей и славным именем её.Ты, Юлия, всех нас собрала воедино,И стали мы вместе единой семьей.

Мы дружно преодолеем все преграды,Встанем под знамя с именем твоимИ исполним мы все надежды народа:Живи, Украина, наш край и наш дом!

Припев.

Миф о «чужих». Для политического мифа в целом характерны также сюжеты, сродни легенде об Армагеддоне. Они характеризуют разрушительную силу Зла, которое концентрируется в образе политического оппонента. Обвинение противника во всех смертных грехах — удобный и проверенный прием. Если удается убедить избирателей в том, что победа конкурента грозит стране неминуемым «концом света», то его поражение неминуемо. Повышение предвыборных рейтингов правых политиков в постсоветских странах в 90-е годы за счет откровенной демонизации в СМИ кандидатов левых сил — хрестоматийный тому пример. И чем страшнее картины разрушений и горя, якобы посеянных врагом, тем слаще и ценнее победа главного героя, тем громче его слава.

В мифологическом повествовании о Юлии Тимошенко история о надвигающейся катастрофе и грозящем конце независимости Украины относятся к числу наиболее эмоционально прочувствованных и художественно выписанных сюжетов. Весь мир «чужих» с их помыслами и деяниями олицетворяет исчадие Зла, способное утянуть на дно остальных. Впервые монументально-эпическая картина катастрофы была представлена Тимошенко в ноябре 1998 года во время обсуждения проекта госбюджета на 1999 год. В качестве главы Комитета по вопросам бюджета она защищала парламентский вариант документа и критиковала правительственный. Эта, казалось бы, сугубо техническая ежегодная процедура была использована для самых широких политических обобщений и гиперболизированных образов.